— Уте понравились ромашки, — прокричала я ей вслед, но Фейт не ответила, направив Рами к каменистому краю поляны. Я распаковывала еду, пока моя пони радостно обнюхивала цветы и щипала траву. Фейт вернулась ко мне и сидела рядом, пока я ела. Здесь, на открытом месте, было ветрено.

— Пожалуйста, Фейт, постарайся что-нибудь съесть. Тебе это необходимо, — попросила я.

Она взяла чаппати, но только разломила его на мелкие кусочки, рассеянно выкладывая из них на земле рядом с собой нечто вроде гнездышка. Ветер надул юбку Фейт золотым колоколом, распустил ленты шляпки, отчего она съехала назад и волосы Фейт растрепались. Время от времени моя подруга поворачивалась и смотрела на камни.

— Что там за ними? — спросила я.

— Ничего, только отвесный обрыв с утеса. Совсем ничего.

Я легла спиной в душистые цветы, глядя в синее небо и слушая неторопливое хрумканье пасущихся пони. Вдруг земля подо мной задрожала. Я села, собираясь поинтересоваться у Фейт, заметила ли она то же самое. Тишину разорвало высокое, отчаянное ржание. Это была Ута. Она стрелой помчалась к камням в дальнем конце поляны. Рами встревоженно скакал по кругу.

— Ута! — закричала я и вскочила.

Фейт схватила Рами за поводья и вскарабкалась в седло.

— Что их напугало? — спросила я.

Но Фейт уже тронулась с места. Сначала пони шел рысью, затем сорвался в галоп. Фейт потеряла шляпку, которая покружилась, подхваченная ветром, и исчезла.

Я не могла оторвать взгляд от этого странного зрелища — Фейт, несущаяся галопом к обрыву. Вдруг с отдаленного конца поляны, уходящего в долину, выехал всадник. Под тяжелыми ударами копыт его коня вздрагивала земля. Каждые несколько секунд всадник привставал на стременах и оглядывался. У меня екнуло сердце, когда я узнала в нем патана. Я снова перевела взгляд на Фейт — ее юбка сзади надулась, словно парус.

Я стояла как раз посредине между ними. Патан скакал мне навстречу, Фейт — отдалялась. Внезапно Ута изменила направление — может, из-за неожиданных громких хлопков, раздавшихся позади меня? Но Фейт не остановилась. Вместо этого она привстала в седле, словно копируя движения патана. Она не стала оглядываться. Фейт не отрываясь смотрела перед собой, направляя пони прямо на камни. Затем принялась подгонять Рами хлыстом. Жеребчик попытался свернуть в сторону, но Фейт гнала его дальше. Я ничего не понимала. А затем Фейт выпустила поводья — я видела, как они выпали из ее поднятых вверх рук. Рами попытался остановиться перед самыми камнями, скользя копытами по земле и резко поворачивая в сторону. Фейт перелетела через его голову, изящно выгнувшись, словно брошенная невидимой рукой. Но ее никто не бросал: она сама выскочила из седла. Увиденное не укладывалось у меня в голове: Фейт перелетела через камни.

Ее широкая юбка надулась, и я увидела среди белых нижних юбок ноги Фейт, разведенные, словно ножницы. Взлетев в воздух, с этого ракурса она больше всего напоминала желто-белый вращающийся диск. А затем Фейт исчезла. От ужаса я закрыла глаза, и в тот же миг мое плечо обожгла резкая боль.

Патан с грохотом пронесся рядом со мной, и я почувствовала, что мои ноги подкашиваются. Я казалась себе сломанной куклой, брошенной на этой поляне. В ушах эхом звенел странный крик, и через секунду я поняла, что это кричу я сама. Долгим и страшным криком, потому что только что произошла ужасная беда и, что бы ни случилось потом, дальше будет еще хуже.

Я снова плыла на корабле, который вез меня в Индию, привязанная к гамаку во время шторма. Все кости болели. Из прохода за нашей каютой до меня доносились голоса, выкрикивающие что-то неразборчивое. Снизу слышались глухие удары, словно о борт корабля ударялись большие булыжники. Я боялась, что они проломят корпус и я утону. Я попыталась подняться, но моя левая рука меня не слушалась. Волны в безжалостном ритме раскачивали корабль, и ребра стучали друг о друга, отдаваясь болью в левой руке и плече. Мое лицо оказалось прижатым к подушке, и мне было тяжело дышать. Я с трудом подняла голову и почувствовала прикосновение холодного воздуха к щекам. Открыв глаза, я увидела, что моя левая рука странным образом болтается над головой, словно я свисала откуда-то вверх ногами.

Затем в глазах прояснилось. Ритмичные удары оказались стуком копыт; я лежала, переброшенная через спину лошади, и видела, как мимо стремительно проносится земля. От этого и еще от усиливающейся боли в плече к горлу подступила тошнота. Я повернула голову вбок и уперлась носом во что-то твердое и теплое, двигающееся в одном ритме с лошадью. Это была нога.

Посмотрев вверх и увидев широкую грудь и словно вырезанное из камня лицо патана, я вспомнила страшную картину — летящую в воздухе Фейт. Быть может, мои глаза меня обманули? Может быть, она упала на траву поляны? Возможно, она не нарочно совершила то, что я видела, может быть, она не…

Я даже мысленно не могла произнести это слово. Мне необходимо вернуться и найти ее. Я начала бороться и лягаться, и тут же мои икры обожгло ударом хлыста. Это еще больше расстроило и разозлило меня — я должна освободиться, должна найти Фейт! Уперевшись в лошадь правой рукой, я попыталась подняться. Но тут патан поднял свои руки, которые, я заметила, были связаны вместе толстой потертой веревкой, и без усилий стукнул ими меня по макушке — так мимоходом прихлопывают комара. С хлюпающим звуком и ужасающей вспышкой боли мой нос расквасился о конский бок. В рот потекло что-то теплое и липкое. Я чувствовала, что сейчас задохнусь, — дышать было невозможно, мой рот и нос заливала кровь, и тут на меня снова навалилась раскачивающаяся тьма.

В сознание я пришла, когда меня стаскивали с лошади. Я открыла глаза, но вокруг все равно было темно. Патан стоял, прижав меня к себе, подняв руки к моему лицу и прикрывая одной из них мне рот. Его тело было таким неподвижным и твердым, что, если бы он не дышал так тяжело мне в ухо, я бы подумала, что прислонилась к камню. Рядом с нами раздавалось учащенное свистящее дыхание лошади. Затем я наконец различила далеко впереди узкую полоску слабого света. Судя по запаху и сырости, мы находились в пещере. Сквозь высокий вход, заросший скрывающим его густым кустарником, пробивался рассеянный свет. Конь тихо заржал, и патан убрал руку от моего рта — полагаю, чтобы успокоить лошадь, — и я, воспользовавшись возможностью, попыталась освободиться. Помню, что я кричала. Патан снова притянул меня к себе, немилосердно сжав ребра, а затем ударил по лицу связанными руками, задев пульсирующий болью нос, из которого снова хлынула кровь. Конь тихо захрапел. Патан приглушенно шикнул, и тот замолчал. С каждым вдохом у меня в ноздрях булькала кровь.

Послышался стук копыт, и мимо пещеры, на миг перекрывая свет, проскакали друг за другом несколько всадников. Я насчитала семь теней — за патаном гнались семь человек. Я попыталась позвать на помощь, но из горла вырвался только глухой хрип. Он был еле слышным, как жужжание мухи. Наконец стук копыт стих — преследователи уехали.

Мы так долго стояли неподвижно, что я потеряла счет времени. Затем патан убрал руки от моего рта, и я сползла вниз на землю — ноги отказывались меня держать, словно были сделаны из мягкого индийского каучука.

Когда мне в лицо ударил тусклый свет, я, дрожа, села и вскрикнула от боли в потревоженном плече. Патан, стоя у входа среди кустов, грыз веревку, связывавшую вместе его запястья. Он посмотрел на меня и произнес несколько отрывистых слов.

— Я тебя не понимаю, — сказала я по-английски.

Затем повторила то же самое на хинди, и на этот раз он мне ответил:

— Подойди сюда.

— Нет.

Он подскочил ко мне и поднял на ноги, схватив за волосы.

— Отпусти меня! Отвези меня обратно на поляну! Мне нужно найти свою подругу.

Я извивалась под его рукой, кожу головы жгло как огнем.

— Развяжи эту веревку, — сказал патан, выпустив мои волосы и сунув мне под нос связанные руки.