— Я хотела поговорить с вами с глазу на глаз, доктор Хаверлок, — произнесла я, не стараясь больше изображать из себя убитую горем жену.

— Да-да, миссис Инграм. Вам не стоит волноваться. Очень скоро вы окажетесь в доме, где люди, способные оказать вам должный уход, помогут вам пережить трудности, с которыми вы столкнулись. И вам не нужно беспокоиться о ребенке. Мистер Инграм оставил мне четкие указания по поводу…

Я встала и подошла к нему так близко, что доктор попятился.

— Вы и правда считаете меня сумасшедшей, доктор Хаверлок?

Его глаза забегали.

— Ваш муж решил, что для вас так будет лучше. Существует множество методов лечения для таких людей, как вы, которым не повезло, которые…

Я перебила его:

— И, насколько мне известно, существует множество способов, чтобы… как бы это поточнее выразиться… убедить такого человека, как вы, взглянуть правде в глаза.

Подбородок доктора Хаверлока нервно дернулся, подтверждая, что я на правильном пути. Он совсем не умел скрывать свои чувства.

— Я знаю, что вы, должно быть, устали от своей работы. Всю свою жизнь вы посвятили оказанию помощи другим людям, доктор Хаверлок.

Моя речь лилась плавно и гладко.

— И вы, несомненно, заслуживаете того, чтобы провести остаток своей жизни в роскоши, здесь или в Англии. Какую бы сумму ни обещал вам мой муж за написание… скажем так, рекомендации, касающейся моего будущего и будущего моего сына, я удвою ее — если вы передадите мне этот документ. И мы больше никогда не возвратимся к этому разговору.

Подбородок мистера Хаверлока снова дернулся, и это, как и сомнение, появившееся в его взгляде, уверило меня в том, что он заглотнул наживку. Он взял меня за руку и усадил рядом с собой на диван. Затем огляделся по сторонам, хотя в комнате никого, кроме нас, не было.

— Я мог поспешить с диагнозом, моя дорогая, — сказал он. — Ваш бедный муж настаивал на таком решении, руководствуясь заботой о вас и о вашем сыне.

— И, конечно же, за все эти годы постоянная борьба с малярией подкосила мистера Инграма, — добавила я, — так что вы знаете, что в последнее время он не отличался ясностью мышления. Я понимаю, доктор Хаверлок, — я доверительно посмотрела на него и понизила голос, — о, как я понимаю, в какое неловкое положение он вас поставил. И я настаиваю, чтобы вы назвали сумму, обещанную вам за беспокойство, причиненное этим малоприятным делом. Давайте же, назовите ее.

Доктор Хаверлок громко прочистил горло. Старый жадный козел. Он боялся назвать цену, так как она могла оказаться меньше, чем я готова была ему заплатить.

Я подошла к комоду, достала из него сверток, который спрятала там сегодня утром, и вернулась к дивану. Я положила его между нами и развязала бечевку. Затем я развернула бумагу, явив взгляду внушительную кипу накопленных мною рупий, которые я на протяжении всех этих лет воровала у Сомерса и тщательно прятала. Теперь здесь лежала довольно солидная сумма.

Доктор учащенно задышал и облизал тонкие сухие губы. Я почти слышала, как лихорадочно работает его мозг.

— О Господи, миссис Инграм! Боже, Боже! Я не хочу показаться алчным, но это дело отняло у меня немало времени и, как вы справедливо заметили, душевного здоровья. В последнее время я вел себя достаточно несдержанно. Было бы невежливо называть сумму, оговоренную мистером Инграмом, но…

Доктор Хаверлок снова впился взглядом в деньги, лежавшие совсем рядом с ним.

Я похлопала его по руке.

— Я понимаю, — сказала я с жалостью в голосе. — Не могли бы вы теперь принести документы, мистер Хаверлок, и произвести обмен?

— Ну, — медленно начал он, — я не уверен, какие именно документы вы имеете в виду.

— Медицинское заключение, доктор Хаверлок, — сказала я сладким голосом.

Я пододвинула деньги чуть ближе к нему.

По-прежнему не сводя глаз с сотен тысяч рупий, доктор Хаверлок полез во внутренний нагрудный карман, и я услышала шелест разворачиваемой бумаги.

Он отдал мне документ, и, прочитав его, я снова упаковала деньги и передала доктору сверток, затем протянула ему правую руку.

Он хотел было поцеловать ее, но, наткнувшись на мой взгляд, ограничился крепким рукопожатием. Мы встали, каждый держа в руках свою добычу, и обменялись улыбками.

В этой игре мы показали себя достойными соперниками. И оба получили то, чего желали больше всего.

За несколько часов все было кончено. Последние минуты перед смертью Сомерса я провела у его постели, гладя его исхудалое лицо и изображая перед слугами и доктором Хаверлоком послушную долгу жену, успокаивающую умирающего мужа. Мое лицо оставалось невозмутимым, но про себя я разговаривала с Сомерсом:

«Я обманула тебя, обвела вокруг пальца, но ты никогда этого не узнаешь. И теперь все закончилось. Мой кошмар закончился. Я спасла свою жизнь и душу своего ребенка».

Я почувствовала, что, несмотря на болезнь и слабость, Сомерс понял: невзирая на мое прошлое, из нас двоих я оказалась сильнее. Он был не властен над моим будущим. Я поняла это по тому, как его невидящие глаза вращались в глазницах, по тому, как сильно дрожали его губы, словно пытаясь что-то сказать. Я приложила ладонь к его губам, пригладила ему волосы и поцеловала в холодный сухой лоб.

— Все кончено, Сомерс. Вся ненависть и боль, которую ты мне причинил, осталась в прошлом, — проговорила я так тихо, что все остальные, находившиеся в комнате, могли услышать только неразборчивый шепот, последнюю клятву любви, данную женой умирающему мужу.

— Я добилась своего, — добавила я еще тише и увидела, что веки Сомерса дрогнули, что он меня услышал. Я знала, что он все понял.

Откуда-то из глубины его горла раздался тихий предсмертный хрип, затем глаза Сомерса закатились, уставившись на обвисшую ткань панкха, и застыли так, не мигая.

Сегодня один из тех замечательных весенних дней, когда воздух напоен запахом нагретой солнцем земли. На полу — теплые янтарные квадратные пятна солнечного света, падающего сюда сквозь открытые окна. Шорох берез, растущих вокруг нашего дома, похож на тихий шепот. Я встаю и подхожу к окну, чтобы полюбоваться на недавно распустившиеся в саду весенние цветы — нежные колокольчики и ирисы, — слишком хрупкие для жаркого климата Индии. Я научилась замечать красоту Англии, с ее туманами и дождями. Цветы в саду ничем не напоминают яркие краски Индии — оттенки здесь более нежные и приглушенные. Я любуюсь ими, чего не умела делать раньше. Они восхитительны.

Мы с Дэвидом живем по соседству с домом Шейкера и Селины, у нас общий сад.

Шейкер открыл небольшую благотворительную больницу в деревне Маригейт в графстве Чешир. Он прославился на всю страну благодаря деликатному, доверительному обхождению с пациентами и точной диагностике заболеваний. Он изучает возможность применения лекарственных растений при многочисленных физических и душевных расстройствах. Палаты в больнице всегда переполнены, и к Шейкеру часто обращаются как к доктору, хотя он не устает объяснять, что на самом деле он гомеопат-любитель.

Я часто помогаю ему в больнице — растираю и взвешиваю снадобья, обсуждаю с ним случаи болезни.

Я удивилась перемене, происшедшей с ним, когда в прошлом году вернулась в Англию, после того как уладила дела с завещанием Сомерса. Он все еще дрожит, но часто — глядя на играющего Дэвида или слушая Селину, которая читает вслух, сидя у камина, — Шейкер совершенно неподвижен. Я заметила это, но молчу, опасаясь, что эти моменты спокойствия могут исчезнуть, если о них заговорить.

Селина проявляет сердечность, о которой я и предположить не могла. Я запомнила ее суровой, острой на язык особой, но, конечно, тогда она вела себя подобным образом, потому что считала меня соперницей. Теперь же этот ее страх давно канул в прошлое. Думаю, она изменилась именно благодаря простому и в то же время всемогущему чувству взаимной любви. Теперь в Селине есть внутренняя спокойная красота, ее глаза сияют — когда я впервые встретила ее в Ливерпуле, почти десять лет назад, об этом не было и речи. Она радушно приняла нас с Дэвидом, когда я появилась у них на пороге, и помогла мне заново приспособиться к жизни, от которой я давно отвыкла. Мне понадобилось время, чтобы поправить здоровье и снова обрести силы, но Селине, кажется, доставляло радость помогать мне и видеть, что я выздоравливаю. Была ли в этом заслуга Шейкера, или у Селины обнаружился врожденный талант, которому он только помог раскрыться, но она несомненно обладает способностями к врачеванию.