– Не было никакого акта. Камешек…

– Ну что ж, желаю здравствовать… – Даша вылезла из машины и, не оглядываясь, решительным шагом направилась к своей «шестерке».

Петр угрюмо смотрел ей вслед, пока машина не отъехала. Земцов тем временем разговаривал о чем-то с парнями из подъехавшей наконец третьей машины. Вскоре он вернулся, с безразличным видом спросил:

– Может быть, домой?

– Конечно, – сказал Петр, – впрочем… Не хочу, чтобы жена знала. Можете вы в сжатые сроки поменять стекло?

– Ну, завтра утречком сделаем… – Земцов уселся рядом, кивнул шоферу. Кортеж двинулся к городу. – К открытию отгоним машину в салон, у них, по-моему, есть стекла… Хорошо еще, что эта история не попадет в газеты.

– А рыжая не может…

– Вряд ли. Не станет. Она стервенеет и забывает о честной игре только в двух случаях: когда на нее пытаются наезжать и когда трогают ее друзей. Вот тогда – тушите свет и пишите письма. А сейчас… Вы ее рассердили, конечно, но она к этому относится философски… Так вот. Ребята нашли на третьем этаже брошенный автомат с оптикой. Трогать его, естественно, не стали, оставили на том же месте, только посмотрели рожок. Пустой. У него был один-единственный патрон. Автомат, неплохая оптика – и один патрон… Чушь какая-то.

– Может, он, и вправду, сумасшедший?

– Вам лучше знать… – не глядя на него, протянул Земцов.

Петр с превеликим трудом удержался, чтобы не рявкнуть что-то оскорбительное. Не стоит портить отношения, отдадимся на волю волн, потому что ничего другого не остается…

– Да, я совсем забыл… – спохватился Земцов. – Из-за всех этих плясок… Вот, готов анализ, – он протянул Петру тощий заклеенный конверт. – За точность ручаются.

Петр спрятал конверт в карман, чтобы ознакомиться на досуге. Подумав, спросил небрежно:

– Что вы знаете о журналисте Олеге Аксентьеве?

– Пожалуй, то же, что и все.

– Расскажите, – непреклонным тоном приказал Петр, – представьте, что меня совершенно вышибло из памяти. И я ничего не помню. Считайте это моей причудой. Она не столь уж обременительна, сдается мне? Валяйте, Андропыч…

– Хозяин – барин… Олег Аксентьев работал в «Криминальных новостях». Работал главным образом независимо, если и продавался, то по мелочам – в целях облегчения себе работы. Скорее, услуги из разряда «ты мне – я тебе». С определенного времени, а точнее полгода спустя после губернаторских выборов, всерьез принялся копать под старую администрацию. Злоупотребления с северным завозом, в строительстве, по драгметаллам. Успел опубликовать парочку статей. Потом внезапно замолчал. Иные утверждали, что кто-то из заинтересованных лиц сумел-таки с ним договориться, но точной информации на этот счет нет. Однако точно известно, что он резко перестал копать и около полугода совершенно не занимался прежней «дичью». Честно говоря, лично я верю, что никто его не заказывал. Что это все-таки примитивная бытовуха – шпана, вечер, ограбление, кирпичом по голове… Все ведь указывало на то, что он прекратил копать. Совсем. Зачем его при таком раскладе убивать? Нелогично и нерационально… Что вы еще хотите освежить в памяти?

– Да ничего, – сказал Петр спокойно. – Я же сказал – причуда…

… Едва оказавшись дома, он прошел в кабинет и разорвал конверт, еще садясь за стол. Там лежал один-единственный листок бумаги с «шапкой» почтенного научного учреждения, печатью и тремя подписями.

Так-то. Господа обнищавшие ученые, прельщенные солидным гонораром, прямо-таки в молниеносном темпе провели анализ нитей, осторожненько выдернутых им со всех трех принесенных Марушкиным холстов. И оказалось, что прошлый опыт Петра не подвел.

Возраст одного из холстов – от трехсот пятидесяти лет до четырехсот. Возраст двух других – от девяноста до ста лет. Покойный Панкратов, конечно, когда-то был молод и нищ… неужели настолько, что по бедности употреблял в дело холсты столетней и даже четырехсотлетней давности?

Он поджег листок, от листка – конверт. Долго смотрел, как то и другое догорает в массивной пепельнице.

Страшно было додумать до конца.

Ни одна сволочь на него не покусилась с утра – ни при выходе из дома, ни при въезде машин в ворота заднего двора. Поневоле хотелось верить, что это развлекается какой-то псих, задавшийся целью подстрелить отъезжающего из «Дюрандаля» г-на Савельева.

Он три раза набрал оставленный Марушкиным телефонный номер – безрезультатно. В четвертый раз постучать по клавишам не успел – Жанна доложила, что в приемной объявился Косарев, пришлось впустить.

С первого взгляда Петр определил, что верный зам, прохиндей и выжига, находится в состоянии некоей растерянности. И с ходу поинтересовался:

– Что это у вас, Фомич, вид прямо-таки интригующий, словно узнали вдруг, что от вас намедни семиклассница забеременела?

Фомич энергично запротестовал:

– Павел Иванович, ну что вы такое ляпаете… В моем-то возрасте – и семиклассницы? Тут самое время о душе подумать…

– Ну, не скромничайте, – хмыкнул Петр, после ночи с Катей пребывавший в распрекрасном и даже игривом расположении духа, даже втихомолку прикидывавший, не облагодетельствовать ли кого из верных наемных служащих чем-то вроде премии. Все равно – на Пашкины деньги. С Жанны, что ли, начать? Старается девка во всех смыслах и аспектах…

– Да честное слово… Какие семиклассницы? Врут все…

Вполне могло оказаться, судя по бегающим глазкам, что Петр, сам того не ведая, мимоходом зацепил больное место. Каков поп, таков и приход. Пашка на интимном фронте накуролесил так, что от его ближайших сподвижничков можно ожидать не менее шокирующих подвигов…

– Ладно вам, – сказал он, – я просто шутил.

– Павел Иванович, я забрал картины, как и договаривались с…

– Бога ради, флаг вам в руки, – кивнул Петр.

– Там стоит какой-то «дипломат»… – показал он на дверь в комнату отдыха.

– А вот это не ваше дело, Фомич, – сказал Петр веско. – Вы же не думаете, что кое-кто вам раскрывает все на свете тайны? Уж позвольте кое-что сохранить меж своими…

– Как вам будет угодно. Павел Иванович… У меня для вас одна радостная весть и одна ма-аленькая проблемка…

– Ну, начинайте с радостной, – сказал Петр.

– Сегодня к вечеру приедет… ну, вы понимаете кто. Прежде всего он хочет увидеться с вами…

– Резонно, – сказал Петр, – и логично. С удовольствием увижусь. А что там за нерадостная проблемка?

– Господи, Павел Иванович! Разве я говорил, что она – нерадостная? Просто-напросто получилось несколько преждевременно. Один человек хочет встретиться с вами немедленно. Естественно, он ни о чем таком не подозревает, откладывать не хочет…

– Так за чем же дело стало? – искренне удивился Петр. – Ведите его сюда.

– Вот сюда ему как раз приходить не вполне уместно. В первую очередь оттого, что не следует компрометировать фирму.

– Ого! – сказал Петр. – Что же это за субъект такой? И зачем с ним вообще встречаться, если из этого выйдет только компрометация?

– Ну, его репутация еще не означает, что он для вас так уж плох или не нужен, наоборот… Видите ли, Павел Иванович, есть подмеченное еще русскими классиками явление под названием «мнение света». Наше косное и пристрастное общество, склонное соблюдать видимость приличий, болезненно реагирует на явные нарушения неписаного этикета…

– Короче, – прервал Петр.

– Этот человек – ваш добрый знакомый. Хотя ваши с ним хорошие отношения и не афишируются. Он хочет вложить деньги в ваш проект, накопил человек небольшую сумму наличными, вот и решил вместо вульгарного гусарства поместить сбережения в приличный бизнес приличного бизнесмена. Поскольку он приезжает только к вечеру, а ждать наш человек не хочет, нам с вами придется к нему поехать. Заберем деньги, сосчитаем, вернемся. Всего и делов. Ваша задача – держаться просто, радушно, естественно. Как-никак вы имеете дело с добрым знакомым и вкладчиком… Справитесь?