— Главное вот в чем — что бы там ни было, что бы я к тебе ни чувствовала — никто не должен становиться жертвой моей жажды жизни. Я была слишком занята нашими отношениями, слишком пьяна бурлением жизни — и позабыла о своем долге. А ты знаешь, с чего раньше начинался каждый мой день? — голос сорвался, но я осадила его, как непослушного щенка, Я смотрела и читала новости — и я знала все о происшествиях, даже тех, которые еще не случились, ведь это-то как раз и есть для меня самое главное. А теперь — произошла лавина, и я узнала о ней лишь потом, да и то совершенно случайно! Знаешь, как это называется у юристов? Преступная халатность. Людей за это сажают в тюрьму, а моя вина больше, так что даже не измеришь — но вот осудить себя могу только я сама. Как видишь, на все меня не хватает, придется выбирать — и выбор очевиден. Прости меня.

Я затихла.

Этьен, все это время буравивший меня взглядом, теперь смотрел в сторону. Брови его были сдвинуты — сердито или сосредоточено, я не могла понять, а губы сжаты от сдерживаемого напряжения.

— Буду говорить на твоем языке — тогда, может, ты меня и поймешь, — он медленно проговаривал слова, — я не фаталист, но я верю, что кое-что в жизни не случайно. И у меня не получается представить, что такое значительное, прямо-таки нарушающее порядок вещей событие, как появление второго Феникса в том мире, где, как ты утверждаешь, он всегда был один — не имеет в итоге никакой цели. Что это просто такое совпадение, как две, знаешь, одинаковых конфеты в пакете ассорти. Ну да, ты права — мы мало думали о других в эти дни, если честно говорить — то почти совсем не думали, и тут мы здорово лажанули. Но все можно исправить. Нас двое, и сил у нас больше, и значит — мы можем справиться с большими и сложными задачами. Если только мы захотим, и если будем работать вместе. Так что — нет, я не отпускаю тебя, Вивиен. Если б впереди была глухая стена, я бы ее почувствовал.

Я смотрела на него, не зная, не роскошью ли будет позволить себе поверить ему. Я не знала, что делать — но у меня просто не было сил бежать от этой жизни, от него и всего, к чему стремилась моя душа. Я так и сидела на полу, не говоря ни слова, и чувствовала, как по моим щекам бегут слезы. Несправедливо было заставлять меня делать такой выбор.

Я почувствовала прикосновение его пальцев.

— Хватит плакать, — сказал он, вытирая мои слезы. Я разрыдалась.

Кажется, выбор и вправду был сделан — и в первый раз в жизни я была благодарна за то, что кто-то сделал его за меня.

Комнату мягко озарял занимающийся рассвет. Мы сидели друг напротив друга, поджав ноги по-турецки. Положив руки на колени ладонями вверх, я пыталась сосредоточиться. Между нами на полу лежала цепочка с маленьким серебряным кулоном-жуком.

— Может, лучше завтра с утра попробуем? Все равно ничего не выходит.

— Ну уж нет, давай сейчас. Иначе к чему все эти разговоры о важности и приоритетах?

— Знаю. Просто к чему сегодня долбиться головой о стену, если завтра ее может и вовсе не быть?

— Вот про стену — это ты правильно говоришь. Может быть, тебе как раз и нужно прошибить стену, чтоб все получилось. Внутреннюю стену. Дай мне руки, Виви.

Я протянула ему ладони, удивляясь про себя, когда он успел стать таким опытным и сведущим в тонкостях магии. А может, дело было вовсе не в магических премудростях — может быть, он просто получше разбирался в жизни? И лучше знал меня? А может ли такое быть — чтобы он знал меня лучше меня самой?

В пальцах, уютно лежащих в теплых ладонях Этьена, я вдруг почувствовала словно какое-то движение, ток. Я успела уже почти отвыкнуть от этого ощущения — будто в тебе живет что-то еще. Что-то сильное, мощное и иногда, казалось, обладающее собственной волей. Может быть, вчера бы все было не так — но сегодня я была готова снова принять в себя то, что мне и принадлежало. Сила по капле возвращалась в мое тело.

Не открывая глаз, я тихонько улыбнулась. Ощущения было — будто, держась за установившуюся между нами энергетическую связь, я нащупала некую опору, и теперь могла в полной мере открыться потоку силы, ничего не страшась. Сумбурное ощущение, которое можно бы сравнить с ходьбой по канату — только что под ногами была лишь узкая веревка, еще шаг — и ты на прочной стойке, канат и пропасть позади, а шест можно отложить до следующего выступления.

Теперь я не только чувствовала этот поток — я могла держать его под контролем. И должна была это делать, чтобы не перейти черту и не превратиться в энергетического вампира. Весьма тонкая грань, лезвие бритвы. Ведь сила в чистом виде не отличается по характеру, по вкусу, и тут важно чувствовать, где кончается твоя сила и начинается чужая.

Сила перетекала по всему телу, словно заново оживляя его — так течет кровь по онемевшей до неподвижности руке, вливая кислород и жизнь в лишенные питания ткани. С каждым мгновением поток увеличивался, и через несколько секунд я разомкнула канал, отдернув руки. Лучше секундой раньше, чем мгновением позже.

— И как ты теперь себя чувствуешь? — спросила я, стараясь не показывать беспокойства.

— Честно? Лучше. А то было ощущение, будто я — перегруженная выше ватерлинии баржа, — засмеялся он в ответ, — Я рад, что вернул тебе силу. Хорошо, что тогда она помогла мне, на озере — но все равно постоянно казалось, что во мне засело что-то инородное. Так что — тебе спасибо. Ну, мы с тобой молодцы, правда? Сделали то, что нужно было.

— Еще не все, — я взяла в руки цепочку, — это пока только амулет, хоть и с необычайно сильным потенциалом, но чтобы он обрел настоящую силу, нужно зарядить его нашей энергией. Но сегодня, мне кажется, лучше уже этого не делать — это сложно, надо сконцентрироваться по максимуму, а у меня вон уже глаза слипаются.

Я встала на ноги и, потянувшись, взглянула за окно.

— Смотри-ка, спать ложиться уже все равно поздно — или, вернее, рано — так что пошли пить кофе, коллега. Постараюсь сегодня вернуться с работы пораньше и выспаться.

Обняв друг друга за плечи, мы пошли на кухню. Пока закипала вода в чайнике, я насыпала в новые чашки все положенные ингредиенты — и тут Этьен огорошил меня вопросом:

— Да, все хочу спросить — а почему все-таки скарабей? Ты довольно долго выбирала, не случайно же остановилась именно на нем?

— Нет, конечно. В нем много всего. Ну, во-первых, это символ из Древнего Египта, а именно оттуда происходит наша с тобой магия. Но, знаешь, — сказала я, задумчиво глядя на пар, клубящийся над чайником, — возможно, я и ошиблась немного. Скарабей — это символ вечного цикла возрождения — как и мой анх. Но этот жучок считается еще и символом ученичества, что ли. А мне все больше кажется, что этот период для тебя уже пройден. И, позволь заметить, в рекордные сроки, — улыбнулась я.

Конечно, это было еще не все, что я могла бы рассказать о скарабее — он был символом многих прекрасных вещей. Этот маленький жучок нес в себе энергию возрождения — и, как считали египтяне, символизировал энергию сердца. Пробужденная, она способна победить инерцию, преодолеть испытания и дать человеку возможность возродиться, пройдя через смерть. Но не читать сейчас лекцию и символике Древнего Египта — основное я сказала, а захочет, сам нагуглит подробности. Да, в общем, я была почти уверена, что, как-нибудь незаметно для меня, он раздобудет много интересной информации.

Послышался смущенный смешок.

— Да ладно тебе, — неловко улыбнулся Этьен, — я-то в магии всего без году неделя, не то, что ты. Сравнила тоже. Ну, вот зарядим — и буду с гордостью носить, как знак послушания — знаешь, это как в монастыре. Вот, кстати, хорошо, что он такой маленький — под одеждой незаметно будет.

— А послушники, между прочим, отнюдь не стеснялись своих одеяний, — пустила я шпильку, усаживаясь с чашками за стол, — так что нечего.

— Виви, я же не девушка, чтобы у всех на виду носить украшения. И потом — послушникам-то этим ничего не стоит всем рассказать, что это он носит, да почему, да к какому ордену принадлежит — еще и не остановишь. А если мы с тобой начнем всем рассказывать — ну, ты понимаешь, — Этьен картинно покрутил пальцем у виска.