— Массовое убийство. Если бы я был прокурором, я бы обвинил тебя в убийстве и потребовал бы для тебя смертной казни.

— Ты хотел встретиться, чтобы сообщить мне это?

— Да. Я хочу знать, чем вы занимаетесь в своем институте.

— Старьё.

— Что значит «старьё»?

— Информация устарела. Она уже не актуальна.

— Ты дьявол!

Она посмотрела на меня так, что я понял, что ничего не понимаю и вряд ли когда-нибудь пойму. Она хотела казаться спокойной, показать, что она ничем не взволнована, но что и кто мог её так взволновать, я не знал.

— У нас мало времени.

— Как это мало времени? Ты замешана в самом крупном преступлении века!

— Дэвид, скажи мне, ты нашёл план того, что они собираются делать, чтобы победить на этих выборах?

— Кто «они»? Скотт? Республиканцы? Стоуи? Твой муж Джек? Кто?

— Не нашёл. Даже не знаешь, где искать.

— Не знаю. Но голову даю, это связано с тобой и Институтом Октавиана.

— Именно поэтому ты решил встретиться именно в Джорджтауне? Ну, давай выйдем и пойдём туда. Там одни бумажки. Бумажки, бумажки и ещё раз бумажки. Хрень всякая.

— Хрень?? — я сгрёб «Мы или они?» с пола и бросил в неё. — Инструкция по тому, как предать. Инструкция по убийству.

— Сейчас! Мы должны знать, что они собираются сделать сейчас!

С лестницы послышались какие-то странные звуки: кто-то кричал, кто-то шумел, кто-то пытался взобраться вверх по лестнице. Том медленно тащился за человеком в униформе полицейского из округа Колумбия. Я его не знал. В одной руке у него был служебный пистолет, в другой — рация и он громко диктовал кому-то какие-то цифры и адрес. Следом за Томом шли Морган и Райан. Морган шёл очень легко, он напоминал атлета из какой-нибудь брошюрки о пользе здорового тела. В руке у него было удостоверение сотрудника Министерства внутренней безопасности, ну прямо как в кино. Он шёл следом за Райаном, который казался его тенью. У Райана в руках был пистолет.

За ними толпилось множество людей: кто-то кричал, кто-то пытался протиснуться вперёд. Там были сутолока и крик. Мне показалось, я увидел Сьюзи.

Тут послышался звук от падения тяжёлого тела, и Том полетел вниз, увлекая с собой чужака. Их тела сплелись в одно, словно бы в экстазе. Я увидел бледное лицо Тома, он повернулся и заорал: «Беги, Дэвид, беги!»

Краем глаза я заметил, как чужак пытается избавиться от медвежьей хватки Тома. Тот сжал его так, словно собирался простоять так всю жизнь.

На какое-то мгновение они замерли, а потом покатились вниз, ударяясь то об стену, то о перила. Чужак оказался внизу, Том наверху, они упали вниз головой, вверх ногами. Том разжал хватку и вцепился чужаку в лицо. Оба стонали, визжали, хрипели и орали матом. Какой-то коп что-то кричал в рацию, размахивал пистолетом и орал: «Перестаньте!» Райан с Морганом пытались взобраться вверх по лестнице, но проход был заблокирован Томом и этим чужаком.

— Беги, беги, — донесло до меня эхо.

Хаджопян лежал на мате. Телевизоры трещали и мешали друг другу. Бессмысленно говорить, что проведённые операции — это провокация, что всё это лишь хитрость, имеющая вполне определённую цель — повлиять на результат выборов. Если, конечно, не найдётся настоящая записка от Скотта Арбасто, губернатору Флориды, в которой будет сказано именно это и именно в такой форме. СМИ расценили бы эту записку, как в своё время они расценили заявление Хилари Клинтон о «широкомасштабном заговоре правых» (Хилари придумала «заговор», когда ее мужа Билла обвинили в афере с Моникой). Это было правдой, но все решили, что Хилари просто помешалась и начала хныкать.

Хаджопян лежал, телевизоры жужжали, как цикады в летнюю ночь. Он просто лежал, вслушивался в себя, а видеоволны проходили сквозь него и меняли его. Где-то в глубинах подсознания он вдруг увидел картинку: он вдруг увидел, как Шаптон, Джексон, Джесс Мл., все чернокожие лидеры, все священники проповедников собираются во Флориде. Такого не было со времён Мартина Лютера Кинга и событий в Алабаме. И надо, чтобы они все вместе сказали, что не допустят неравенства в отношении темнокожего населения, что они не позволят властям чинить произвол, не позволят им разделить белокожих, чернокожих и мулатов, не позволят им разделить людей на христиан, евреев и мусульман. Надо, чтобы они все вместе постарались заверить людей, что всё будет хорошо. Надо, чтобы они проследили, дабы полиция не применила насилие, надо сделать так, чтобы они снимали всё происходящее на камеру, и если полиция отважится творить произвол, мир об этом узнал. Мир сегодня — это новости. Надо позвать несколько раввинов и католических священников.

Он поднимет движение. Короткое, всего лишь трёхдневное, с субботы по вторник, но настоящее. И Хаджопян вскочил на ноги, бодрый и полный сил.

Он выключил все телевизоры и улыбнулся тишине. Потом сел за стол, включил ноутбук и начал составлять список.

К одиннадцати список был готов. Весь следующий день он просидел на телефоне. Идея сработала. Чернокожие лидеры расценили действия властей как провокацию и только и думали, что бы сделать в ответ.

А в воскресенье вечером в 9:47 в дверь постучали. Один из помощников принёс Хаджопяну «Нью-Йорк Таймс».

Источник, пожелавший остаться неизвестным, сообщил, что их отдел, занимающий проблемами национальной безопасности (что именно за отдел — тоже было не указано) располагает сведениями, что если следующим президентом Америки станет Энн Линн Мёрфи, террористы планируют осуществить на территории Соединённых Штатов ряд терактов. Террористы (какие именно, в статье было не указано) уверены, что страна, которой правит женщина, будет слабой и не сможет защитить себя.

«Чтобы напугать избирателей, администрация Скотта организовала утечку ложной информации из Министерства внутренней безопасности» — вполне подходящее название для статьи.

Однако название было другое. Прямо на первой странице стояло: «Террористы атакуют США, если президентом станет женщина».

У Ниоб был пистолет. Небольшой, аккуратненький, миленький маленький пистолетик. Не какая-то фаллическая пушка Грязного Гарри, он напоминал саму Ниоб: он был изящным, но мускулистым, в нём не было ничего лишнего, и в нём чувствовалась сила.

Пистолет был направлен на меня.

— Ну, убей меня, убей, и покончим с этим, Убей. Дрянь, — наверное, мне не стоило называть её «дрянью», но я чертовски устал от всего происходящего. И я пошёл прямо к ней, прямо на пистолет, пока тот не упёрся мне в живот.

В запертую дверь барабанили, что-то громко крича при этом.

Она в первой раз казалась смущённой и не знающей, что делать. Я отвёл её руку, она не сопротивлялась. Я забрал пистолет. Мне показалось, что она смотрит на меня, словно бы пытаясь принять какое-то решение. И тогда решение принял я. Я направил пистолет на неё.

— Вылезай в окно. Быстро вылезай в окно.

И она вылезла, чем немало меня удивила. Она подняла раму, встала на подоконник и кошкой выскользнула наружу. Я полез следом, я был куда как более неуклюжим, прежде чем встать на подоконник, я забрался на него коленями, и только потом вылез на пожарную лестницу.

Ниоб была уже на полпути вниз. Она двигалась быстро и молчала. Будто всю жизнь только и занималась тем, что лазила по пожарным лестницам!

Когда я спустился на уровень второго этажа, она уже спрыгивала на землю. Ниоб повисла на лестнице и та заскрипела. «Вперёд, вперёд!» — крикнул я, и Ниоб грациозно спрыгнула на землю. Металлическая лестница снова заскрипела. Сверху послышался шум и в проёме окна я увидел несколько голов и пушек. Кто-то попытался вылезти следом и мешал всем остальным: они не могли выстрелить. Это дало нам несколько секунд форы. Ниоб отошла чуть влево, я спрыгнул и подошёл к ней. Интересно, те наверху подумают, что я похищаю её или что мы бежим вместе? А ведь и самом деле как: «я похищаю её» или «мы бежим вместе»? Мы оказались в узком и тёмном переулке, впереди сияли огни большой улицы. Что делать, когда мы выбежим на улицу? Я уже слышал сирены — машины съезжались со всех сторон.