Сомерс медленно покачал головой, словно я была непослушным ребенком, пойманным за кражей сладостей.

— Ты не понимаешь, Линни? Ты же всегда была такой сообразительной девочкой. — Он освободил свои руки из моих ладоней. — Я не могу довериться тебе настолько, чтобы позволить тебе уйти. И я не могу доверить тебе нашего сына. Единственный возможный для меня выход — это убрать тебя так, как полагается, законным путем, чтобы в будущем ни у кого не возникло вопросов.

Теперь он смотрел на меня не мигая, словно змея.

— Я позабочусь, чтобы доктор Хаверлок как можно скорее приготовил все необходимые бумаги. Конечно же, его не придется долго уговаривать. Одного взгляда на тебя достаточно, чтобы убедиться в том, что тебе необходим специальный уход. Что же касается Дэвида… Я буду воспитывать его так, как сочту нужным. Мне не понадобится много времени, чтобы сделать его таким, каким он должен стать.

Сомерс попробовал было снова рассмеяться, но тут же закашлялся и задрожал.

Я смотрела на него, на его трясущееся тело, на усы, увешанные пенными клочками слюны, и мне вдруг показалось, что его лицо приняло злобное выражение, совсем как у его мертвого отца. Я потерла глаза, но наваждение не исчезло. По ужасному стечению обстоятельств злая рука судьбы, когда-то направившая меня на Роудни-стрит, теперь привела меня в эту комнату. Я поднялась на ноги и, спотыкаясь, отошла от кровати. Я в ужасе смотрела на человека, который был моим мужем. Я знала, какой властью он был наделен. Знала, что его изощренная ненависть, развратность и злобность с каждым годом будут только усугубляться.

Этот человек мог уничтожить меня и получить власть над моим сыном.

Я должна была помешать тому, что он собирался со мной сделать. Я должна была защитить своего ребенка.

Я знала, что сейчас самое подходящее время. Ночью я не сомкнула глаз, но, несмотря на это, встала с кровати рано утром и приняла ванну. Я не чувствовала усталости. Я закурила трубку, но только чтобы предотвратить болезненные судороги. По моей просьбе Малти уделила особое внимание моей прическе, и я тщательно выбрала наряд. Сев за туалетный столик, я посмотрела на себя в зеркало. Теперь я понимала, что чувствовала Фейт в свои последние дни в Симле. Когда ты полностью уверен в том, что сейчас должен сделать, ощущаешь небывалую легкость, словно тяжелая ноша свалилась с плеч. Я знала, что иного пути у меня нет.

Малти странно на меня посмотрела.

— Мэм Линни? Я не понимаю.

— Чего ты не понимаешь? — я повернулась к ней.

— Прошлым вечером вы казались такой расстроенной, когда возвратились из комнаты саиба Инграма. А сегодня вы спокойны. Я не видела вас такой уже очень, очень давно. И что я вижу у вас на лице, мэм? Кажется, это счастье. Но такое невозможно в этом печальном доме.

Я улыбнулась ей.

— Это не счастье, Малти. Еще не счастье. Но у нас все впереди. Мы должны зажечь новые огни, чтобы осветить себе путь в будущее.

Малти озадаченно покачала головой. Остаток дня я провела, играя с Дэвидом на веранде и мысленно составляя план. Один раз я взглянула на окна в комнате Сомерса и увидела, что доктор Хаверлок за мной наблюдает. Встретившись со мной взглядом, он поспешно отвернулся.

Я пошла в комнату Сомерса. Доктор Хаверлок сидел за столом и что-то писал. Интересно, он работал над медицинским заключением? Увидев меня, он прервался и посмотрел на Сомерса, лежащего на кровати.

— Ты что-то хотела, Линни? — спросил Сомерс с притворной заботой. — Или ты что-то здесь забыла?

— Я подумала, что тебе может понадобиться свежая вода.

Сомерс жестом указал на полный кувшин возле кровати.

— Но, Линни, это же ты принесла его сюда как раз перед приездом доктора Хаверлока.

— Нет, это была не я. Должно быть, это сделал кто-то из слуг.

Сегодня я еще не заходила к нему в комнату.

Сомерс покачал головой, кротко улыбаясь. Затем, подняв брови, взглянул на доктора Хаверлока: «Ну вот, вы видите?»

Доктор пристально смотрел на мои кисти. Я осознала, что постоянно сжимаю и разжимаю руки. Я прекратила это делать, но он уже отвернулся к своим бумагам и снова принялся писать. Я вышла из комнаты, но задержалась за дверью и услышала, как доктор Хаверлок сообщил Сомерсу, что все готово. Сомерс уверил его, что тот получит обещанное вознаграждение, как только все меры будут приняты.

Он воплощал свой план в жизнь. Пора было и мне заняться своим.

Мне не составило труда в тот же день достать необходимое количество дурмана у зашедшего к нам торговца. Англичане называют это растение «дурман обыкновенный» или «дурман вонючий». Это одна из сорных трав, растущая повсеместно на пустырях. Я помнила, что мне говорила о дурмане Нани Меера. В определенных дозах он полезен при кашле и коклюше и при заболеваниях мочевого пузыря. Большие белые венчики цветков тоже обладали наркотическими и болеутоляющими свойствами, но растертые в порошок листья действовали сильнее. Передозировка приводила к смертельному исходу.

Несмотря на улучшение состояния, Сомерс все еще был слаб и у него случались периоды упадка сил и полного изнеможения. Медленно оправляясь от болезни, он по нескольку раз в день в больших количествах пил холодный чай с сахаром. Я взяла на себя заботу приносить ему этот напиток каждый раз, когда Сомерс испытывал в нем потребность, как поступила бы на моем месте любая заботливая жена. Судя по тому, как Сомерс посмотрел на меня, когда я впервые появилась возле его кровати с чайным подносом, он решил, что я изо всех сил пытаюсь доказать ему, что я не сумасшедшая. И я позволяла ему так думать.

Я начала с минимальных доз. Необходимо было проявлять осторожность: все должно было выглядеть так, словно его подкосила старая болезнь.

Через два дня состояние Сомерса заметно ухудшилось. С его лица не сходил горячечный сухой румянец, ему стало трудно глотать, и Сомерс все чаще начинал что-то неразборчиво бормотать и совершать мелкие бессмысленные движения.

На третий день Сомерс погрузился в сон, такой глубокий, что его не могли разбудить на протяжении нескольких часов. Я знала, что такой сон может перейти в кому. Когда Сомерс наконец открыл глаза, его зрачки были расширены и не реагировали на свет. Я продолжала поить его чаем каждый раз, когда он приходил в сознание, крича слугам, что господину необходимо пить побольше жидкости.

Заламывая руки перед доктором Хаверлоком, я молча благодарила небо за то, что этот старый хрыч оказался таким профаном.

— Ведь он уже шел на поправку! — восклицала я. — Что же вызвало такое стремительное ухудшение?

Доктор Хаверлок покачал головой.

— Никогда нельзя с уверенностью предсказать, как иноземный недуг подействует на свою жертву.

Я смотрела на него, широко открыв глаза.

— Боюсь, дело обстоит серьезнее, чем раньше. Мой диагноз, миссис Инграм, — это мозговая малярия.

Я в ужасе прижала ладонь к губам.

— Мозговая малярия?

— Ваш муж постоянно теряет сознание, и налицо умственное расстройство — это основные симптомы. Как только у него разольется желчь или начнутся конвульсии…

— Но… Но он же поправится?

— Моя дорогая, вам не следует чрезмерно волноваться. Ваше состояние и так крайне неустойчиво.

— Доктор Хаверлок. — Я встала в полный рост. — Мое состояние в полном порядке, и меня нельзя назвать болезненной. Вы хотите сказать, что мистер Инграм может не пережить этот приступ? Я хочу знать правду, доктор Хаверлок.

Доктор с неискренним сочувствием на лице взял меня за руки.

На следующий день доктор Хаверлок вернулся и осмотрел Сомерса, а затем провел меня в гостиную.

— Пожалуйста, приготовьтесь к самому худшему, моя дорогая, — сказал он.

Я ждала.

— Смерть вашего мужа неизбежна. Я не думаю, что он переживет эту ночь.

Я позволила себе сесть в кресло, опустила голову и закрыла лицо ладонями.

— Пожалуйста, отпустите слуг, — попросила я, не убирая рук, — но сами останьтесь со мной.

Когда мы оказались наедине, я подняла голову.