В моем измученном мозгу слабо трепыхалась мысль — почему я не заметила, что темная энергия не ушла отсюда? Как я могла не понять этого сразу? Очевидно, во всем происходящем была моя вина… После той битвы с озером прошло уже столько времени — но почему-то я не почувствовала, как снова копится здесь энергия, как она ищет выхода.

Видно, я слишком занята была собой в эти дни. Возможно, у меня и было на это право — а возможно, и нет. Кто здесь определит границы? Если б я не забыла о своем долге, то смогла бы вовремя «угомонить» темную энергию, почему-то выбравшую в качестве логова это прекрасное озеро. И не было бы сейчас этого страшного, как Дамоклов меч, вопроса — жить или умирать?

И не только нам. Все эти дни мне не слишком-то хотелось думать об окружающем мире, о людях. Может, того они и хотели — отрезать меня от этого мира, от жизни? Не учли они только то, что было что-то, кроме моих сил и моего предназначения, что держало меня здесь крепче любого якоря. И сейчас мне казалось, что они добились своего — я уже упустила момент, когда могла помочь Этьену, и теперь мне оставалось только ждать здесь, ждать и смотреть, что же впереди — жизнь или смерть… Потому что его смерть — это и моя смерть тоже.

Изо всех сил стараясь остаться в сознании, я смутно различала, что Этьен все еще парил над озером, которое кипело и бесновалось совсем близко от меня. Я бы все отдала, чтобы самой оказаться в эпицентре этой борьбы, самой рисковать и самой отплатить за свою ошибку. Но расплачиваться за меня приходилось самому дорогому мне человеку.

Светлой вспышкой пронеслось осознание — ходившие по озеру пузыри и волны стали сходить на нет. Я запоздало подумала — хватит ли у Этьена сил выплыть на берег, если битва кончится благополучно? Рядом не было никого, кто мог бы помочь ему, как он тогда помог мне… В эту секунду на меня все же упала темнота.

Когда я снова почувствовала вокруг себя окружающий мир, рядом со мной кто-то тяжело дышал. Я медленно, словно освобождаясь от густой и липкой паутины, повернула голову — и протяжно выдохнула. На песке, мокрый с ног до головы и бледный от усталости, лежал Этьен. Он лукаво улыбнулся мне, и я поняла, что мы оба живы. Мы выжили.

— С боевым крещением тебя, любимый, — прошептала я, снова погружаясь в пелену полузабытья. Еще не осмыслив это, я знала, что мне не в чем его винить и не на что держать обиду.

— Стоило пережить сегодняшний вечер, чтобы это услышать, — каким-то чудом услышала я его ответ.

… Снова открыв глаза, я поняла, что мы уже дома. Выбравшись из уютного гнездышка под одеялом, я прошла к окну. Проснуться в теплой чистой постели, когда последнее, что ты помнишь — это мокрый холодный песок у озера или пещерные камни, видеть мирное солнышко после грозной ночи, ощущать себя дома после того, как едва остался жив — это ощущение не описать. Я вдыхала густой от солнечного света воздух и удивлялась тому, что чувствовала себя даже лучше, чем вчерашним утром. В теле царила легкость, и вместе с тем я ощущала каждую его клеточку.

В комнату вошел Этьен.

— Как ты себя чувствуешь? — тут же спросила я, обернувшись. Под глазами его залегли круги, но он широко, хоть и несколько напряженно, улыбался. Не стоило полностью доверять этой улыбке — я по себе знала, что улыбаться можно и едва ли не при смерти, если будет очень нужно. Я взглянула ему в глаза, но не заметила ничего подозрительного. Этьен потянулся ко мне, я сделала шаг в его объятья, и несколько минут мы стояли так, ощущая друг друга рядом, наслаждаясь этим дарованным теплом. Потом он заговорил:

— Скажи, что случилось вчера? Что ты сделала?

Я откинула голову, чтобы смотреть прямо на него.

— Сначала расскажи, как ты все же оказался в той пещере. Этот ответ ты мне должен.

Этьен помрачнел.

— Мне казалось, с нас уже хватит тайн.

— Хватит. И именно поэтому давай начнем с твоей. Хочешь распутать узел — ищи начало нити.

Ничто не способно было сбить со следа ищейку, жившую во мне. Я не хотела не доверять Этьену — но для этого, по меньшей мере, мне нужно было знать, что он честен со мной. До конца. Иначе — никак. Кажется, он прочел это в моем взгляде — во всяком случае, он уселся на кровать, свесив голову, и, помолчав с минуту, сказал:

— Да нет там никакой тайны. Просто это все как-то слишком… странно, не знаю. А говорить об этом — еще более странно, — и действительно, я чувствовала, с каким трудом он подыскивал и произносил каждое слово, — В тот день, если помнишь, мы немного повздорили, а потом ты была все занята с этой «делегацией», — последнее слово он произнес с таким презрением, что я словно ощутила его чувства на вкус, — потом я хотел найти тебя, поговорить, но Алиса…

При упоминании этого имени он замолчал, да и я вздрогнула. Она предала нас — нас обоих. Я лично с радостью бы не вспоминала о ней вовсе. Но никуда не денешься.

— В общем, она сказала мне, что ты уехала с ними. Я… как объяснить, мне было не по себе от всего этого. Я пытался тебе позвонить, но трубку ты не брала, конечно. Вечером я поехал к тебе, и, честно говоря, очень встревожился, когда понял, что… Я сразу подумал, что вряд ли бы обычному человеку под силу было завлечь тебя в беду — после этого, скорей всего, спасать пришлось бы уже его.

Я засмеялась, но Этьен махнул рукой, как бы отстраняя мои эмоции, и продолжил, торопясь высказать все до конца:

— И я… я решил попробовать найти тебя. Ты мне очень дорога, Вивиен, — тут он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза, — и я знал, что если не найду тебя, то никто не найдет, никто из людей. А этого я допустить не мог. И я — как бы это сказать — постарался прислушаться. Я долго стоял на улице, глядя на звезды — и я услышал тебя в себе, Виви.

Только теперь я поняла, почему Этьен не мог рассказать мне всего этого раньше. Ведь это было сродни признанию в любви — а может быть, именно оно сейчас и прозвучало. Я присела на кровать рядом с ним и крепко обняла его.

— Глупый, какой же ты глупый. Давно нужно было все рассказать.

Я хотела поцеловать его в щеку, но неожиданно почувствовала его горячие сухие губы. Может быть, это было именно то, чего я так давно ждала.

И пусть Этьен никогда не узнает, что его застенчивость едва не развела нас в разные стороны.

Все когда-нибудь бывает в первый раз. Бывает, что это первый блин комом, а бывает, что этот самый первый опыт запоминается на всю жизнь. Сколь бы длинной она ни была.

В это утро мы в первый раз были близки. Не осталось никаких преград, и я чувствовала себя легко и свободно, словно мы знали друг друга много лет — или десятков лет. Тихо ушли в сторону все нерешенные вопросы, отодвинулись, приложив палец к губам, все волнения и проблемы завтрашнего дня. Мы были живы, мы были рядом и любили друг друга — а чего еще можно просить у этой сумасшедшей жизни?

Этьен, казалось, тоже воспринял все происходящее скорей как дар, чем как логичное развитие отношений двух уже взрослых людей — и бросился в него с головой. Когда постоянно держишь себя под контролем, пытаешься все продумать и просчитать — так хочется хоть на короткий промежуток времени потерять голову.

И мы ни о чем не думали. Мы держали друг друга в руках, как бесценные сокровища, мы любовались друг другом, пили чувства взахлеб, не боясь опьянеть — и похмелья не боясь.

Щурясь на солнечный свет, я лежала высоко на подушках, разметав волосы и не думая о наготе. Этьен вдруг протяжно вздохнул, и я удивленно обернулась:

— Э-эй, что такое?

— Да нет, нет, ничего, — он начал было отнекиваться, но, поймав мой посерьезневший взгляд, все же сказал, — Ну, просто я переживал, как бы снова чего не загорелось. Слава Богу…

Я мягко засмеялась.

— Ты что же, все время об этом переживал? Подумаешь, какая мелочь, потушим.

Для Этьена это дело нешуточное, но не горевать же мне было об этом с ним на пару. В конце концов, на поверку это оказывалось меньшей из наших проблем — и сегодняшнее утро показывало, что это все было вполне преодолимо.