Левон родился в селе Кучак. По рассказу Офелии Сагателян, село
того времени было отсталой маленькой деревушкой. Советская власть застала врасплох ее жителей. Большевистский пыл наивных крестьян был в первую очередь направлен против священнослужителей, и конкретно против старосты села, священника Мкртича[583] <…> Он так и не пошел на поводу толпы и не снял рясы священнослужителя, предпочел добровольно уйти из жизни. Материального наследства священник не оставил. Мельница и пшеничное поле были конфискованы новоявленной Советской властью. Однако оставленное наследство было гораздо значительней. Его усилиями трое сыновей получили блестящее образование.
Далее Офелия пишет:
Брат моего деда — Ованес Сагателян — был одним из ярких представителей армянского народа. Получил он свое первоначальное образование в Ереванской мужской гимназии. Затем продолжил свое образование на юридическом факультете Московского университета, по окончании которого преподавал в той же Эчмиадзинской духовной академии, где по прошествии лет будет учиться его племянник Левон Сагателян. Великий Комитас, который преподавал Левону Сагателяну, был учеником Ованеса Сагателяна. В Академии Ованес Сагателян вел курс русского языка, литературы и истории. Католикос всех армян Хримян Айрик (как его называли в народе[584]) поощрял и наставлял Ованеса в его социальной и политической деятельности, активно участвуя в его становлении. <…> Это с его помощью в 1905 году была приостановлена резня армян в Баку. Тогда ему удалось с помощью Манташева[585] добиться аудиенции у Николая II, где <…> он изложил царю вопиющие факты резни армян в Баку турецкими янычарами. В то время он работал юридическим консультантом у известного всем нефтяного магната Манташева. <…> Он избирался депутатом в первую, вторую и третью Думы. <…> Боролся против нарушения национальных прав своего народа, участвовал в решении аграрных вопросов в Армении. С его помощью был приостановлен голод в селах Армении, доставлялось зерно в голодающие районы. Благодаря личным отношениям с генералитетом русской армии и дружбе с генералом Андраником[586], ему удалось доставить армянской армии в Сардарапате военное снаряжение и амуницию[587]. Будучи военным министром при правительстве Деникина в Краснодаре, Сагателян выполнял миссию доброй воли для армянского народа на русской земле. Я хорошо помню этого удивительного человека с представительной внешностью, вернувшегося на родину из эмиграции в Вене и жившего у нас дома. Он писал историю аграрной партии. У него не было своей семьи, детей, и мой отец смолоду был для него сыном. Так до конца жизни наша семья была ему родной[588].
3. «Профессор Лисицян»
В комментарии к последнему изданию один из нас высказал предположение, что «профессор Лисицян», названный в одной из дневниковых записей Мандельштама, — это Степан Данилович Лисициан (1865–1947) и что к нему же относится еще одна запись на обороте черновика «Не развалины — нет! — но порубка могучего циркульного леса…». Процитируем обе записи.
Лисицян — профессор, гадающий на шорохе листвы, поляк.
Есть профессора гадающие на настое и поклоняющиеся дьяволу <.> Чутко прислушивающийся к священному шопоту […..][589].
В этих записях в шуточном роде обыгрываются, как мы показываем ниже, предметы ученых занятий Лисициана.
Хотя звание профессора Лисициан получил только в 1941 году, его научные достижения (труды по физической географии, истории, материальной культуре и археологии Армении, в области филологии и педагогики), а также занимаемые к 1930 году должности (заведующий этнографическим отделом Государственного исторического музея Армении, ныне его имени; основатель и первый председатель Армянского географического общества) вполне соответствуют этому званию. Он окончил историко-филологический факультет Варшавского университета в 1889 году; в совершенстве знал польский язык и в 1898-м перевел на армянский язык роман Г. Сенкевича «Quo vadis?»[590]. Связи с Польшей сохранял долго: его сын Левон был помощником Й. Стржиговского в работе над книгой «Архитектура армян и Европа» (Вена, 1918). Эти биографические детали и обыгрывает в шуточном роде характеристика Мандельштама в вышеприведенной записи: «поляк».
Научную деятельность С. Д. Лисициан успешно сочетал с литературоведением: он выступил автором работ об армянских (Ов. Туманян, Гр. Ардруни, Л. Шант) и русских (Пушкин, Грибоедов, Горький) писателях; поддерживал знакомство с литераторами и поэтами[591]. Это должно было обусловить его встречный интерес к О. Мандельштаму при знакомстве. Хотя о состоявшемся знакомстве в семейных преданиях и архиве С. Д. Лисициана[592] сведений нет, считаем вероятным, что оно могло произойти там, где поэт, несомненно, бывал — в Историческом музее, по месту служебной деятельности Лисициана.
Обе записи Мандельштама о Лисициане обыгрывают мотив гадания. В беседе с поэтом Лисициан, вероятно, говорил о древних, дохристианских верованиях в истории армян — гадание было частью повседневного быта древнего мира. В частности, «гадающий на шорохе листвы» в приведенной выше дневниковой записи имеет параллель в «Истории Армении» Мовсеса Хоренаци, в рассказе о легендарном Анушаване Сосанвере:
Ибо он был, согласно обрядам, посвящен платанам Араманеака, что в Армавире; шелест и направление движения их листвы при слабом или сильном дуновении воздуха долгое время служили предметом гадания в стране Хайкидов.
4. «Алагёз»
Последняя глава «Путешествия в Армению» построена на впечатлениях поэта от экскурсии на Арагац (в то время употребительным было тюркское название — Алагёз).
Четырехглавая гора Арагац (4090 м. над уровнем моря) — один из главных объектов туристического интереса в Армении. На ее склонах находятся многочисленные горные озера, реки с водопадами, леса, обширные луга, где летом в те времена пасли скот до 20 000 местных жителей. Арагац был местом обитания людей с глубокой древности, и здесь во множестве сохранились мегалитические сооружения — вишапы[594], а также древние наскальные надписи.
Можно уверенно предполагать, что экскурсия была коллективной: по «Путешествию…» известно, что ею руководили проводники, а нанимать проводника в одиночку — дело довольно накладное. Также ясно, что жена поэта в экскурсии участия не принимала: поездка была верховой, и данное обстоятельство могло послужить причиной ее пассивности; в своих воспоминаниях она ни словом о ней не упоминает.
Экскурсионное движение активно развивалось в Армении с 1927 года, а в 1930-м в республике уже было создано Общество пролетарского туризма и экскурсий. Экскурсии на Арагац начинались всегда на склоне южной вершины и шли в то время по одному из двух маршрутов. Первый маршрут — от села Арагац и вдоль русла реки Гехарот к ее истокам — описан в книге уже названного нами С. Д. Лисициана «Экскурсии в пределах Армении» (Ереван, 1927; на армян, яз.[595]). Второй маршрут, по которому шел Мандельштам, начинался от села Бюракан. Здесь группа, как сказано в «Путешествии…», взяла лошадей и запаслась провизией (экскурсия двух- или трехдневная[596] — в обе стороны предстояло покрыть более 50 км). В селе Мандельштам купил сувенир — глиняную солонку в виде «бабы в фижмах или роброне, с кошачьей головкой и большим круглым ртом на самой середине робы, куда свободно залезает пятерня»[597].
