Вопрос был щекотливым. Обычно при перемене правительства состав двора изменялся, но изменения производились за счет мужчин. Теперь речь шла о дамах. Виктория сочла, что требование Пиля незаконно и задевает ее лично. Она всегда была очень честолюбива, и лишь налагаемые неписаной, но весьма жесткой конституцией ограничения на прерогативы монарха сдерживали проявление властолюбия Виктории. В 1839 г. она была еще очень молода, малоопытна и потому остро реагировала на уколы ее самолюбию. Она твердо заявила Пилю, что не принимает его требование об удалении ряда придворных дам. В ответ Пиль заявил, что в таком случае он отказывается от формирования правительства. Были у него и некоторые другие резоны, но о них он умолчал. Виги поддерживали королеву в вопросе о придворных дамах (еще бы! Ведь это были их дамы!), и лорд Мельбурн вернулся к власти. Казалось бы, победа была за Викторией: она и дам своих сохранила, и вернула желанного Мельбурна. Приход Пиля к власти отодвинулся на два года.

Но вскоре Виктория осознала, что создавать подобные экстремальные ситуации нельзя. Она знала, что времена, когда английские короли могли вести борьбу за режим личной власти, ушли безвозвратно. Теперь она испортила отношения с одной из двух главных партий в парламенте — консерваторами. Но ведь с ними нужно и сосуществовать, и сотрудничать, особенно если они, получив большинство мест в палате, обретут право создать свое правительство. Здравый смысл говорил Виктории, что с тори нужно искать примирения, и она вняла ему. Через 60 лет после этого инцидента Виктория говорила: «Я была очень молода тогда, и возможно, что я поступила бы совершенно иначе, если бы все пришлось проделать вновь».

Важной проблемой, вставшей перед Викторией после восшествия на престол, было замужество. Вначале она будто бы не очень стремилась связать себя брачными узами. Жившая ранее в скромных условиях, она теперь в полной мере наслаждалась жизнью: веселилась, танцевала, устраивала веселые вечера, каталась верхом, и все это с азартом молодости. Замужество изменило бы этот образ жизни, да и мужское общество интересовало ее тогда лишь как составной элемент танцевальных вечеров. Лорду Мельбурну в апреле 1839 г. она говорила, что «ее чувства целиком против того, чтобы вообще когда-либо выходить замуж».

Возможно, в 20 лет она говорила это искренне. Но со всех сторон ей внушали, что ее королевский долг — дать престолу наследника и поэтому тянуть с замужеством нельзя. Особенно усердствовали ее немецкие родственники и вывезенные из Германии приближенные — компаньонка Луиза Лехцен и барон Штокмар. Старался и ее дядя — король Бельгии Леопольд, стремившийся влиять на Викторию в политических вопросах через регулярные и подробные письма-наставления. Этой группе очень хотелось сделать супругом королевы Великобритании кого-либо из немецких князей. Ни одна страна не могла соперничать с Германией по числу таких кадров, поставляемых ко всем дворам Европы. Был и конкретный кандидат — князь Альберт Кобург — ровесник Виктории.

Виктория знала Альберта и вначале относилась к нему без особого интереса. Заботливые люди устроили так, что 10 октября 1839 г. Альберт с братом прибыли погостить в Виндзор. И в этот момент в душе Виктории произошел перелом. В ней пробудилась, и довольно бурно, женщина. Она вдруг увидела Альберта другими глазами; он для нее был красив, строен, в высшей степени привлекателен как мужчина. И она решила выйти за него замуж. При этом Виктория не заметила, что Альберт к ней совершенно равнодушен. Виктория сообщает Мельбурну, что она «радикально изменила свое мнение о замужестве и намерена выйти замуж за Альберта». Королева твердо берет дело в свои руки. Она тут же вызывает Альберта и, как свидетельствует ее запись, прямо заявляет, что, «вероятно, он должен знать, почему она пожелала, чтобы он явился сюда». «Я была бы счастлива, если бы он согласился на то, чего я желаю (жениться на мне)». Затем «мы обнялись…» Когда вскоре Альберт возвращался в Англию уже в качестве официального жениха Виктории, собравшаяся в порту толпа приветствовала его. В подобных случаях всегда откуда-то собирается много зевак. Были среди них и недоброжелатели, развернувшие плакаты с такими стихами:

В 1987 г. в Англии широко отмечалось 150-летие восшествия на престол Виктории. Телевидение демонстрировало сериал о жизни королевы, печать шумно и пространно отмечала юбилей, вышел в свет ряд книг биографического жанра. Учитывая щекотливость темы, будем дальше говорить цитатами из того, что в 1987 г. напечатали сами англичане в связи с официальным юбилеем Виктории. У Литтона Стречи в «Иллюстрированной биографии королевы Виктории» читаем: «Это был безусловно семейный брак», что означает существование родственных связей английской королевы с князьями Кобургами. Бракосочетание с князем Альбертом Сакс-Кобург-Готским состоялось в феврале 1840 г.

Королева Виктория и принц Альберт в 1847 году

Был ли брак счастливым? Виктория была счастлива, ее муж — нет. В предисловии к книге Стречи Майкл Холройд говорит, что в молодости «Виктория была охраняема от возможного отрицательного влияния мужчин», отсюда «глубоко спрятанная сексуальность». Когда Альберт появился в Англии (это был его не первый приезд), «он танцевал с ней, беседовал». Виктория неожиданно испытала «сильнейший сексуальный взрыв». «В глазах королевы принц вдруг предстал как образец мужской красоты», хотя он был слабого телосложения и то ли из-за особенностей воспитания, то ли по причине более фундаментальной идиосинкразии у него было явное отвращение к противоположному полу. Перспектива женитьбы на обожающей Виктории повергла его в состояние депрессии. Стречи подтвердил Хаскету Пирсону, что он намерен выдвинуть предположение, что Альберт был гомосексуалистом. Это следует воспринять как объяснение ряда фраз Альберта, рисующих его меланхолию и чувство одиночества. Холройд соглашается со Стречи, что «муж не был так счастлив, как его жена». Виктория «обожала Альберта», он был «ее идолом». Но Альберт «испытывал одиночество». Таковы английские оценки семейных дел Виктории. Несмотря на все это, для Виктории ее семейная жизнь сложилась хорошо. У нее было девять детей, и среди них ее преемник на престоле под именем Эдуарда VII.

Супругу королевы надлежало получить цивильный лист — денежное содержание, предоставляемое парламентом члену королевской семьи. Премьер-министр Мельбурн внес предложение об ассигновании 50000 фунтов в год. Вот тут-то тори и взяли реванш за недавнюю несговорчивость Виктории относительно ее фрейлин. Консерваторы объединились с радикалами и урезали содержание ее супругу. Прения, как заметил король Леопольд, «были вульгарны и непочтительны». Действительно, кое-кто говорил, что 30000 более чем достаточно — эта сумма не меньше, чем весь годовой бюджет княжества Кобург, откуда явился принц Альберт. Виктория была в бешенстве. Она заявила, что ни один тори не получит приглашения на церемонию бракосочетания. Даже престарелому «национальному герою» Веллингтону она не хотела посылать приглашение. Трезвые, спокойные люди объяснили ожесточившейся королеве, что это будет равнозначно общенациональному скандалу.

Дизраэли был не только тори, но и лидер консерваторов, и это означало, что пути его и Виктории неминуемо пересекутся. Что это будет означать для него? Первые симптомы были безусловно неблагоприятны для Дизраэли. Виктория и Альберт, с которым она, естественно, обсуждала государственные дела, обратили серьезное внимание на Дизраэли в период его открытой борьбы против Пиля. Причин для этого было несколько. Дизраэли свергал Пиля, выступая глашатаем сохранения протекционизма, тогда как королева и ее супруг определенно пришли к убеждению, что свобода торговли предпочтительнее. Был при этом и личный момент. Королева, демонстративно культивировавшая респектабельность, с возмущением следила, как малоизвестный политик Дизраэли саркастически и зло разделывал почтенного деятеля, премьер-министра Пиля, с которым она систематически встречалась и обсуждала государственные дела. Она считала, что при этом были нарушены элементарные приличия и нормы вежливости. Именно поэтому принц писал, что «в Дизраэли нет ни одной мельчайшей частички джентльмена». Когда в 1851 г. в палате общин дебатировался вопрос о создании вместо либерального правительства Рассела консервативного правительства Дерби, естественно, зашла речь о переговорах Дерби с королевой по этому вопросу. Дизраэли тоже выступал и не совсем точно сослался на какую-то деталь этих переговоров. Дело было пустяковое, но оно наложилось на существовавшую предвзятость королевы в отношении Дизраэли, и в результате недоброжелательство к нему усилилось. Для Дизраэли было малым утешением, что и Дерби не был в фаворе у Виктории.