– Справлюсь, – сказал Петр серьезно. – Сейчас вызову машину…

– Э, нет! Туда ехать на «мерседесе» с сопровождением безусловно не стоит. Вы не против, если я обойдусь своими силами? Повторяю, эта встреча запланирована, просто из-за нетерпения нашего партнера придется ехать вам…

– Попала собака в колесо – пищи, да бежи, – сказал Петр, вставая. – Ведите. Обходитесь своими силами.

– Вы только предупредите Жанну, что пару часов будете заниматься с бумагами…

Петр, чуточку заинтригованный, так и сделал. Фомич шустренько засеменил впереди него по широченному чистому коридору, они спустились этажом ниже, свернули в тупичок, оказались перед железной дверью с лаконичной табличкой «Спецотдел». Это была единственная дверь из виденных Петром в «собственном» офисе, где не отыскалось ни замочной скважины, ни устройства для магнитной карточки – имелся лишь электронный кодовый замок.

Косарев проворно набрал девятизначный код, высветившийся на узком экранчике, потянул ручку. Быстренько захлопнул дверь за Петром. Они оказались в небольшой комнатушке без окон, где, правда, стоял стол с двумя стульями, но выглядели они так, словно ими не пользовались вообще с тех самых пор, как привезли из магазина. Голые стены, ни единой бумажки, вообще ничего.

– Официально у нас тут хранятся наиболее важные бумаги, – пояснил Косарев, сразу же направляясь в угол, – а неофициально…

Он нажал возле плинтуса носком туфли, и в стене отворилась замаскированная дверь, ведущая на узенькую, слабо освещенную лестничную клетку. Спокойно пояснил:

– Как в старинном замке, знаете ли. И, между прочим, оказалось, очень полезное приспособление. Даже Земцов не знает, только ваш покорный слуга и… Пойдемте? – и первым стал спускаться.

Петр шагал за ним, с любопытством озираясь. Он нисколько не тревожился – сумел бы в случае чего свернуть шею Фомичу, как курчонку… Спустились по лестнице, двинулись по узкому туннелю, где едва могли разминуться два человека. Было душновато и прохладно, над головой чувствовалась некая вибрация. «Так это ж мы под улицей идем, – догадался Петр. – Точно, судя по направлению движения, сначала спустились ниже уровня земли, потом оказались под проезжей частью».

Наконец туннель – столь же слабо освещенный, неуютный – кончился, уперся в узенькую лестницу, поднимавшуюся к самой обычной двери. Десяток бетонных ступенек, не более. Косарев обогнал, повернул справа какую-то железную финтифлюшку, и дверь открылась. Сделав три шага, Петр оказался в самой обыкновенной квартире. Подошел к окну, в соответствии с нынешней русской модой для первых этажей украшенному железными решетками. Откинул занавеску и увидел напротив, через улицу, монументальное здание «Дюрандаля». Ага, вот они где… Недурно придумано.

– Как вам это удалось? – не удержался он.

– Пустяки, Павел Иванович. Когда строили здание, рыли столько канав… Даже рабочие не догадались.

– А вы их потом, случайно, под туннелем не того… не закопали согласно старинной традиции?

– Павел Иванович! – ужаснулся Косарев.

– Да шучу я, шучу, – усмехнулся Петр. – Даже Дмитрий Донской, по слухам, своих мастеров, которые ему строили тайные ходы, потом… нейтрализовал. А ведь считается прогрессивной личностью…

– Пойдемте, – сухо сказал Фомич, у которого с чувством юмора, Петр давно подметил, обстояло не ахти.

Они вышли из подъезда, не привлекая ничьего внимания – с какой стати? Сели в стоявший на асфальтовом пятачке красненький «запорожец». Косарев пояснил:

– Идеальный вариант. Можно оставлять у подъезда хоть на неделю, никто и не польстится…

Впрочем, помятый ветеран бежал довольно бодро, судя по ровному гулу мотора, с ним поработали неплохие механики. Водил Косарев неплохо. А еще, как очень быстро заметил Петр, неплохо умел проверяться, по всем правилам, классически. Они минут десять петляли по прилегающим улицам, два раза сворачивали во дворы, потом, сразу почувствовалось, Фомич убедился в отсутствии хвоста и целеустремленно погнал куда-то, насколько позволял движок красненькой табакерки.

Еще через четверть часа патриарх автомобильного племени, чьи потомки нынче получили право гордо именоваться в России иномарками, свернул в неширокий проход между двумя высоченными кирпичными стенами каких-то пакгаузов, осторожненько, как и подобает автоплебею, прижался к бетонному забору, уступая дорогу навороченной «тойоте», сделал еще несколько поворотов по грязному узкому лабиринту – и оказался перед воротами гаража, над которыми была укреплена неряшливо выполненная вывеска «Авторемонт». Выключив мотор, Косарев кивнул:

– Пойдемте. Держитесь без излишнего панибратства, по-свойски. Будьте немногословны, как и подобает серьезному человеку, денег у него, пожалуй что, не меньше, но вы – легальный, а он не вполне…

Петр вошел следом за ним в обширный ангар, освещенный мигающими лампами дневного света. Не похоже было, чтобы автосервис процветал, – посередине торчала лишь белая «Волга» со снятыми передними крыльями, возле нее, опершись на дверцу, философски курил черноволосый кучерявый парень. При виде гостей он всмотрелся, сделал нечто вроде приглашающего жеста и принял прежнюю позу.

Бережно держа дешевенькую сумку с каким-то угловатым предметом, Косарев уверенно направился в конец ангара, распахнул обшарпанную железную дверь.

За ней обнаружилось помещеньице, и в самом деле напоминавшее контору крохотного автосервиса: груды ржавых запчастей, стопа лысых покрышек в углу, небольшой столик, заваленный бумагами и совсем уж мелкими деталюшками.

Из-за стола проворно вскочил мужчина, столь же черноволосый и кучерявый, как бивший баклуши слесарь, раскинул руки:

– Паша, какая честь скромному заведению! Извини, ничем не угощаю – ну какой в этой дыре может быть приличный стол? Это уж потом, на природе… Не обижаешься?

– Да что ты, пустяки какие, – сказал Петр, пожав протянутую руку.

– Слухи дурацкие ползают, будто у тебя мозги перевернулись… Я, конечно, не верю: чтобы у тебя? Такие мозги?

– И правильно делаешь, что не веришь, – усмехнулся Петр, – сам знаешь, как продвигаются негоции. Похоже это на труды человека с перевернутыми мозгами?

– Да ни капельки не похоже, Пашенька! – блеснул великолепными зубами чернявый. – Как же, газеты читаю, телевизор смотрю, там подробно растолковали про твой проект…

– Ну, не только мой…

– Твой, Паша, твой, не скромничай! Скажи по секрету: эту соску, Вику Викентьеву, можно позвать на дастархан или ты на бедного цыгана обидишься?

Петр, не без цинизма усмехаясь, глядя ему в глаза, помотал головой.

– Намек понял, Пашенька! – энергично закивал цыган. – Идею свою снимаю как идеологически невыдержанную и где-то даже, между нами говоря, волюнтаристскую…

– Послушай, Баца… – нетерпеливо начал Косарев.

Цыган, одним неуловимым движением оказавшись рядом с ним, процедил сквозь зубы:

– Фомич, я когда-нибудь крепко рассержусь… Сколько раз было говорено? Это для друга Паши я – Баца. А для тебя, твое финансовое преподобие, я – Петре Георгиевич или господин Чемборяну, выбирай одно из двух, что твоей душеньке угодно, неволить не стану…

– Не любишь ты меня, Петре Георгиевич, – вздохнул Косарев.

Баца провел кончиком указательного пальца по густым смоляным усам, напоминавшим пышные беличьи хвостики:

– Ты же не баба, Фомич, и не доллар, чтобы мне тебя любить… И не силовой орган, чтобы мне тебя не любить. Считай, что я к тебе равнодушен. Как ко множеству других вещей на нашей грешной земельке… И я для тебя – не Баца, усек? То-то. Ну что, Паша, пойдем заниматься скучными делами?

– Пойдем, Баца, – сказал Петр.

Втроем они пересекли ангар – при полнейшем равнодушии юного бездельника-слесаря, – вышли во двор и, пройдя метров двадцать, оказались перед воротами другого гаража, стандартными, ржавыми, но снабженными тремя довольно замысловатыми замками. Баца в две секунды отпер их разномастными ключами, вошел первым, повернул выключатель.