Нефтяные компании — союзники Скотта — сделали это тихо, но если бы какая-то информация всплыла, они бы сказали, что сделали это из соображений честности. Они бы сказали, что слышали, что в последние дни президентской гонки Мёрфи и её команда скупила всё свободное эфирное время и Скотт не может донести до избирателей свою программу, а ведь американцы должны знать обе точки зрения. И совершенно не важно, что в предыдущие три месяца Скотта на телевидении было в три раза больше, чем Мёрфи.

Хоаглэнд связывался с Милтоном Фаттером, губернатором Огайо и Фредом Арбусто, губернатором Флориды. Если выборы будут закрытыми, голосование именно в этих двух штатах и предопределит исход голосования. Оба хотели быть президентами, и оба из кожи вон лезли, чтобы стать следующими кандидатами в президенты. Хоаглэнд дал им понять, что если они не сделают, чтобы их штаты проголосовали как надо, быть следующими кандидатами в президенты им не светит. Они знали, что должны сделать. И они пообещали, что сделают.

— Зачем же ты приехал?

— Ну…

— Что «ну»?

— Ну, знаешь, Алан, мы используем твой план. Просто пойми, очень вероятно, что мы откажемся от него в последнюю секунду.

— А, ну да-да, конечно. — Лицо Стоуи выражало крайнее удовлетворение.

«Что-то он даже чересчур рад», — подумал помощник.

— Ты же хотел, чтобы мы его использовали?

— Ну, если бы были другие варианты…

— Но ты бы хотел?

Стоуи, который и так шёл медленно, а когда начался подъём, так вообще еле-еле, с трудом сделал ещё несколько шагов в гору и наконец-то выбрался на ровное пространство.

Тут он остановился и немного отдышался. Вокруг него расстилались его земли, прекрасные и ухоженные, и он подумал, что скоро, очень скоро ему до них не будет никакого дела. Стоуи перевёл взгляд на государственного секретаря, тот с не меньшим трудом шёл за ним следом и выглядел не лучше, тоже задыхался и сопел. И это несмотря на то, что он был на 17 лет моложе.

— Да, я бы хотел.

— Почему?

— Потому что я могу это сделать.

— И всё?

— А тебе бы самому не хотелось? Смотри: есть маленький захолустный городок, окружённый со всех сторон чахлыми лесами. Ты говоришь: из этого городка я могу получить три миллиона чистой прибыли. У меня почти два миллиарда, мне эти три миллиона не нужны, сам же понимаешь, но достаточно мне увидеть такой маленький городишко вдали от цивилизации и…

Хоаглэнд с завистью посмотрел на старика. Энергия из того била просто ключом, и вряд ли только виртуальное превращение деревушки в город, приносящий доход, было тому причиной.

— Историю. Да, мы творим историю, — ответил старик на незаданный вопрос.

Хоаглэнд думал об этом и всё равно ответ его испугал. Тайной истории не бывает, это попросту смешно. История — это не события, это описание событий.

— Нельзя, чтобы об этом узнали.

— При нашей жизни — нет, нельзя.

— Нельзя при нашей жизни?

Это всё равно, что сказать: «Ну, следующий год наступит 31-го декабря. И тут он понял, зачем старик затеял всё это мероприятие с библиотекарем. Кому интересна библиотека Стоуи, или Избранное Алана Карстона Стоуи? Никому, если, конечно, это не тот Человек, что Сумел Стянуть Президентское Кресло. Ведь иначе он — ничто, ещё один богач и даже не самый богатый среди богачей, другие за то же время зарабатывают намного больше. Пройдёт год после его смерти, и никто, кроме тех, кто сталкивался с ним ежедневно, о нём и не вспомнит.

— А кто ещё знает про 1.1.3.?

— Никто. За исключением тех, о ком знаем мы оба, и кто необходим для его осуществления.

— Библиотекарь?

— Ничего он не знает.

— А как же ты тогда собираешь войти в анналы истории?

— Я не собираюсь входить в анналы истории. Я собираюсь её сделать.

Хоаглэнд не поверил, но времени на драку у них не было — оба они придерживались тех старомодных понятий, что можно оскорбить человека, назвав его «лжецом». Так что он просто намотал слова старика на ус и подумал, что надо бы и ему подумать о том, что сделать со Стоуи и всеми его мечтами об истории и библиотекаре. Чтобы спасти республику, Алан был ему нужен. Но он будет нужен ещё буквально пару дней.

Он ненавидел себя за эти мысли. Чёрт бы побрал этого Скотта, это он поставил его в такое положение. Может быть, и не придётся заходить так далеко. Несомненно, он найдёт какой-нибудь способ убедить Алана не делать этого, ну или хотя бы удостовериться, что библиотеку запечатают и распечатают не раньше чем через сто лет. Найдёт. Сейчас же другая мысль свербила у него в мозгу: «Где библиотекарь?»

— Столько шума подняли, а даже поймать не смогли…

Встретив промелькнувшего где-нибудь в коридоре преподавателя права Гарри Джея Хэкни, вы решите, что это незаметный человечек. Поверьте мне — это впечатление обманчиво. Студенты стонут и жалуются, что он очень строг и требователен, за исключением тех редких случаев, когда он вдруг соблаговолит спуститься по длинной винтовой лестнице в шум и гам аудитории.

Голова его по форме напоминала яйцо, сразу над довольно большими ушами начинался пушок. Если на улице не было дождя, этот пушок, легкий и похожий на дымку, гордо противостоял порывам ветра. Но сейчас пушок был мокрым и свешивался на плечи как лапша.

Я всегда знал, что у него тонкие кости и костлявые плечи, но не знал, насколько они костлявы, я не знал, что у него пивной животик, словно приставленный к нему. Я знал, что обычно он играет в сквош в десять утра, чтобы быть в форме.

Было уже 11:07 и я прокрался в мужскую раздевалку. Как только убежал его напарник — студент-химик выпускного курса из Англии, я зашёл внутрь и облегчённо выдохнул: я был весь потный, вонючий, исцарапанный. Моя одежда находилась в ещё более плачевном состоянии. Бочком, бочком я прокрался в душ.

— Гарри, Гарри, — зашептал я.

— А? Что? — повернулся он на голос. Он потёр глаза и, отфыркиваясь, прищурился близорукими глазами. Он почти не видел без очков. — Кто это?

— Дэвид Голдберг. Библиотекарь.

— А, Дэвид. Ну и видок у тебя!

О да — и я влез в соседнюю кабинку. В спортзале прекрасные душевые, сам душ висит высоко, вода льётся свободно. От удовольствия я даже зафырчал.

— Ну, хорошо?

— Боже, да! Как я мечтал о душе!

— Ага, понимаю.

— Как игра? — задал я вежливый вопрос. Надо было установить контакт.

— Супер! Этот английский чертёнок на 40 лет меня младше, а я его вздрючил. Вздрючить кого-то — это классно, Дэвид.

— Гарри, мне надо с тобой поговорить.

— Говори, — и он с энтузиазмом принялся намыливать самые интимные места.

— У меня проблемы с законом.

— Деньги есть?

— Ну… у меня в кармане баксов 20–30.

— Дэвид, дорогой мой, когда я брошу этот университет и начну заниматься правом, я буду брать 450 долларов в час. Ужасная сумма, да? Ужасная, но мне нравится.

— Гарри, прекрати шутить. Помоги мне.

— Как?

Тут он принялся тщательно мыть свои причиндалы, что-то тихонько мурлыкая себе под нос.

С чего начать? Как объяснить? Что мне говорить?

— Я попал в какое-то дурное кино, — выдал я наконец. И начал рассказывать про фильм Вуди Аллена, про то, как романтическое душещипательное кино постепенно превратилось в какой-то совершенно невообразимый триллер, в котором меня преследуют садисты. «Раньше, когда я смотрел такие фильмы, я думал: «Дурак! Звони скорее 911!» А почему же я сам не пошёл в полицию? Но ведь они сами — полиция, ну, или не полиция, но Министерство внутренней безопасности. Собственно говоря, та же полиция, кажется, да? И она сказала мне, что они — полиция. Я решил поговорить с адвокатом. Это было уже разумнее, потому что разговаривать с полицией без адвоката нельзя. Но я знаю только агентов по работе с недвижимостью — они присутствовали, когда я запирал дом, который продал — и адвоката, который передал все деньги, вырученные от продажи дома, адвокату моей жены. Помоги мне, а?»