Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Вот всегда он так! – пожаловалась Саша Владимирцеву. – Хотя и соврать-то не получилось бы – откуда такие деньги у простой медсестры?

Дальше она не договорила, потому что, запутавшись в юбках, в стуле, в собственных ногах, потеряла равновесие. И имела бы все шансы красиво рухнуть на пол, если бы не Мишель, стоящий рядом. Впрочем, если выбирать, Саша предпочла бы пол. Лучше так, чем его объятия и запах его одеколона, сводивший её с ума даже теперь, в таком никудышном состоянии.

– Боже мой, – только и сказал Мишель, придерживая её за талию. – Владимирцев, о чём ты вообще думал?!

– Ох, Мишель… – простонал Володя.

– Ох, ваше величество… – простонала Саша, но уже не от стыда, а от безграничного восторга, вызванного его тёплыми руками, что лежали у неё на талии.

– Что теперь прикажешь с нею делать? – хмуро полюбопытствовал Мишель. Отпускать Сашу он даже не пытался, прекрасно зная, что без его помощи на ногах она не удержится. Она была в стельку пьяна.

– Миша, ну что ты, право! – Владимирцев, будучи немного трезвее своей собутыльницы, кивнул на заправленную постель. – Давай положим её здесь! До дома своего она явно не дойдёт без посторонней помощи. Пускай остаётся.

– Здесь, это, прости, где? – закипая от ярости, уточнил Волконский. – У тебя в палате?! Ты совсем не думаешь головой?!

Саша тем временем беспечно улыбалась, позволив себе нечто совершенно немыслимое – пока Мишель бесновался и ничего на свете не замечал, она положила руку на его грудь и теперь рассеянно водила пальцем по одной из пуговиц на его пиджаке. Нравилось ей это занятие, ох как нравилось!

– У меня в палате! – не унимался Владимирцев. – А что тут такого?! Уж не сомневайся, я к ней не притронусь, я же офицер, чёрт возьми!

– Хорош офицер, опоил девицу! Другого собутыльника не мог найти? Ну а ты что? – это уже к Александре, невольно замершей с бесстыдными поглаживаниями его груди. – Этот-то ладно, а тебя как угораздило? На ночь глядя явиться к мужчине, да ещё и пить с ним!

Сашеньке на секунду стало совестно, но только на секунду. Желание возразить и оправдаться оказалось сильнее.

– Ксении Андреевне будете рассказывать про неуместность вечерних визитов! – с нахальным видом произнесла она. – А мне, пожалуйста, моралей читать не нужно! Я, в отличие от неё, девушка честная! Мы даже с Серёжей никогда не… – тут Саша поняла, что дальнейший факт из её биографии, несомненно, достойный и, несомненно, очень интересный обоим её собеседникам, озвучивать всё-таки не стоит. Покраснев от стыда за собственные откровения, она не придумала ничего лучше, чем изобразить приступ головокружения и спрятала лицо у Мишеля на груди.

Волконский едва не рассмеялся в голос, чем наверняка испортил бы свой облик сурового старшего брата. Отчего-то послушать о Сашином благонравии ему было приятно, и вдвойне приятно оказалось узнать, что этот ублюдок Авдеев пока ещё к ней не прикасался. Владимирцев, впрочем, тоже совсем по-девичьи покраснел и спрятал улыбку, когда слушал Сашины речи.

И Мишель, заметив это, с осуждением покачал головой.

– Ох, зла на тебя не хватает, Владимирцев! Нельзя быть таким беспечным в двадцать пять лет! О себе не думаешь, о ней бы хоть подумал! А если Воробьёв её теперь в таком виде найдёт? Да ещё и в твоей палате! Что будет с её репутацией, тебя совершенно не беспокоит?

Саша, например, не понимала, почему это вдруг беспокоит самого Волконского! И до того приятной была эта его неожиданная забота, что она вновь рассмеялась весело, уткнувшись в его плечо.

– Ваше величество, не волнуйтесь вы так! И не ругайте, прошу, Владимира Петровича, это всё я виновата, глупая! Там… в конце коридора… закуток есть… там койка, где дежурная медсестра иногда спит, когда в больнице тихо… я туда пойду… прилягу… до утра… и всё будет хорошо! И никто не узнает! Только не ругайте, прошу, Владимира Петровича!

– Гляди-ка, Владимирцев, ещё и заступается за тебя! – хмыкнул Мишель, с неодобрением поглядев на товарища. Володя вздохнул и развёл руками: каюсь, грешен. Тогда Волконский без малейшего предупреждения взял Сашу на руки и угрожающе бросил через плечо: – С тобой, офицер, я завтра поговорю, когда протрезвеешь! Фу, смотреть противно!

И на этой замечательной ноте он вышел, унося Александру с собой. Владимирцев, тупо поглядев на закрывшуюся за другом дверь, сначала уронил голову на руки в приступе невыразимого отчаяния. А через секунду уже громко храпел.

Саша, наоборот, всё никак не могла провалиться в небытие. Она не до конца понимала, что происходит. Его величество что, нёс её на руках?! Должно быть, иначе чем ещё объяснить этот невероятный трепет? Он прижимал её к себе, к своей груди, а она обнимала его широкие плечи, стараясь удержаться. Впрочем, Саша откуда-то знала – он всё равно не отпустил бы её.

И так не хотелось ей, чтобы заканчивался больничный коридор! Так не хотелось ощутить под собой твёрдую больничную койку, вместо его сильных рук! Вот только коридор и впрямь не заканчивался что-то уж слишком долго, а вместо твёрдой койки вдруг откуда-то взялось мягкое сиденье.

Он что, унёс её в свою карету?! Саша резко распахнула глаза, но всё равно ничего, кроме темноты, не увидела.

– Где мы? – еле слышно спросила она, не зная, можно ли уже начинать бояться, или пока подождать? Когда сиденье под ней задрожало, Саша поняла, что карета тронулась с места. – Куда вы меня везёте? – испуганно прошептала она.

– Как куда? – пряча улыбку, отозвался Мишель. – На Остоженку, разумеется! Хочу показать тебя Ивану Кирилловичу во всей красе. Смотри, дорогой отец, чем они там занимаются по вечерам у себя в больнице!

– Ваше величество, пожалуйста, не нужно! – простонала Саша, в порыве схватив его за руку. – Я же это только для Владимирцева делала… разговорить его… развеселить… может, и согласился бы на операцию… это же его последний шанс! Ваше величество, умоляю, не выдавайте меня…

Хотела она ещё что-то сказать, но не смогла, вновь провалившись в беспамятство. И, разумеется, так и не выпустив его руки.

Мишель, отдадим ему должное, стоически держался первые минуты три. Потом не смог. Прекрасно понимая, что пользоваться этим её состоянием – чистейшее скотство, он всё же не стерпел и для начала, провёл нежно по её ладони. Кожа под его пальцами была мягкая, нежная и тёплая. Потом выше. Ещё выше, к запястью, где пульсировала жилка. И ещё выше, совсем чуть-чуть. А потом, чтобы избавить самого себя от соблазна, он взял её руку в свои ладони, да так и держал всю дорогу, запрещая себе даже помыслить о большем. Благо, путь-то был совсем коротким, так что искушение удалось побороть.

И то, наверное, благодаря тому, что в карете не было света, и он не видел очертаний её лица и пленительных изгибов фигуры. И когда Игнат крикнул бодрое: «Прибыли, барин!», Мишель вздохнул с облегчением. Проверять, что окажется сильнее – благородство или мужское начало – он категорически не желал.

Взяв бессознательную Александру на руки, он послал суровый взгляд ухмыляющемуся во весь рот Игнату и зашёл в подъезд, искренне надеясь, что соседи уже улеглись в столь поздний час, и никто не увидит его с такой интересной ношей. Благо, повезло.

Или не повезло. Потому что когда Мишель уложил её ни больше ни меньше, а на свою собственную постель, стало ещё хуже, чем тогда, в карете. У изголовья горел абажур, и этого слабого голубоватого сияния было достаточно, чтобы видеть, какая же она красивая.

И вот она перед ним, невероятно желанная в своей беспомощности. Какой кошмар. Какой стыд! Владимирцева ругал, а сам?! Чем лучше? Далеко от него ушёл? Володя-то, совершенно точно, никаких помыслов, кроме как напиться в хорошей компании, не имел, а Мишель…

Нет, а что ещё прикажете делать, куда прикажете её везти? И впрямь на Остоженку, к Гордееву?! Или в Марьину рощу, где наверняка её уже заждалась эта старая мегера Василиса? Гордееву о Сашином возвращении домой в непотребном виде старуха доложит тот же час, можно не сомневаться. И оставлять в больнице Сашу тоже было нельзя – увидели бы обязательно, да и потом, кто их знает, этих докторов, особенно смазливого Семёна Петракова, вдруг у него тоже возникнут столь же низменные желания, что и у нашего благородного князя?!

126
{"b":"259437","o":1}