Гвен я больше не видел, и свободного времени обнаружилось много. Я заканчивал дела как можно скорее и торопился домой. Там я переодевался, надевая что-нибудь свободное и мягкое. Сначала это были старые шорты и спортивная майка. Потом я пошел дальше — стал надевать курточку, короткую и невесомую. Вскоре всякая жмущая и стягивающая тело одежда стала мне ненавистна. Изменился костюм для работы. Я забросил ремни и галстуки, стал носить широкие брюки, мягкие пиджаки и не застегивал рубашку у шеи.

Затем Флоренс сказала: «Не делай того, что причиняет тебе беспокойство или вызывает внутреннее неодобрение. Внутри Крепости для таких хлопот нет оснований. Делай исключительно то, что тебе нравится. Отдавай жизнь тому, к чему у тебя лежит душа. И таким образом проводи каждый день как можно больше времени в гармонии со своим внутренним естеством». Она спросила меня, чего я всегда хотел, но никогда не находил для этого времени, и сказала, чтобы я занялся этим, не важно, что это.

Оказалось (мне самому было странно), что больше всего на свете я хотел выращивать помидоры. Помидор — мой любимый овощ. Я ем его в неисчислимых количествах. А вот выращивать его я никогда не находил времени. Несколько раз я все-таки копался в земле. Но затем что-то где-то происходило, мои руки переставали доходить до саженцев, на них нападали паразиты, и вскоре от увядших растений оставались на земле лишь черные круги с дырочкой, овощ сгнивал. Но теперь для меня не стало дела важнее, и я получил результаты. На дальней стороне бассейна, позади дома, там, где было больше всего солнца, я вскопал вилкой кусочек земли и посадил десять кустиков томатов одного сорта и четыре — другого. Между ними оставил большое пространство. Землю я потом перекопал, смешав с костной мукой и высушенным навозом. Купив пучок бамбуковых палочек, я соорудил подпорки для саженцев. О порче томатного дерева я читал с утра до ночи, поэтому пришлось купить указанные в книгах порошки — пестицид «Севин» и 7 %-медную пыль плюс специальный разбрызгиватель. Купил я и длинный шланг для полива растений. Я поливал томаты дважды в день — в той же книге говорилось, что еще никто не мог убить помидоры, поливая их слишком часто. Я наслаждался огородничеством. От запаха томатного листа я млею.

Затем мной было решено собрать коллекцию книг, которые я буду читать до конца жизни. Составление списка оказалось таким занятным делом! Я написал его самым тщательным образом, обдумывая каждый экземпляр. Правда, приготовив его, я понял, что уже немного поздно, что существует громадное количество книг, которые я всегда хотел прочитать, но теперь уже вряд ли их достану, но, с другой стороны, если бы я не решил их прочитать… в общем, вполне возможно, что я вообще бы не прочитал ни одной книги из того списка. Затем я обнаружил, что могу приобрести некоторые книги, купив целиком «Современную библиотеку». Поэтому я заказал ее и лично построил книжные полки. Попутно купил книги из списка, отсутствующие в «Современной библиотеке». Спешить было некуда, но мне хотелось иметь их все под рукой, чтобы я мог приступить к прочтению.

Вскоре выяснилось, что мне нужно уединенное место, где я мог бы быть предоставлен самому себе. Я решил соорудить маленькую комнату — фортик внутри Крепости. И соорудил, над ванной; окно выходило не на бассейн, а на тот клочок земли, где произрастали помидоры. В комнатке я сложил все тома «Современной библиотеки» и другие книги, предварительно сняв с них суперобложки, устроил полочки для текущей периодики и стеллажи для ранее выписываемых изданий. Втащил софу и кресло, чтобы мне было удобно в любом положении, приладил пару ярких ламп, потому что мои глаза потеряли былую зоркость.

Туда же я перенес стереопроигрыватель. Одним из недостатков Флоренс являлось ее неумение слушать музыку. Она говорила, что музыка ей нравится, но при звуках оперы или какого-нибудь квартета ее неудержимо тянет шевелить языком. Разговоры для нее были важнее Бетховена. Я же мог часами лежать и слушать, мечтать и уноситься мыслями далеко-далеко. Я купил полный комплект поздних квартетов Бетховена. Когда я учился в колледже, у меня был такой же, но на 78 оборотов; с тех пор я ни разу его не слушал, не было времени. Сейчас его появилось предостаточно, и, слушая, я вспоминал дни учебы, мой дом, маму и папу в те дни, дядю Джо. Так я проводил целые часы после работы. И в первый раз жизнь казалась мне насыщенной до предела.

Каждый день я заносил впечатления в «духовный дневник», назовем его так. И сразу же заметил, что мой почерк улучшился! Без особого напряжения все 26 букв алфавита стали получаться более четкими и красивыми! В первый раз мне стал доставлять удовольствие сам процесс написания слов. Я заносил в тетрадку свои мысли и ощущения по дням. Просто удивительно, как много происходило со мной того, чего ранее я не замечал, и как важно стало все происходящее. Задумавшись, я начинал задавать себе вопросы. К примеру, почему я стал именно тем, кем стал? И начал ощущать, что именно сейчас я буду наконец делать то, что хочу в жизни.

Частенько я стал засыпать в этой комнатушке. И слишком часто, черт побери, заснув, начинал мечтать о Гвен. Сны мне не подчинялись.

Была еще одна сторона моего «я», которая не желала быть послушной. Я не мог жить с Флоренс как супруг. Не знаю почему, просто не мог. Может, возраст, может, что-то физиологическое. Нет, наверняка причину я знаю, насчет физиологии было все в порядке, но ничего не получалось. Что бы Флоренс ни делала, эрекции не было. Немного, конечно, получалось, но толку было мало. Флоренс удивлялась. Мы откровенно обсудили этот вопрос. Она сказала: «Не волнуйся». Мол, доктор Лейбман сказал, что я меняю духовный механизм, и она должна понять это и ничего от меня не требовать сверх того, чего я хочу всем сердцем, и что я обязательно вернусь к ней по проторенной супружеской дорожке. И вот когда этот момент придет, она должна ждать меня наготове.

Во всем остальном мы были близки как никогда. Я даже ходил с ней по магазинам. Если что и было для меня ненавистным в старые времена, так это — магазины. Мои личные покупки осуществляла Сильвия, моя секретарша; она покупала все: рубашки, носки и даже нижнее белье. Что касается костюмов, то я давным-давно отыскал портного, который с помощью простого метра и рекламных фотомоделей шил мне по два на год: синий, выходной, и другой, коричневый, — для работы.

Теперь моим гардеробом занялась Флоренс. Мы вместе решили, что лучше всего я выгляжу не в синем или коричневом, а в сером. На галстуке, может, и надо допустить другой цвет, но костюм, туфли и рубашки — серые разных оттенков. Это позволяло Флоренс одеваться более разнообразно, но всегда мой серый выгодно оттенял ее. Поэтому в ее ансамбле всегда присутствовал намек на серое.

Теперь я всерьез заинтересовался женской модой. Первый раз в жизни я стал замечать, что носят женщины, а ведь до этого меня занимало лишь местонахождение роковых молний и застежек. Я ходил с Флоренс по магазинам, и мы покупали одежду ей, и — как она сама сказала — вскоре я отлично разбирался, что ей шло, на каких деталях она делала ударение, какие недостатки фигуры она скрывала и что стремилась свести к минимуму. Она даже начала ценить мой вкус. А мне понравилось. Мне действительно нравилось.

Спустя какое-то время мы стали с ней известны среди друзей как «Золотая пара». Прозвище пристало к нам не потому, что каждый из нас ежедневно проводил пять минут под ультрафиолетовой лампой и поэтому кожа наша стала золотой. Люди думали, что наша семейная жизнь идеальна. Жены ставили меня в пример своим мужьям как стопроцентного супруга. Когда же мужья делали притворные замечания касательно моего довольно бурного прошлого и тому подобного, то жены — о Боже! — защищали меня. Они говорили, что, вероятно, какое-то время ему было это необходимо, более того, даже при всей реальности его похождений они просто дико преувеличены. От зависти неудачников. Смешно ожидать другого. «Но! — заключали они. — Взгляните на него сейчас!»