Что ж, она могла. Весь её внешний вид, весь облик казался каким-то… невероятным. Она ни в коем случае не была красива и, более того, давно уже немолода, а русые волосы её в некоторых местах уже тронула седина. Длинное, вытянутое лицо, ничем не примечательное, тонкие, бесцветные губы, бледная кожа, обтягивающая выпирающие скулы, узкий подбородок, высокий лоб – в целом, ничего особенного. Увидев такое лицо, вы тотчас же забыли бы его, если бы не глаза.

Господи, какие у неё были глаза! Огромные, выразительные, тёмные глаза, чуть с прищуром, они напоминали два огромных озера, в которых плескалась печаль. А ещё мудрость. Кем бы там ни была эта Лучия Йорге, но держалась она с таким видом, будто давно уже познала величайшую тайну бытия. Однако эти самые глаза, тёмные и печальные, продолжали изучать Мишеля с тройным усердием, будто она хотела запомнить черты его лица как можно чётче, чтобы не дай бог не упустить какой-либо детали.

Кройтор за её спиной небрежно крутанул револьвер в руке, развернув дуло в сторону Адриана, а затем перевёл взгляд на сдерживающего его Дружинина.

– Генерал-майор, моё почтение. Так я и знал, что вы рано или поздно на меня выйдете!

– Бросьте оружие, Кройтор, – порывисто, хрипло произнёс Дружинин. – Нас троих вы всё равно не убьёте, так что…

– Вы всё равно не уйдёте отсюда живым, – вдруг подал голос Мишель, наконец-то соизволив оторвать взгляд от Лучии Йорге. Та чуть вздрогнула, услышав его низкий, красивый голос, и слегка повернула голову в сторону Матея Кройтора. – Впрочем, можете попытаться, – продолжил Волконский. – Револьвер у вас есть. Из него вы убили мою мать, не так ли?

Кройтор собирался что-то ответить, как и Дружинин с Адрианом, не разгадав до последнего, что Мишель попросту заговаривает ему зубы и пытается отвлечь. А сам тем временем коротким, неуловимым движением снял оружие с пояса Владислава Дружинина, и вот они с Кройтором уже стояли напротив, держа друг друга на мушке.

– Миша, что ты делаешь, опомнись! – выдохнул побледневший генерал-майор. – Ты хоть представляешь, что с тобой сделают за убийство полковника Герберта?! Миша, я тебя умоляю, не делай глупостей, тебя расстреляют раньше, чем я успею доказать, что на самом деле наш полковник – никакой не полковник!

– Дело говорит, – хмыкнул Матей Кройтор, кивнув в сторону Дружинина.

– Мне наплевать, – озадачил его своим безразличием Мишель. – Вы убили мою мать, а я убью вас. По-моему, это справедливо.

– Миша, я тебя умоляю… – простонал Дружинин.

– Стреляйте, ваше благородие! – вторил ему Адриан, уже совершенно другим голосом, со всей той страстью и горячностью, на которые был способен. – Стреляйте, убейте этого мерзавца!

– Твоя мать, Михаил, отобрала у меня три самые главные вещи, которыми я дорожил, – с усмешкой произнёс Кройтор, которому как будто до сих пор было больно об этом вспоминать. – Моего сына, мою дочь и мой замок. Моя глупая жена думала, что её подруга искренне желает ей счастья, а на самом деле всё это было только ради денег.

– Не слушайте его! – воскликнул Адриан, взмахнув руками. – Это грязная клевета! Юлия Николаевна никогда бы не…

– Зачем, ты думаешь, она устроила всю эту эпопею с детьми? – продолжил Кройтор, игнорируя возгласы своего племянника, но продолжая в то же время целиться в Мишеля. – Чтобы оставить меня без прямых наследников! Санда верила, что Юлия ей помогает, но на самом деле та всего лишь хотела остаться единственной наследницей моей покойной жены. Сначала она отобрала у меня сына, затем отобрала дочь, а затем организовала покушение на меня, но я спасся! Чудом спасся! И вынужден был пуститься в бега, потому что у меня не осталось ровным счётом ничего, благодаря этой коварной женщине!

– Пристрелите его! – бесновался Адриан, топая ногами и силясь вырваться из железных объятий Дружинина. – Пристрелите, не слушайте этой клеветы!

– Если бы я всё же приехал тем вечером в Букарешт и объявил о своём чудесном спасении, как долго пришлось бы мне ждать следующего покушения? Я никому не мог доверять, эта женщина переманила на свою сторону практически всех слуг в замке, включая моего собственного племянника! Единственный, кто оставался верен мне, был Габриель, но и его она убила! В ту ночь я остался совсем один и, по правде говоря, жить я тоже не хотел, когда понял, что больше никогда не увижу свою дочь… я слышал по ночам её плач. Я до сих пор его слышу! А когда мне стало известно, что на самом деле моя Ксана жива, я поклялся себе сделать всё, что будет в моих силах, лишь бы вернуть её. С тех пор главной и единственной целью моей жизни стала месть.

– Ваше благородие, стреляйте! – не унимался Адриан. – Стреляйте! Он убьёт вас, как же вы не понимаете, он нарочно всё это говорит, чтобы усыпить вашу бдительность!

Но Мишель, однако, не стрелял. Прямым, немигающим взглядом он смотрел на Кройтора, готовый спустить курок в любую секунду. Но сначала ему хотелось всё же немного послушать.

– Гляди-ка, этот идиот до сих пор продолжает её боготворить! – воскликнул Матей Кройтор с усмешкой. – Будто не понимает, будто не видит очевидного! Если она была такой хорошей, как ты о ней говоришь, Адриан, то почему она забрала всё наследство Кройторов себе? Ты – прямой наследник. Замок принадлежал тебе – замок, автомобили и банковские счета, тебе, чёрт возьми, а даже не мне, и уж точно не Санде! Думаешь, она этого не знала? Разумеется, знала! Так почему же не вернула тебе всё до последнего бана [4], раз была такая честная? Строила из себя спасительницу, притворялась святошей, а сама?! Жалкие объедки с барского стола, должность управляющего её отелями! Это вместо несметных богатств, что по праву были твои! А ты до сих пор продолжаешь её любить! Ты глупец, Адриан. Ты просто идиот!

Этот человек с такой ненавистью говорил о Юлии Николаевне, что создавалось впечатление, будто они с Адрианом знали двух совершенно разных женщин. Так какая она была на самом деле, эта княгиня Волконская? Отзывчивая к чужому горю, благородная мученица или безжалостное, расчётливое чудовище в юбке?

– Не смей оскорблять её память, не смей так говорить о ней! – вскричал Адриан. Лицо его начало покрываться красными пятнами, и если бы не Дружинин, вновь вмешавшийся так своевременно, тот снова бросился бы на своего дядюшку. И свалился бы замертво прежде, чем успел сделать хоть один шаг.

– Ты-то, я надеюсь, куда более рационален, чем мой бестолковый племянник? – полюбопытствовал Кройтор, переводя взгляд обратно на Мишеля. – Вижу, что да, а иначе давно убил бы меня, не став слушать моих откровений. Я понимаю, она твоя мать, но и ты не можешь отрицать очевидного.

Мишель ничего не говорил, внимательно наблюдая за своим оппонентом. Чёрное дуло нагана по-прежнему смотрело прямо на него, и Волконский вдруг поймал себя на мысли, что ему нет ни малейшего дела до этого. Даже если сейчас Кройтор выстрелит в него и наверняка убьёт – господи, до чего безразлично ему было! Хотя, нет. Неплохо будет выстрелить первым и отомстить за мать. Что бы про неё тут не говорили, она не заслуживала такой гибели.

– Перед смертью она сказала мне, что мой сын жив, – продолжил Кройтор. – Я в первую очередь подумал на тебя и поэтому взял фотографию. Я не знал, как ты выглядишь, эта карточка была нужна мне. Но потом я навёл справки и выяснил, что тебе всего лишь двадцать три года. Тогда я продолжил поиски. Некто Воробьёв, лечащий врач этой подлой женщины, твоей матери, рассказал мне – не бесплатно, конечно – об усыновлённом мальчике. Я видел этого мальчика на приёме у Авдеевой. Рыжеволосый! Точная копия Санды! Чёрт возьми, что-то шевельнулось в моей душе в тот момент… Но он избегал меня, всячески избегал, будто боялся, что я, как человек военный, могу силой утащить его за собой на фронт… В моём обществе ему было некомфортно, а ещё он до безумия любил своего приёмного отца, Василия Голицына. Я понял, что не имею права вмешиваться, и тогда решил попробовать отыскать дочь…