— Что ты знаешь обо всём происходящем?

— То же, что и все.

Она отступила на пару шагов. Мои глаза уже немножко привыкли в темноте, и я её видел: тёмное на тёмном, кожа, мерцающая в лунном свете, изредка проникающем сквозь занавеси, и вспыхивающие блики на волосах. Ниоб заперла боковую дверь.

— Что ты знаешь? Что ты нашёл?

— Ничего я не знаю.

— Тогда почему же они хотят убить тебя?

Когда зазвонил мобильник, Спинелли был дома с семьёй. Звонил его рабочий телефон, которым он не разрешал пользоваться никому.

У Спинелли была жена и трое дочерей: младшей было восемь лет, средней двенадцать и старшей пятнадцать. Двум старшим девочкам в качестве домашнего задания были заданы президентские дебаты, у каждой был свой телевизор, но почему-то все они сгрудились возле одного большого в гостиной, где был и сам Спинелли, потому что больше ему смотреть было негде. У старшей был выбор: смотреть дебаты или найти какой-то материал по прошлым президентским дебатам. Глупо было предлагать альтернативу. Вике было пятнадцать, а кто же из пятнадцатилетних будет что-то читать, когда можно посмотреть?

Это был не звонок, а СМСка от полковника Моргана, нехитрая шифровка, обозначавшая, что он срочно нужен, такие послание шифровались не столько ради сохранения тайны, сколько ради экономии времени. В СМСке был указан и адрес.

— Мне надо идти.

Никто не ответил Джо, и он тихой тенью выскользнул из комнаты.

Спинелли был одновременно и рад, и не рад. Не рад потому, что его дом мало напоминал настоящий, рад потому, что он смог улизнуть оттуда. Даже когда бабы не строили планы, как лишить его верховной власти в доме или заграбастать его денежки, сам факт того, что рядом с ним было так много женщин, угнетал его. А сколько они ели! Это же были настоящие бабы: глаза завидущие, руки загребущие. Как только он пытался установить в доме хоть какой-нибудь порядок, все, даже самая младшая восьмилетняя дочка посылали его куда подальше. Невозможно представить, чтобы он мог позволить себе так разговаривать со своим отцом, отец бы его просто хорошенько вздул, и Джо считал бы, что наказан совершенно за дело. А попробуй он отшлёпать одну из этих маленьких чертовок — их мать сама даст им в руки телефон, чтобы они могли позвонить в 911 и пожаловаться, что папа их избивает.

Он включил компьютер и забил в ГУГЛ адрес, поисковик моментально выдал ему карту местности. Как-то неправильно, что любой так быстро и легко может получить подобную информацию, думал Спинелли, хорошо, чтобы подобными услугами могли пользоваться только военные и полиция.

Джо подумал, сколько времени ему понадобится на дорогу. До фермы Стоуи было порядка полутора часа, ну, может быть, часа сорока пяти. По дороге он должен захватить Уиттейкера, тот сядет за руль, а сам Джо заберётся в фургон и будет слушать. У Спинелли был вместительный серебристо-серый «Шевроле-Экспресс», с надписью «Компьютерная техника» по бокам. «Шевроле» довольно быстро бегал, немного сдавая на поворотах, но гнаться на нём за кем-нибудь было нельзя. Но Спинелли и не гонялся ни за кем. Он слушал. Подслушивал. Влезал в каждую клеточку организма.

Спинелли пронзил своими электронными щупальцами весь дом и быт библиотекаря: его мобильник, его домашний телефон, его компьютер, он поставил микрофоны во всех трёх комнатах. Квартира у того была, по мнению Спинелли, просто жалкой — тринадцатидюймовый телевизорчик и кучи книг, просто кучи и кучи книг. Книги на полках, открытые книги на столах, книги на кровати. Интересное совпадение: для своего дела Спинелли выбрал том избранных работ известного женоненавистника девятнадцатого века Стриндберга. Прочти он его, он бы понял, что к постоянным насмешкам в своём доме надо относиться так же, как к внезапному возвращению на экраны Джерри Спрингера, к возвращению его извечных шуточек. Но Спинелли читать великого шведа не стал, а просто постарался положить книгу точно так, как она лежала: там, где чужому видится беспорядок, для хозяина — каждая вещь лежит на своем привычном месте.

Спинелли решил, что у библиотекаря нет настоящей жизни — он слишком много читает.

Но его вызвали, в конце концов, он мог и ошибаться насчёт библиотекаря, каждый человек — загадка.

Он поставил на стекло надпись «Компьютерная техника», такую же, как украшала бок его фургона, и поехал. Интересно, думал он, знает ли уже библиотекарь о том, что его жизнь очень скоро полностью переменится и совершено не факт, что переменится к лучшему. Интересно, что Паркс сделает с ним, что-то в последнее время он ведёт себя всё более и более агрессивно. И хитрит много. Да-да, много хитрит.

Отчасти отношения между Парксом и Райаном были похожи на отношения между его дочерьми. Старшая попробовала кетамин, средняя уже тоже попробовала, но потеряла сознание и пришлось везти её в неотложку. Младшая ещё не пробовала, Спинелли знал это, потому что установил микрофоны в комнатах своих дочерей — так ему было легче подслушивать. Младшая хотела проколоть пупок и язык, как сделали её старшие сёстры, и она знала, что с серёжкой в языке можно делать такое, что ребёнок в её возрасте знать вовсе не должен.

Отец не должен знать о своих дочерях так много. Но Спинелли знал, он просто не мог остановиться и не подслушивать.

Уже выходя из дома, Спинелли оглянулся на телевизор: вопрос-ответ, вопрос-ответ, какая же всё-таки зараза эти реалити-шоу, а эта сука так и кусает Скотта, так и кусает. Чёрт подери. Ну как же всё-таки хорошо, что я работаю на Скотта, а не на эту Мёрфи, думал Спинелли. Сука в Белом доме? Нетушки. Бабы разрушат этот мир.

Выходя, он громко хлопнул дверью.

Интересно, как они отреагируют на этот стук, если вообще хоть как-то отреагируют. Нет, потом-то он, конечно, как обычно, прокрутит и посмотрит, что они там сказали. Иногда ему очень хотелось, чтобы он не мог этого сделать. Но он мог, а если мог, то он должен был этим пользоваться.

Он забрался в кабину и медленно тронулся, на выезде он притормозил и посмотрел в зеркало, привинченное к почтовому ящику, который стоял возле самого выезда — не хватало ещё, чтобы какая-нибудь сумасшедшая мамаша, поправляющая детское креслице и забывшая о руле или управляющая машиной и одновременно разговаривающая по мобильному, наскочила прямо на него.

Он обожал своих дочек, когда они были маленькими. По-настоящему любил. Он знал, что должен защищать их, но не знал, как защитить их теперь, защитить от друзей, которые могут их испортить, от врагов, друг от друга, от их матери, от них самих. Теперь же он стал никому не нужен. Его любовь стала никому не нужна. В его доме правят бабы. И теперь баба хочет править вообще всей страной? Ну уж, нет.

Женщина из 4В сидела у Уиттейкера на кровати. Она сняла босоножки на высоком каблуке и села как йог, Уиттейкер видел её гладкие загоревшие ноги и думал, что она совсем недавно побрила их.

Он подмешал ей в пиво рофинол[12] и она не спросила его: «А что такое с вином? Какое-то оно странное». Уиттейкер как раз шёл на кухню за цитратом силденафила, которым пользовался из-за нарушений эрекции, когда раздался звонок Спинелли. Чёртова работа. Этот Спинелли рад-радёхонек убраться из дома, но он-то нет! Только одно и радовало: он не успел проглотить таблетку. Он не хотел, чтобы у него стояло на работе, Спинелли может неправильно понять, если у него будет стоять, когда он будет следить за своими дочками, а Уиттейкер будет сидеть рядом и от скуки заглядывать тому через плечо. Уииттейкеру хватало ума держаться подальше от пятнадцати- и двенадцатилетних, разглядывать дочек своего напарника, пребывая в подобном виде, означало огрести пиздюлей от последнего. Эх, знали бы вы, что эти барышни вытворяли, когда думали, что их никто не видит! Любой мужик обалдел бы совершенно. Он не мог понять Спинелли, который мог на всё это смотреть, он не мог понять, как можно не отвернуться.