— Его зашита имела свои цели: он хотел укрепить своё положение на вершине власти, женив своего сына на истинной наследнице династии Великого Петра, — развил Шетарди высказывание Лестока. — А ей нужны иные друзья и иные союзники.

Возникла пауза. Обоим было понятно, что всё сказанное сейчас можно было и не произносить — каждому в Петербурге сие было известно. Оставалось спросить без обиняков: на какую помощь можно рассчитывать?

«Что-то мешает маркизу говорить начистоту, — отметил про себя Лесток. — Неужели общее мнение, что теперь, когда власть оказалась в руках правительницы Анны Леопольдовны, она и цесаревна — будто одно целое?»

   — Смею заметить, милейший маркиз, что нынешний двор сознательно стремится ввести в заблуждение европейские державы в том смысле, что его не разъедают никакие противоречия, — произнёс Лесток. — Гвардия да и всё истинно русское общество не приняли брауншвейгскую фамилию. И с каждым днём растёт желание видеть на троне свою, православную царицу. Этого и боятся узурпаторы, неправедно захватившие трон. Откроюсь вам как на духу: мне доподлинно известно, что царевну хотят заточить в монастырь и тем покончить дело.

   — Что? — вскочил на ноги и сделал новые па маркиз. — Да как можно женщину, которая олицетворяет собою всё лучшее, всё национальное, — и сжить со свету? Святые отцы, вы слыхали когда-либо о такой несправедливости? Да Елизавета — единственная царица, которая хранит в душе наследие всей нации! Златоглавая Москва, блеск её церквей — всё, всё в ней, этой истинной красавице, дочери вашего первого императора.

   — О маркиз, вы не случайно вспомнили Москву — любимый город цесаревны, — подхватил Лесток. — Вижу, и вам, посланнику чужой державы, нравится этот величественный город. Цесаревна же родилась в Москве и любит её всею душою.

«Вот на что надо сделать ставку, — словно открыл что-то самое важное в своих рассуждениях де ла Шетарди. — Франция даст Елизавете деньги, чтобы под её властью Россия вновь стала только Московией!»

   — Вам нужны деньги, — наконец отважился маркиз. — И деньги немалые. Но у меня, честно признаюсь вам, на сей счёт нет твёрдых указаний. А посланник без точных инструкций походит на незаведённые часы. Дайте мне немного времени для того, чтобы я мог связаться с Версалем[7].

Проводив гостя, посланник тотчас сбросил с себя бутафорский наряд и, накинув более скромный халат, подошёл к бюро.

«Если принцессе Елизавете будет проложена дорога к трону, — перо легко побежало по бумаге, — то можно быть убеждённым, что претерпенное ею прежде и любовь её к своему народу побудят её удалить иностранцев и совершенно довериться русским. Уступая склонности своей и народа, она немедленно переедет в Москву; знатные люди обратятся к хозяйственным занятиям, к которым они склонны и которые принуждены были давно бросить; морские силы будут пренебрежены, и Россия мало-помалу станет обращаться к старине, которая существовала до Петра Первого и которую Долгорукие хотели восстановить при Петре Втором, а Волынский — при Анне. Такое возвращение к старине встретило бы сильное противодействие в Остермане; но со вступлением на престол Елизаветы последует окончательное падение этого министра, и тогда Швеция и Франция освободятся от могущественного врага, который всегда будет против них, всегда будет им опасен. Елизавета ненавидит англичан, любит французов; торговые выгоды ставят народ русский в зависимость от Англии, но их можно освободить от этой зависимости и на развалинах английской торговли утвердить здесь французскую».

Расписывая выгоды правительственного переворота в России, Шетарди пытался убедить своего короля в том, что он и его министры знали и сами по себе. Но как сдвинуть Россию в нужном направлении, как дать толчок сторонникам Елизаветы? В сей заботе у Шетарди неожиданно объявился самый надёжный союзник, который один только и способен сообщить необходимый толчок, — Швеция.

Да, Швеция должна объявить русскому правительству войну, и тогда, используя недовольство общества военными тяготами, Елизавета, опираясь на гвардейские полки, легко сбросит опостылевшее правление и взойдёт на престол.

«Однако кто же способен таскать для другого каштаны из огня?» — задумалась Елизавета, когда Лесток после очередной встречи с Шетарди и шведским посланником Нолькеном сообщил ей об этих намерениях.

Переговоры на какое-то время заглохли. Тогда, не скрывая своего нетерпения, Шетарди и Нолькен один за другим решили самолично переговорить с Елизаветой.

   — Питая безграничное восхищение вашим высочеством и стараясь хоть чем-то вам услужить, — расшаркался перед цесаревною маркиз, — я передаю вам небольшой презент от правительства его королевского величества.

Презент состоял из двух тысяч червонцев.

   — Благодарю вас, маркиз. Но это капля в море по сравнению с тем, что я набрала в долг, чтобы делать кое-какие подарки верным мне гвардейским солдатам, — сказала Елизавета. — По меньшей мере мне необходимо иметь не менее пятнадцати тысяч червонцев. Ну да Франция не такая богатая страна, чтобы облагодетельствовать тех, в ком не видит она проку.

   — О, напротив, ваше высочество! — воскликнул Шетарди. — Франция ставит в своих отношениях с Россией очень высокие цели.

   — Свои, разумеется, цели, — охладила пыл маркиза всё понимающая Елизавета.

Но более её беспокоил Нолькен. Он потребовал не больше и не меньше, как уступить в будущем Швеции земли, завоёванные некогда на берегах Балтики её отцом, а значит, теперь неотъемлемо принадлежащие России.

   — Выходит, уступить вам, шведам, и Петербург, где теперь мы с вами ведём наш разговор? — вскинула свои соболиные брови цесаревна.

   — Зачем же лишать вас такого окна в Европу? — опроверг её предположение Нолькен, — Есть другие места, скажем, на Карельском перешейке, а то в Эстландии или Лифляндии, на которых мы могли бы помириться.

«Такою ценою купить себе корону? — Внезапная мысль прямо-таки обожгла Елизавету. — Нет, лучше я оставлю всё как было, чем порушу дело всей жизни моего родного отца... Однако не стоит так явно отталкивать от себя того, кто может способствовать достижению цели. Пусть Швеция пригрозит военною силой тем, кто сейчас у трона, а дальше будет видно. Скорее всего я и без уступок шведам добьюсь своей цели».

   — У русских есть поговорка: «Не следует делить шкуру неубитого медведя», — очаровательно улыбнулась цесаревна гостю.

   — Ах да, и у нас есть такая пословица о медведе. Только, кажется, не о буром, а о белом, полярном. Знаете, викинги когда-то ходили далеко в студёные моря и там частенько охотились на этих могучих животных. Так что и теперь во многих домах на севере можно увидеть хорошо выделанные шкуры полярных исполинов, — сказал шведский посланник. — Ну так, может быть, всё же подписать некие кондиции, чтобы будущая шкура медведя оказалась прочной и нелиняющей? С вашего разрешения, великая княжна, я передам вам некий прожект моего правительства.

   — Присылайте. Я обещаю всё внимательно прочитать.

Не всегда доводилось устраивать свидания Лестока во французском посольстве, а Елизаветы — с послами у неё в доме. Приходилось уходить от надзора шпионов.

Однажды о непрерывной слежке за нею Елизавете признался один преданный ей гвардеец:

   — Сам слыхал, подбирают у нас таких, чтобы можно было с надеждою поставить на караул близ твоего, матушка, дворца. И чтобы были они проворны и оказались в состоянии зорко смотреть и всё запоминать. Какие-де персоны мужеска и женска пола к тебе приезжают, тако ж и твоё высочество куды изволит съезжать и как изволит возвращаться — о том повседневно чтобы подавать записки. И особливо — в которое время генерал-фельдмаршал во дворец цесаревны прибудет, то б того часу репертовать словесно об оном прибытии. Французский посол когда приезжать будет во дворец твой, то и об нём репертовать...

Потому встречаться стали в лесу, за городом. Туда на очную ставку с Нолькеном и Шетарди цесаревна стала, кроме Лестока, посылать ещё и Михаила Воронцова. Он и принёс те изложенные на бумаге условия, на которых настаивал шведский посол. Елизавета, не читая, убрала их куда-то к себе.