– Я сжимаю плоскогубцы достаточно сильно, чтобы держать зуб и раскачивать его, но, надеюсь, недостаточно сильно, чтобы его раскрошить. Потому что если я сломаю зуб, мне надо будет отдельно удалять корни. А если зуб вытащить трудно, то его придётся выбивать с помощью шурупа и молотка. В общем, чего я не хочу – так это раскрошить или сломать зуб. Кроме того, всё желательно делать быстро, чтобы пациент не успел помереть от болевого шока. Антонина, оботри ему лоб и изобрази вентилятор, пока парню совсем не поплохело! А Франк между тем воображал, что это ему пытаются выкорчевать зуб и вставляют в ткань то один, то другой шуруп и каждый последующий толще, длиннее и острее предыдущего.

Олег прекратил раскачивать зуб. Его рука замерла так, что плоскогубцы оказались параллельны направлению роста зуба и хирург, не увеличивая и не ослабляя силы нажима на зуб в поперечном направлении, что было мочи дернул руку в параллельном направлении, и все увидели маленький изуродованный зуб с двумя аккуратными сантиметровыми корешками, зажатый между двух металлических губ. Антонина тут же обтёрла лицо пациента мокрой тряпкой, а затем продолжила обветривание. Врачи, привыкшие видеть всякое, после операции остались спокойны, но остальные зрители впечатлились сильно. Пациенту же было просто больно. Но он чувствовал, что это уже другая боль, не такая сильная, как во время операции и не такая сверлящая, как до нее, и он понимал, что она со временем утихнет.

Франк весь день ходил притихший. Он понимал, случись что в их путешествии – с ними не будет даже Олега. Что ни говори, а в большом племени всегда будет больше специалистов в различных областях. И прогресс будет идти быстрее. Обезболивающее придумают и прочее. Вечером, незадолго до появления в лагере второй половины отплывающих, Франк сообщил Хэнку, что никуда не едет.

– Прости, я просто не осознавал, что это такое. Я не понимал. Я и сейчас до конца не понимаю. Я не авантюрист. Хэнк поджал губы.

– Я понял, – коротко буркнул он.

Затем Франк проинформировал Ольгу, которая тут же заявила, что если он остается, то и она остается. И только после этого он рассказал о своем решении распаковать вещи братьям.

– Да ты с ума сошел! – закричал Жюль. – Это уже решено бог знает когда! Ты не можешь отказаться от поездки из-за того, что у кого-то заболел зуб! Это же просто смешно.

– Перестань, Жюль! Вместо этого подумай, какой опасности ты хочешь подвергнуть не только себя, но и Наташу и Огюста! Почему бы тебе тоже не подумать над тем, чтобы остаться?

– Нет уж, мы отправляемся в это путешествие! И ты тоже отправляешься вместе с нами!

– Я уже решил, что никуда не поеду. Еще во время операции решил. Я внимательно смотрел на этого парня. Я имею в виду Николая. И, знаешь, я не такой, как он, я бы не выдержал.

– Да разве если ты останешься здесь, то будешь застрахован от того, что у тебя зуб заболит?!

– Нет. Но у меня нет лучшего выбора. Нет варианта отмотать время назад, и не садиться в этот самолет. Есть только два варианта. И я выбираю самый безопасный из двух. Подумай, здесь работал Олег, профессиональный хирург. К тому же здесь есть люди, которые понимают в химии, и они смогут сделать обезболивающее. А если что-то такое случится в поездке – кто будет удалять зуб? Хэнк? Крис? Я? В общем, надеюсь, ты меня понимаешь. Вы с Огюстом можете взять все наши общие вещи и любые мои вещи, которые вам могут пригодиться в поездке. Оставьте мне только один комплект одежды, потому что здешнюю пока еще не сшили. Жюль задумался на секунду и медленно процедил:

– Ну… Не если. Такое случится с каждым и не по разу. И тем не менее. Мы семья, и ты должен ехать с нами. Жюля, однако, аргумент не убедил:

– Но Франк! Мы же семья! Как ты можешь не поехать с нами?! Ты должен ехать!

– Нет, Жюль. Ты не можешь меня заставить. Так команда Хэнка уменьшилась на одного мужчину в полном расцвете сил и на одну женщину детородного возраста.

Вскоре в лагере появилась вторая половина сообщников Хэнка. И если все участники кампании, которые пришли вчера, попадали в возрастную категорию до или около тридцати, то среди прибывших последними были люди и постарше.

Во вторую подгруппу вошла уже сплотившаяся компания из четырех русских. Саина, Раиса, Ролан и Александр попадали в диапазон от пятидесяти двух до шестидесяти двух лет. Их объединяла вера в бога, которую они называли православным христианством, и которая была, в сущности, чем-то, почерпнутым из брошюр, семинаров и относительно регулярных посещений церкви. Эта смесь воззрений нескольких сект сформировала в их головах в некое представление о едином боге. Несмотря на то, что процентов двадцать пассажиров могли также назвать себя православными христианами, никто из этих православных ни разу не вспомнил и не заговорил о боге без подачи кого-нибудь из этой четверки или Марьяны. И верующие инстинктивно потянулись к верующим – пусть католикам, но все-таки верующим людям. И, в общем-то, все четверо считали, что отправиться в путешествие опаснее, чем остаться с большим племенем, но полагались эту самую божью волю и защиту.

Принесли сегодня в лагерь соленую грязь и четверо французов – по сути, та семья, из-за которой Жюль решился на отплытие. Дидьё и Мария, брат и сестра возрастом под шестьдесят лет, сын Марии Аллен и его десятилетняя дочь Аннет были согласны с Хэнком, что в теплом климате жить проще и комфортнее, чем в холодном. При прочих равных с этим постулатом никто и не спорил. Но вот прочее равное вызывало сомнения у многих. Кто-то вспоминал посещение тёплой Средней Азии, в которой было плохо с водой и приходилось первые дни адаптации мучиться поносом. Кто-то просто предпочитал привычный климат, полагая, что от добра добра не ищут. Французам казалось, что над ними просто издеваются, обзывая сибирский климат вполне комфортным для нормального существования.

И, наконец, три литовца, Алджис, Кристионас и Йонас просто любили сплавы и никак не могли пропустить такое событие. Они больше надеялись на авось, чем на бога, но итога это не меняло.

Эти одиннадцать искателей приключений появились в лагере очень поздно вечером, и пропустили операцию по удалению зуба. Но, конечно, соплеменники им быстро все рассказали.

– Вот где начинается божья кара, – заметила Саина.

Поскольку на завтрашнее утро было запланировано отплытие, времени на сборы оставалось мало. И, хотя, все понимали, что перед дорогой нужно выспаться, также все понимали, что из-за сборов и волнений, да еще под впечатлением от вырванного зуба, едва ли кто-то из них сумеет хорошо отдохнуть.

Переживали и те, кто остаются – ведь завтра они проводят своих товарищей в никуда.

Суетиться начали ещё до завтрака. К плотам таскали всё имущество группы Хэнка, которое необходимо было прятать от животных. Прежде всего, конечно, продовольствие. Илья следил за установкой огнемётов и бубнил:

– Да, уж…. Ни одного учения на воде так и не провели. Сначала у себя на борту пожар устроите, а уж потом, если повезёт, то и неприятелю достанется.

– Нет у них больше времени. Если скорость течения не изменится, то зима будет двигаться на юг быстрее, чем они, – пояснил Пётр Алтуфьев, ставший к этому времени признанным экспертам по организации погрузочно-разгрузочных работ.

– Знаю я, – отмахнулся офицер. – Остаётся надеяться, что оружие не понадобится.

Камнемёт тоже был готов к бою, так как его снарядили, наконец, необходимым количеством жил. Набрать камней помогли рыбаки.

Путешественникам выделили и немного семян помидоров, огурцов, свёклы и моркови.

Исключительно гибриды. А помидоры с огурцами ещё и тепличных сортов. Отъезжающие были рады и такому подарку.

А после завтрака двадцать смельчаков под гомон толпы, наконец, тронулись в путь.

С ними же отправилась смена людей на охотничьи заимки. Аркадий, глядя на всё это, невыносимо страдал: