– Как ты вышел из здания незамеченным?
– Через «подземку», – сказал Петр, – как он и велел. Он мне назвал код замка: девять-семь-девять-семь-шесть-один-ноль-один. Показал, где нужно было нажимать, и со стороны подземного хода, и со стороны квартиры. Со стороны хода нужно…
– Ладно, такие подробности опускаем… Дальше.
– Ну вот… Я без проблем выбрался из квартиры, поймал тачку и поехал на стоянку. Чавэлы машину отдали без вопросов, как и было оговорено с Бацой. Ну, сначала я немного поплутал – ведь не знаю города совершенно, карту купил, да и Фомич рисовал планы, но это на бумаге все красиво, а на натуре не сразу и поймешь… Поплутал, короче. Один раз чуть гаишники не тормознули. Потом пошло полегче, нашел дворик, заехал туда и встал. Стою, курю… Мотор заглушен, как и наказывали. И тут, без всяких преамбул, сзади ка-ак звезданут по башке… Над ухом…
– Над которым?
– Справа.
– Покажи-ка…
– Эй! – Петр непритворно взвыл. – Что ж ты руками лезешь? И так больно…
– Ладно, ладно, я осторожненько…
– Руками, говорю, не трогай, м-мать!
– Ладно… – пробормотал Пашка, осматривая его голову.
В этом плане все было в порядке. Петр сам себя шарахнул как следует куском резины перед тем, как получить легонький душ из газового баллона – вскользь, но сильно, чтобы и желвак вспух моментально, и кожу малость содрало…
– Точно… подсохло уже, не бойся. – Пашка выскочил в соседнюю комнату и вернулся с автомобильной аптечкой. – Не дергай башкой, я сейчас йодом помажу…
Почему-то именно эта родственная забота – надо же, рвется йодом смазать будущего покойника, самим же и записанного в трупы! – взъярила Петра больше всего, но он сдержался, конечно. Его легонькое шипенье сквозь зубы легко мотивировалось жжением от йода.
– Порядок, – сказал Пашка, – пустяки, только кожа содрана…
– Ну вот… А потом меня обдали какой-то гадостью типа «черемухи». Сам представляешь состояньице. Даже не знаю, сколько я там валялся, думал, наизнанку вывернет. Пиджак я кое-как отчистил, да все равно, сам видишь – полдвора им вытер, пока корячился…
– И тот уехал в «уазике»?
– Пашенька, ты удивительно догадлив, – сказал Петр с горькой иронией. – Ключи он у меня, я теперь анализирую, выхватил первым делом. Прыгнул в машину и дал по газам. Главное, я рожи не видел, не знаю даже, один был или несколько. Что ж ты так лопухнулся… Я виноват, конечно, но и ты хорош… Хоть бы Фомича со мной отправил или кого-то из охраны…
– Та-ак… – тихо произнес Пашка. – Сюрпризы…
Из-за бинтов Петр, разумеется, не мог видеть его лица – но глаза источали холодную, лютую ненависть, не сулившую ничего хорошего бедолаге Фомичу, ни сном ни духом ни о чем не подозревавшему, ни в чем таком не замешанному…
Пашка глянул на часы. Казалось, заторопился:
– Да, огорчил ты меня…
– Да виноват я, конечно, – сказал Петр с видом искреннего раскаяния. – Но и ты, братан, хорош. Как вообще такое могло вдруг случиться?
– Цепочка, – сказал Пашка, – точнее, слабое звено в таковой. Кто-то из участников оказался сукою, и очень скоро мы его вычислим… Да ладно, – великодушно похлопал он Петра по плечу. – Вовсе ты не виноват. Никто и предвидеть не мог. Среди тех, кого считаешь самыми надежными, всегда паршивая овца отыщется…
И снова покосился на часы, стараясь проделать это понезаметнее. Петр, чьи чувства были обострены, как у шажками плетущегося по минному полю сапера, подумал, что, похоже, понимает причины этой суетливости, вдруг обуявшей братца. Уж не Елагин ли должен вскорости подойти? Трудновато было бы объяснить, почему Митя, на коего Пашка вроде бы обязан рассердиться и какое-то время подержать вдали от дел, преспокойно шляется по явочным квартирам «мирного грека» с видом посвященного во многие секреты…
– Я у тебя посижу немного? – простецким тоном заявил Петр. – От всех переживаний ноги не ходят…
– Да видишь ли… Короче, Петруччио, ко мне сейчас должны прийти, негоже вам сталкиваться… На ногах-то держишься? И деньги есть? Отлично… Хватай тачку и возвращайся на фирму. Дорогу знаешь, «подземкой» без хлопот пройдешь.
– А Фомичу что сказать?
– Фомичу? Фомичу ничего не говори. Понял? Ни словечка. Кивни с многозначительным видом – и не вступай в разговоры. Запрись в кабинете, чтобы не влез, Жанку, что ли, разложи… Я с ним сам обкручу… возникшие сложности. – Он глянул на часы. – Петя…
– Да бегу, бегу, – сказал Петр. – Значит, я ни при чем? Вообще-то из моего миллиона, раз такое дело, можешь отстегнуть половину за промашку…
– Ладно, ладно, не твоя это промашка, – успокоил Пашка, чуть ли не подталкивая его к двери. – Ничего я с тебя не буду состегивать, не виноват ты ни в чем… Фомичу – ни слова, понял?
Оказавшись на улице, Петр и не подумал искать машину. Окна хазы во двор не выходили, так что задача облегчалась… После недолгих озираний он нашел подходящее местечко в зарослях давно одичавшей сирени (явно высаженной некогда в виде геометрических фигур), откуда прекрасно просматривался подъезд.
Буквально через пару минут у подъезда плавно притормозил синий «крузер», и из него браво выпрыгнул Митенька Елагин собственной персоной. Вошел в дом, на ходу подняв над правым плечом руку с брелоком – включил сигнализацию с шиком, не глядя.
Делать здесь больше было нечего. Петр, не-
хорошо усмехнувшись, обошел дебри сирени и направился ловить тачку. Кажется, все прошло гладко…
Как легко догадаться, Фомич не передавал ему никаких поручений от Пашки. Просто-напросто Петр (и в самом деле покинув здание «Дюрандаля» через подземный ход) преспокойно забрал «уазик» со стоянки и перегнал на другую, километрах в двух, мельком виденную им из окна «мерса». Ну, а потом, созвонившись с Наденькой, отправился на угол Кутеванова и Западной…
Проглотят как миленькие, что Елагин, что Пашка, классическая ситуация дележа клада, неисчислимое множество раз описанная в приключенческих романах, когда каждому мерещится, что остальные вот-вот его прирежут (что, между прочим, порой недалеко от истины). Когда все смотрят друг на друга волками, держа украдкой руки на пистолетах и ножах, когда запах золота дурманит беспутные головы и достаточно легонького толчка, чтобы все обрушилось в кровавую неразбериху…
Проглотят. И примутся за Фомича. Каковой еще не менее часа просидит в областной администрации, так что у Петра будет достаточно времени, чтобы упасть на хвост. Не любит Фомич отчего-то таскать с собой мобильник, Пашка будет ему названивать в «Дюрандаль», а такие звонки отследить нетрудно. Фомич сегодня в том самом костюме, с микрофончиком, так что все должно пройти гладко.
Пусть перецапаются, и качественно. Внести разлад в ряды противника на столь важном этапе – уже кое-что. Жаль, не нашлось «крючка» на Елагина… или подумать и над этим на досуге? Нет, похоже, поздненько. Ладно, хватит и одного Фомича. Что характерно, никакой к нему жалости – а ведь ремни из спины резать начнут, декаденты…
– Павел Иваныч, что случилось? – вытаращила глазенки Жанна, когда он вошел в приемную.
– Полез доставать папку с верхней полки, тут стул и подломился, – безмятежно сказал Петр. – Пылищи там горы, извазюкался весь… Почисть пиджак, ладно?
– Конечно. Павел Иваныч, а как бы хоть одним глазком глянуть на этот спецотдел загадочный? Столько про него сплетничают…
– А ты не слышала, что случилось с супругой Синей Бороды, когда она одним глазком глянула в запретную комнату?
– Не-ет… Это что, из Стивена Кинга?
– Почти, – сказал Петр. – Почисть пиджак, лапа, а я пока бумаги посмотрю. Никого не принимаю, и Фомича в том числе, ясно?
Глава четвертая
Суета вокруг Боливара
Вскоре ему пришло в голову, что диспозиция, пожалуй что, не вполне продумана. Следовало заранее обеспечить себе полную свободу маневра – возможны неожиданности… И он, сообщив Жанне, что собирается с часок посекретничать с Земцовым, перебрался в «спецотдел». Включил транзистор. Судя по шумам, обычным городским, прерывавшимся краткими репликами, Фомич в данный момент передвигался в автомобиле, демократически общаясь с шофером. Где они находятся, понять из ленивой беседы было решительно невозможно, но уже через пару минут смолк мотор, хлопнула дверца, застучали шаги по ступенькам. И вдруг, совершенно неожиданно – энергичный молодой голос:
