– Что сделал?
– Предложение,- пробормотал Иван Кириллович, выплёвывая кровь. – Я сделал ей предложение! И мы поженимся. А ты не сможешь этому помешать! Извини, Миша, но такова жизнь. Я не любил твою мать. Я люблю другую. И… А-а, Господи, прошу тебя, пощади!
На этот раз нос господина министра был сломан без возможности восстановления. Фёдор искривил губы, как будто пытался произнести букву «у», услышав очередной сочный удар, пришедшийся точно промеж глаз господина Гордеева. До чего хорош был молодой князь! И какое представление устроил в особняке – любо-дорого посмотреть! Не каждый день, согласитесь, такое увидишь: как твоего опостылевшего хозяина пинают, точно боксёрскую грушу, а тот визжит совсем как девчонка и даже не пытается сопротивляться.
А потом пришёл Георгий и испортил всю малину. И мы, будучи объективными, всё же скажем, что появился он как нельзя кстати. Что старому дворецкому было весельем, на деле могло и впрямь закончиться смертоубийством, потому что одичавшего от ярости Мишеля было уже не остановить.
Предложение руки и сердца?! Свадьба?! У этого негодяя, что, совсем не осталось здравого смысла? – да чёрт с ним, со здравым смыслом, но уважение-то должно быть! Юлию Николаевну похоронили на этой неделе, а он…
Наверное, Мишель и впрямь убил бы его – до того силён был гнев. Пожалел бы потом тысячу раз, но в тот момент он находился в таком состоянии, когда действия на несколько шагов опережают мысли, так что взывать к рассудку было совершенно бесполезно.
Его поначалу даже оттащить не смогли, Георгий с Петькой, слуги Ивана Кирилловича, оба высоченные, коренастые, их Гордеев часто использовал для самой грязной работы – ну, вы понимаете, для какой. И вот представьте, эти двое наёмников не сладили с княжеским сыном, вдвоём на одного, всё равно не справились! Георгий получил удар в пах и согнулся пополам от страшной боли, а Петьку всего лишь одним движением Мишель отбросил к стене, где тот повалился на пол, уронив на себя книжный шкаф. Пока оба приходили в чувства, молодой князь без малейших раздумий вернулся к прерванному занятию, и к тому моменту, когда опомнился Георгий, Иван Кириллович успел ещё немного помучиться.
Он потерял равновесие, но и это Мишеля не остановило: ну, подумаешь, забыл он о том, что лежачего не бьют – мы же простим ему эту оплошность? Да и не в том состоянии он был, чтобы думать о таких мелочах, потому и не заметил, как Георгий набросился на него сзади. Он заломил ему руки, а там и Петька подоспел, но Мишель вновь оказал несокрушимое сопротивление и здорово приложил последнего чётким ударом головы – прямо в зубы. Получилось болезненно и неприятно, и Петра это остановило. Правда, всего на несколько секунд, Мишелю их, увы, не хватило, чтобы вырваться из железной хватки Георгия. И тогда пришёл черёд Петра впадать в бешеную ярость: выплюнув выбитый зуб, он вытер рукавом окровавленные губы и, обезумевший от боли, кинулся на молодого князя. И быть бы беде, если б не вовремя опомнившийся Фёдор.
Дворецкий понял, что пришла пора действовать, пока двое гордеевских выродков не попортили личность князя Волконского – негоже ему, такому молодому красавцу, ходить с синяками! – и, спустя целых двадцать минут полнейшего бездействия, старый Фёдор напомнил о себе, выступив в роли миротворца.
– Господа, господа, я прошу вас, успокойтесь! – громко произнёс он, привлекая к себе внимание. – Георгий, немедленно отпусти князя! Михал Иваныч, право слово, возьмите себя в руки! Пётр, отойди в сторону, как ты обращаешься с его превосходительством?!
Его превосходительство, ещё полминуты назад нещадно пинавшее родного батюшку, в понимании Фёдора неучтивого обращения никак не заслуживало, и он с поразительной ловкостью для человека его сложения и возраста возник аккурат между кулаком Петьки, направленным в лицо молодого хозяина.
– Не смей, – только и сказал Фёдор. Получилось очень внушительно и проникновенно.
– Двое на одного, какая прелесть! – комментировал тем временем Мишель, всё ещё не оставив своих попыток вырваться. – У тебя даже слуги не менее подлые, чем ты сам, отец!
Иван Кириллович ответил грубостью и стал медленно отползать назад, под широкий деревянный стол, что стоял у самой лестницы. Со стороны выглядело на удивление смешно, но старому Фёдору было, к сожалению, уже не до шуток, нужно было срочно спасать Михал Иваныча, пока эти двое не отомстили ему за своего хозяина.
– Отпусти князя, Георгий, – скомандовал дворецкий.
Георгий молодец, заколебался.
– Не самая лучшая идея, – предупредил Мишель, вовремя вспомнив о том, что он офицер гвардии и дворянин, и счёл своим долгом заранее предупредить о своих намерениях: – В таком случае, я убью его, это я вам гарантирую.
– Михал Иваныч, прошу вас, возьмите себя в руки! – тихо и очень проникновенно сказал Фёдор, которому очень не нравилось, что Михал Иваныча взял в руки Георгий, да по-прежнему не желал выпускать.
– Будьте добры, отойдите с дороги и дайте мне завершить начатое, – очень вежливо, как и подобает дворянину, сказал Мишель. Он подумал, что учтивому старичку-дворецкому грубить совсем не обязательно. Как там его звали? Фёдор, кажется?
Впрочем, неважно. Воспользовавшись тем, что Георгий отвлёкся на разговор, Мишель вырвался из его хватки, резко развернулся и, оказавшись с ним лицом к лицу, для начала мило улыбнулся, а затем отправил в нокаут сильнейшим ударом в висок. Фёдор Юрьевич охнул, посмотрев на упавшего к его ногам Георгия, и снова перекрестился.
«Ну всё», – подумал он, поняв, что молодого князя никакие дипломатические беседы не остановят.
– Петенька! – пропел Мишель, которого эта неравная битва лишь ещё больше раззадорила. – Ну же, чего стоишь, иди сюда, мой драгоценный!
– М-м… – протянул Пётр и задумался. Больно не хотелось связываться с княжеским сыном, которого, совершенно очевидно, голыми руками не возьмёшь. Но навлекать на себя гнев Ивана Кирилловича тоже не хотелось и, вздохнув, Пётр помолился Господу в течение трёх секунд, а потом бросился на Волконского. Хитро бил, исподтишка, используя обманный приём – вроде бы метил в плечо, а сам тем временем стремился ударить в бок, проскользнув под левой рукой князя, чтобы сбить с ног. Попытка замечательная, но у Мишеля после года военной службы все действия оппонента были как на ладони. Так что Петра подвело пустячное мгновение – он и сам не понял, когда и как у Волконского получилось столь быстро увильнуть в сторону: бедный Пётр попросту пролетел мимо него, изо всех сил врезавшись в угол стола прямо лбом, выведя самого себя из строя.
– И если у моего отца такая никчёмная охрана, я, право слово, не понимаю, почему он до сих пор жив, – с философским видом изрёк Мишель и посмотрел на дворецкого, являвшегося теперь той единственной преградой, что разделяла его и Ивана Кирилловича, успевшего уползти под стол.
Фёдор тоже смотрел на князя неотрывно, но, конечно, не потому, что подумывал вступить с ним в единоборство. Это казалось совершенно бесполезным, если даже гора мышц Георгий с юрким и подвижным Петром не имели против него шансов – что говорить о кряжистом, неповоротливом семидесятипятилетнем старике?
– Я бы попросил вас уйти с дороги, – по-прежнему вежливо обратился к нему Мишель, вытерев кровь со лба. Кровь была не его, а Петина, когда он разбил тому губу и выбил пару зубов своим очень точным и неожиданным ударом головой.
«Эх, была не была!» – подумал Фёдор, и… отошёл.
А что же ему ещё оставалось? И хорошо, что этого не видел Иван Кириллович, отчаявшийся в своих попытках спрятаться под столом, а то выгнал бы старого предателя – как пить дать, выгнал бы.
И вот теперь уж точно быть смертоубийству, когда Мишель, преодолев последнее препятствие в виде отступившего назад, съёжившегося Фёдора, уверенным шагом направился к столу, под которым прятался Гордеев.
Но сам Всевышний покровительствовал Ивану Кирилловичу в этот день, дланью своей защищая от смерти.
– Господи Боже, что здесь происходит?! – как гром среди ясного неба, зазвучал в гостиной требовательный и чуть напуганный голос Сергея Авдеева.