Петр пытался обсудить процесс переноса с Хэнком, но он как-то не заинтересовался. Подобный разговор с Марьяной сводился к полнейшей необъяснимости проявлений божественного после первой пары фраз. Разговор с Вужоу очень сильно затруднялся языковым барьером, а переводившая им Линг в качестве своего мнения только кивала и делала необыкновенно круглые для китаянки глаза.

Очевидно, тут был замешан какой-то совершенно иной механизм, который никак не объясняется в рамках современной физической теории. И приходится принять правоту Марьяны и прочих верующих насчет явного вмешательства в это дело некоего божественного, высшего разума. Потому что, какой бы теорией не объяснялась физическая возможность такого переноса в пространстве, никак нельзя допускать факта, что пригодная для жизни планета в виде конечного пункта – простая случайность. Уж Алтуфьев-то мог вообразить, какую мизерную долю всего пространства Вселенной занимают планеты, и какая ничтожная доля этих планет годится для жизни людей. Честно говоря, до рокового дня он полагал, что Земля – единственная такая планета. Слишком уж мала вероятность развития земной биосферы. Да к тому же ещё практически точно совпадающей во времени с нынешней земной.

Алтуфьев, однако, не считал возможным постичь мотивы высшего разума, которые побудили его к перемещению самолета в пространстве точно так же, как не считал возможным предугадать последующее его поведение. Потому что высший разум на то и высший, что его простых человеческих мозгов недостаточно, чтобы его понять. Как и все остальные его товарищи по несчастью, Петр исходил из того, что ему придется провести на новой планете всю оставшуюся жизнь. Но продумать хотя бы идею для теории, которая объясняла бы физическую возможность переноса – это ему казалось возможным. Ведь основы квантовой механики гласят, что электрон может находиться в некотором дискретном наборе фиксированных состояний, но не в промежутках между ними. И, возможно, переходы между ними, которые экспериментаторам кажутся случайным процессом, на самом деле контролируются неким высшим разумом? Хотя, что значит случайный процесс? Скорее всего, когда-то случайность уточнят неким физическим законом.

Что если их самолет – это такой большой электрон, который сумел оказаться в двух удаленных друг от друга точках пространства, минуя промежуточные точки, а высший разум проконтролировал в какую именно точку пространства его поставить? Или это сделал программируемый автомат, сам по себе разумом не обладающий?

Но такая версия опирается на идею, что переходы между состояниями электрона контролируются высшим разумом, а какому же высшему разуму в здравом уме может прийти в голову следить за этими несчастными электронами? Но задачу отслеживания можно поручить машинам….

Ученый пытался позволить подобным мыслям идти свободным потоком, но они путались, и Алтуфьев начинал чувствовать легкое покалывание в голове. «Хватит на сегодня».

– говорил он себе. – «У меня нет ни малейшего желания свихнуться. Воскресить в памяти те знания в точных науках, которыми я обладаю, и передать их следующим поколениям – вот моя основная задача. Когда-нибудь кто-нибудь выстроит теорию, которая объяснит этот невероятный перенос в пространстве. Только я-то не буду этого знать. А, кажется, Вужоу это совершенно не заботит».

Притащив соль, ЛингВу побежала к Софье в химическую лабораторию, которая по прежнему базировалась главным образом у гончаров.

– Надеюсь, потом сможем работать рядом с медиками. У них должно быть почище, – вздохнула Софья.

– Так-то оно так, но об этом речь не идет, пока не достроят все бараки. Дамы видели, то на данный момент готовы только два барака.

Обе женщины сразу сошлись на том, что выпаривать соль придётся именно им, а заодно обсудили и результаты новейших исследований. Этих результатов за время отсутствия китаянки было немного, и свелись они к четырём пластиковым стаканчикам помады.

– Я смешивала свиной жир, облепиховое масло, – начала перечислять Софья, закатив глаза. – Еще мед и воск. Потом ждала, пока это все остынет. И если видела, что консистенция неправильная, то пробовала другие пропорции.

– Ух ты! А можно попробовать?

– Лучше завтра с утра. Еще не совсем остыло.

– Понятно… А цвет? Жир, мед… Это все не оставляет на губах следа.

– В качестве красителя я использовала охру, – пояснила Софья. – Но позже мы попробуем взвар древесной коры.

– Ясно.

Химиков также интересовала скорость протухания смеси и возможная аллергическая реакция. А потому стаканчики решено было хранить в разных температурных условиях, то есть у гончаров, на улице, в бараке и в овощехранилище.

Огромные помещения, а именно – чердаки бараков, пропадали совершенно бездарно исключительно из-за отсутствия электрического освещения. Современные осветительные приборы жаль было тратить на редко посещаемое место. Использовать же открытый огонь в таком месте Илья Буданов запретил категорически, обещая нарушителю повыдирать ноги, невзирая на чин. Конечно, сколько-то деревяшек на просушку здесь сложили, но в целом проблему пустующего места это не решало.

В конце концов, чердаки решили осветить с помощью электричества, но временно. До тех пор, пока провода не понадобятся в другом месте.

С оконным стеклом так же всё было плохо. В смысле плохо не со стеклом, а с его количеством. Поэтому часть помещений предполагалось делать с окнами из мочевых пузырей крупных животных. Прежде всего, сарай для животных, гончарную мастерскую, кузницу, зернохранилище и остальные склады, когда они появятся.

Завершили последнее из трёх запланированных овощехранилищ. Отметить событие по-прежнему было нечем.

Софья и Линг очищали соль в гончарной мастерской. Соленую грязь растворяли в воде, залитой в большой пластмассовый бак. Чтобы очистить грязную воду, изготовили фильтры – взяли корзины и устелили дно мхом. Сверху подсыпали толченый уголь. Хорошо бы, конечно, использовать кокс, но его было лень готовить. По мере того, как воду процеживали, грязь оседала в фильтре, а соленая вода просачивалась вниз в деревянную бочку. Потом относительно чистую соленую воду выпаривали на жестяном подносе, а сухую соль складывали в берестяные корзины.

– Интересное получается дело, – задумчиво произнес Аркадий Буданов, какое-то время наблюдавший за этой картиной. – В природе сразу есть почти чистая соленая вода. А мы вместо нее берем грязь, чтобы путем каких-то шаманских манипуляций снова получить чистую соленую воду!

– Не воду же с собой тащить, – ответила Линг.

– Ну, можно там все это делать, – ответила Софья. – А сюда тащить уже готовую соль. Кстати, так и тащить меньше. Тут вы тащили соль с грязью. Вернее даже грязь с солью. А так бы – просто соль.

– Скоро так и будет, а пока что база ещё только строится, – ответила Линг. – Но я бы не хотела там работать. Мне там не понравилось.

– А почему не понравилось?

– А что там хорошего? Камни одни кругом. Комфорта еще меньше, чем здесь. Здесь, когда всех заселят в бараки, можно будет создать хоть какое-то подобие нормальных условий. А там что? Так и сидеть в шалаше?

– Ну, далеко не все рассуждают так же, как ты. Многие готовы на какое-то время пожертвовать комфортом ради того, чтобы уйти от людской суеты, которой там меньше, чем здесь. Так что, думаю, желающие там работать найдутся.

Остывшую печь Василий с Костей разбирали в присутствии представительной комиссии. Затем долго осматривали керамику и кирпичи, в чём с усердием помогала толпа любопытствующих субъектов обоего пола. Выход годного составил чуть более восьмидесяти процентов, но это с учётом того, что слегка пережженные кирпичи решили откровенным браком не считать.

– А неплохо получилось для первого раза-то, – бодрым голосом выразил свою оценку Хоменко.