– "Ваше величество", – сказал он, блеснув глазами. – Забыла добавить.

"Ненавижу тебя", – подумала Александра и, улыбнувшись в ответ с безграничной ненавистью, сказала:

– Простите великодушно, ваше величество! Я ведь всего лишь бедная медсестра, откуда мне знать все тонкости дворянского этикета?

И всё равно последнее слово осталось за ней! Но Мишель не стал ничего говорить, изо всех сил борясь с улыбкой, и взглянул на Ивана Кирилловича вдругорядь.

– Александра, немедленно прекрати! – прошипел он.

– А вы не просите, Иван Кириллович. Вас я вашим величеством величать не стану! – сказала она, после чего, остановившись возле двери в гостиную, спросила у Алёны: – Мы собрались здесь для семейного обеда или для семейных ссор?

– Саша, господи, ну что за спектакль?! – громким шёпотом принялась она отчитывать дочь. А Мишель тем временем подошёл к отцу и, скрестив руки на груди, тихо сказал:

– Ты ничтожество. Подумать только, какая-то девчонка оказалась смелее, чем ты!

– Она-то, предположим, знала, что тебе благородство не позволит скинуть её с лестницы! – с не меньшим вызовом ответил Гордеев, провожая взглядом Алёну в её невесомом бирюзовом платье. – А на свой счёт я не был столь уверен.

– А сообразительность – твой конёк, как я погляжу? – с усмешкой спросил Мишель.

– Прекрати паясничать! И если ты думаешь, что все твои выходки я намерен и дальше спускать тебе с рук, то ты ошибаешься! – угрожающе произнёс Иван Кириллович. Мишель наградил его недобрым взглядом и уже собрался спросить, как дорогой отец собирается его остановить, но им помешала подошедшая Катерина.

– Миша, дорогой, проводи меня в гостиную! Я страшно проголодалась и мне не терпится поскорее сесть за стол. Иван Кириллович обещал клубничное мороженное, специально для нас с Ксюшей! – как ни в чём не бывало сказала она.

Со дня её отъезда с Остоженки прошло слишком мало времени, чтобы Катя успела забыть, где в квартире находится гостиная. Разумеется, она сделала это нарочно, не рискнув оставить Мишеля наедине с Гордеевым. Это могло закончиться катастрофой, и девушка прекрасно это понимала. Они с Мишелем всегда были близки, и Катерина чувствовала его настроение, как никто другой, потому она прекрасно видела, что он напряжён, точно натянутая струна, и держится из последних сил, и то благодаря их с Ксенией присутствию.

Мишелю пришлось исполнить её просьбу, но, уходя, он бросил на отца очередной взгляд-молнию, и Ивану Кирилловичу показалось, что горящие глаза сына прожгли его насквозь. Подошла Ксения, улыбнулась и молча взяла Гордеева под руку.

– Ваша пассия не заревнует, надеюсь? – лукаво блеснув глазами, спросила она.

– Ксюша, ну хоть ты не начинай… – простонал Гордеев, и Ксения весело рассмеялась.

Мишель, услышав её смех за спиной, покачал головой, но оборачиваться не стал и прокомментировал:

– Подлая предательница!

– Ну-ну, она на твоей стороне, ты же знаешь! Просто ей хочется немного сгладить ситуацию, вот и всё, – прижавшись к плечу брата, Катерина подняла голову и доверчиво взглянула в его глаза. – И она правильно делает, между прочим. Дядюшка же сказал, что с тебя – безупречное поведение, а с него записка!

– А я, по-твоему, не был безупречен? – с улыбкой спросил он.

– Ты всегда безупречен, – сказала Катерина, но, в противовес собственным словам, тяжело вздохнула и низко опустила голову. – Это не кончится добром.

– Я знаю, – только и ответил Мишель.

Это могло бы ещё кончиться добром, пока была жива его мать. Но с её смертью ситуация обернулась, увы, не в их пользу.

Что касается пары, ушедшей первой, их разговор также вёлся на пониженных тонах, и тоже имел предупредительный характер.

– Чего тебе ни в коем случае не стоило делать, так это настраивать против себя Михаила! – с неодобрением произнесла Алёна, качая головой. Серёжки в её ушах плавно покачивались в такт движениям, это заставило Александру невольно улыбнуться. – Чему ты улыбаешься, несносная девчонка?! Ты меня совсем не слушаешь! Волконский – последний человек, кого бы я хотела иметь во врагах!

– В таком случае, если ты думала, что твоя свадьба с его отцом расположит его к тебе, то это было весьма наивно!

– Прекрати этот цирк! И впредь не смей дерзить ему!

– Он первый начал! – справедливости ради напомнила Александра.

– Он имел на это право, в конце концов, – вздохнув, произнесла Алёна, которую такие мелочи, как уважение к собственной персоне, волновали в последнюю очередь, когда дело касалось денег. – Нужно было дать ему выговориться, и ни в коем случае не будить этого зверя.

– Он назвал тебя любовницей своего батюшки, если ты вдруг забыла!

– Так ли он ошибался? – с тоской спросила Алёна, сжав руку дочери в своей. Саша подумала, что, наверное, матушке в тот момент тоже приходится несладко, но на сочувствие всё же не расщедрилась.

– В таком случае, ему не следовало говорить этого при мне, – сказала она сухо. – Ты моя мать, как бы там ни было, и я никому не позволю тебя оскорблять!

– Спасибо, конечно, милая, но не стоило, – почти ласково произнесла Алёна. – По крайней мере, не с ним. Этот пусть делает, что хочет, пускай бесится сколько угодно, лишь бы только успокоился и не мешал нам.

После её слов стало ясно, что Алёна его попросту боится. Нахмурившись, Александра позволила себе обернуться через плечо и взглянуть на молодого князя ещё раз. Он с обворожительной нежной улыбкой говорил что-то сестре, но, почувствовав на себе взгляд Александры, сменил улыбку на усмешку, полную ненависти и презрения. Саша поспешила отвернуться и спросила:

– Ты думаешь, он может помешать вашему браку? – она хотела сказать «вашему счастью», но в последний момент поправила саму себя.

– Если кто и может, то только он, – отозвалась Алёна, остановившись возле накрытого стола, что стоял в широкой, просторной гостиной. – У этого мальчика огромные связи и власти едва ли не больше, чем у его отца.

«Не такой уж он и мальчик», – мысленно сказала ей на это Александра, вновь провожая взглядом Мишеля, остановившегося с другой стороны, рука об руку с Катериной. Та с любопытством разглядывала изысканное убранство стола, с таким видом, как будто ничто в целом мире её больше не тревожило. В доме у Волконских всегда знали толк в угощениях, а княжна была так голодна, что на время заставила себя позабыть о насущных проблемах.

– Кого посадим во главе стола, на место матушки? – поинтересовался Мишель у подошедшего к ним Гордеева. Алёна закатила глаза, пользуясь тем, что стоит спиной к гостям, и, кроме Александры, никто не видит выражение её лица. Молодому князю было явно мало выяснений отношений на сегодня, и он жаждал продолжения, но Гордеев решил не поддаваться на провокацию.

– Пускай сядет Катерина, наша маленькая хозяйка! – с примирительной улыбкой сказал он.

«А я-то, наверное, со своей стороны и вовсе должна кланяться в ножки и благодарить, что мне позволили присутствовать на званом обеде у господ, – ехидно подумала Александра, глядя на Ивана Кирилловича. – Спасибо, родной, что не заставил сидеть на полу у дверей и подбирать объедки с барского стола! Какая невероятная щедрость с твоей стороны!»

Как следствие, взгляд её плавно перешёл с Гордеева на Ксению. Та по-прежнему кокетливо обнимала его руку, из-под полуопущенных ресниц рассматривая то Алёну, то Сашино скромное платье, и томно улыбалась уголками губ. Теперь, когда удалось, наконец, рассмотреть невесту князя получше, Александра пришла к выводу, что барышня Митрофанова могла бы претендовать на звание самой красивой девушки в мире, если бы не злоба, застывшая в изящных чертах лица.

И ведь, казалось бы, Ксения была единственной, кто пока ещё не подавал явных признаков агрессии, а, скорее наоборот, пыталась утихомирить Мишеля и не дать разрастись конфликту, но, увы, Александре она не понравилась ещё больше, чем острая на язык Катерина.

Княжна была – как там Алёна выразилась? – всего лишь обиженным ребёнком, не получившим свою порцию родительского внимания, но Ксения… нет, Ксения смотрела на них с пренебрежением и брезгливостью, всем своим видом показывая, как ей, столбовой дворянке, претит общество простых смертных.