Затем сама тарелка была разобрана. Сие изначально представлялось Грабе невозможным. Но Беглецкий сделал необходимые чертежи, выписал из Санкт-Петербурга несколько переделанную бунзеновскую горелку…

Инопланетный металл, оказался тугоплавким, но не до такой степени, чтоб его нельзя было разрезать.

– А что тут такого? – говорил Беглецкий. – Все равно ей не летать. Нам проще построить свой, нежели этот отремонтировать.

– В самом деле?.. – заинтересовался Грабе.

– Истинно вам говорю!.. У меня уже имеются некоторые свои мысли. Если вам любопытно…

– Безумно интересно. Впрочем, отложим…

Для перевозки отсеков инопланетного корабля использовали как летучий кран – дирижабль.

Дома разобрали, бревна, составлявшие их ранее, сложили в безобразные поленницы, ученые заняли свои места в каютах дирижабля.

С удивлением Андрей узнал, что он отправляется не с грузом, а с учеными.

– Планы меняются, – сообщил Грабе. – Летите в Петербург.

– Почему? – ахнул Андрей. – Но раньше…

Хотя мгновением позже подумал: это ведь здорово.

– Раньше вы должны были сопровождать Марию Федоровну, – пояснил Грабе. – Теперь в том надобности нет…

– Передадите мой меморандум генералу Инокентьеву.

И штабс-капитан подал увесистую папку, запечатанную сургучом.

Андрей подумал, что это все, но ошибся.

– Если с дирижаблем начнется коллизия… Крушение…– пояснил Грабе. – Тогда папку вы должны уничтожить. Лучше сжечь. Возьмете с собой штормовые спички.

– Но Михаил Федорович воспрещает брать на борт…

– Это приказ.

Андрей кивнул.

Арестанты опасались расстрела, но свои страшные пулеметы Попов чуть не демонстративно отправил на буксир.

От этого кандальные, недавно думавшие поднять мятеж, приутихли, у них появилась надежда, что опять повезет.

Затем их повели к реке, будто к баржам.

Место на борту будто было, и каторжников это не встревожило.

Они двинулись будто даже с охотой…

Давным-давно еще во времена мамонтов, здесь проползал ледник, он тянул в себе огромную каменную глыбу, которая словно гигантский плуг вспахала землю. Затем, на той стороне реки, которой тогда еще не было, ледник отчего-то остановился, а после и растаял. Камень остался лежать где-то там, в лесах.

Дорога из лагеря шла через тот самый овражек, что остался от ледника и камня.

Арестанты проходили его десятки раз, и подвоха не заметили, когда охрана пропустила колонну вперед.

Будто у выхода из оврага их ждали другие конвоиры, но вдруг грянул револьверный выстрел. Казаки, предупрежденные ранее, спрятались, залегли, кандальные переглянулись. Какие мысли у них промелькнули в ту последнюю секунду – никто не знал.

Громыхнул взрыв. Овраг наполнился смертью, арестанты рухнули, посеченные осколками камней. Выстрелы винтовок довершили дело. Раненых было немного: с борта дирижабля Андрей расслышал лишь три выстрела.

Потом грохнул еще один взрыв, обрушивший стены оврага. Арестанты оказались похоронены.

Андрей прислушался к себе: никаких чувств не было. Хотя, может быть, это старость? Сердце черствеет?

Паче, ученые, собравшиеся на палубе дирижабля отнеслись к расправе иначе.

– Убивать – нехорошо! – заявил Беглецкий.

– Даже если они убийцы? – полюбопытствовал Сабуров, разглядывая остатки лагеря в бинокль.

– Тем более – тогда ведь люди не увидят между вами разницы! Убивать – негуманно!

– Негуманно – заставлять человека смерти ждать. А ежели человека к казни приговорить, и в тот же вечер пустить пулю в лоб – то, что за печаль?.. Или убить нежданно-негаданно. А эти ведь давно… Со смертью обручились…

– А как же мы в новом лагере-то? Без них?..

– Солдаты разгрузят. Арестантов-то зачем брали: ежели чего опасного будет для человека. Просто дивно, что их так мало погибло…

Андрей был на дирижабле через четверть часа после разговора с Грабе. Пакет лежал под кителем, в кармане покоились штормовые спички. Их выдал Попов, сообщив, что спички эти специальные, горят не то что в дождь, но даже под водой.

Андрей подумал, что если все обойдется, то надо будет непременно проверить.

Сабуров же не спешил улетать: вероятно, Грабе попросил командира воздушного судна отправиться одновременно с суднами речными.

И уже в тумане вечера, через одолженную сабуровым подзорную трубу Андрей видел, как по лагерю прошелся с факелом Попов.

Делово и спокойно он подносил пламя к горам бревен. Те, переложенные ветками и трухой, облитые керосином, загорались легко.

Очень скоро поляна была озарена неровным, жарким светом.

После факел полетел в костер, а сам Попов с карманным фонариком отправился через лес к барже. Через полчаса та дала гудок: офицер на борту.

Ни говоря, ни слова, Сабуров отправился на мостик: пришло время отправляться.

Двигатели «Скобелева» заработали громче…

Перед тем, как уйти на запад, дирижабль заложил разворот вокруг лагеря.

Вернее, от того, что недавно было лагерем «Ривьера».

Горели бревна, из которых были некогда сложены избы.

Словно факел пылала причальная вышка.

Искры стреляли вверх, жар от костров чувствовался даже на высоте с полверсты.

Зарево отражалось в небесах, и его было видно за многие версты.

Моторы дирижабля перешли на ровный гул, руль выровнялся, многотонная машина пошла на запад. Внизу лежала совершенно темная земля.

Ученые разошлись спать – время располагало к тому.

Андрей прошелся на мостик. Где-то там, впереди, был Петербург, от которого ну совсем рукой подать до Москвы, до Аленки.

У руля стоял кондуктор, напоминавший статую. До Казани надлежало пройти по прямой, без поворотов…

Рядом стоял, заложив руки за спину Сабуров.

Пересекли Енисей. Свет звезд и Луны тонули в нем, отчего река казалась абсолютно черной…

Данилин посмотрел назад и хлопнул себя по лбу, так что с головы едва не слетела фуражка.

– Забыли!

– Что забыли? – встревожился стоящий рядом Сабуров.

– Да рыбацкий павильон забыли. Что у реки! Он вдалеке стоял… Стоит.

Сабуров посмотрел на землю, подумал и махнул рукой:

– Ну и шут по нем! Сгниет лег за сорок – и трухи не останется. Не будем из-за него возвращаться… Авось никто не найдет…

…Павильон простоял сорок один год.

Тогда в таежный край отправилась экспедиция – была она совсем не первая в этих краях. Ранее, еще в годах двадцатых опросили жителей местных деревушек, факторий, получили приблизительное место падения, а после, с аэроплана обнаружили поваленные деревья.

Как и полагал Грабе, завал странной формы поименовали местом падения метеорита.

Леса вокруг осмотрели поверхностно, по большей части все с того же аэроплана. И первые четыре экспедиции даже на двадцать километров не приближались к месту, где находился лагерь «Ривьера».

Надобно сказать, что экспедиция, организованная через сорок лет, была из Красноярска, набранная все более из студентов, и никаких открытий не совершила.

Двое из ее состава на моторной лодке отправились по реке якобы за орехами, а на самом деле, что остаться наедине.

Пока пара занималась друг другом, лодку отнесло вниз по течению. Насколько далеко – пара не знала, когда поднимались – перепутали притоки…

Дело шло к вечеру, потому решили сойти на берег, а завтра продолжить поиски.

В лучах заходящего солнца он и она сошли на берег. В метрах двадцати от берега было нечто, что изначально приняли за избушку.

Подошли ближе – то была та самая беседка. На столе стояла почти сгнившая банка с крючками.

Сама беседка была оплетена вьюнами.

Девушке она показалась прекрасной. Виной тому было, вероятно, романтическое настроение, лучи садящегося солнца, которые, как известно это настроение усиливают.

Крыша местами зияла дырами – за годы дранка прохудилась, ее изъели древоточцы. Но девушке и дыры показались красивыми, ажурными…