Молодой Тесла вспомнил, как однажды Блаженный Августин воскликнул: «Где оно? Где кроется сердце загадки?» Что же касается его, то сердце загадки он увидел в шарике, бесшумно пляшущем в лаборатории профессора Мартина Секулича.

Экспериментальный шарик, придуманный самим Секуличем, был обмотан несколькими слоями станиоля. Подсоединенный к электростатической машине, он исполнял быстрый немой танец. Эта пляска привлекала Николу, как лампа — мошкару, и он молча кричал ему: «Я здесь!» Он хотел служить силе, которую шарик сделал ощутимой. Если эта забавная игрушка была плодом эксперимента, то Тесла хотел стать экспериментатором. Если это называлось наукой, то Тесла желал стать ученым. Он страстно хотел стать частью этого неописуемого восторга. Чем ближе были выпускные экзамены, тем сильнее ему хотелось слиться, летать и расти вместе с этим шариком. Ничуть не сомневаясь, он поведал другу о том, кем хочет стать.

— Изобретателем? — поднял брови Моя.

— Да! — с гордостью подтвердил Никола. — Чтобы снять с глаз человечества повязку слепца!

— И как ты эту повязку снимешь? — насмешливо спросил Теслу друг.

— Ну, представь себе, что мы сделали кольцо, свободно вращающееся вокруг экватора, которое тормозят только сила инерции и сопротивление воздуха. Пользуясь этим кольцевым экваториальным путем, люди могли бы преодолевать за день расстояние в тысячу километров!

— А кто бы нам дал денег? — пробормотал Моя. — Слушай, Никола, проснись, пожалуйста!

Никола никогда в жизни не был в таком бодром состоянии духа. В тот год он стал ассистентом Секулича.

— У Николы очень быстрый ум. Прямо-таки гончий Господа Бога! — расхваливал его Секулич.

Впервые слово «блистательный» применили к нему, а не к покойному брату Даниле. Новое знание Николы отличалось от прежнего, школьного знания. Собственно, это было вовсе и не знание. Вечерами вместо панорам далеких городов, которые он рассматривал в постели, перед глазами вертелся шарик Секулича. Мысли Николы плясали вместе с ним.

После окончания гимназии он отказался продолжить учебу в семинарии.

— Отец хочет. Я не хочу.

Моя ухватил Николу за руку:

— Ты подумай!

Это было уместное предупреждение.

В тот день люди на тротуарах падали совсем как в водевилях. Приятели скорее скользили, чем ступали по карловацкой мостовой. Перед корчмой Миллера Паво Петрович, красноносый жандарм, упал и поднялся. С силой отряхиваясь, оторвал пуговицу с мундира:

— Лови!

— Хорошая вещица! — смеялись городские бездельники.

— Мать вашу… — продолжил Паво.

Сняв кепки, ребята приветствовали стрелка и художника Якоба Шашеля. Дядюшкин приятель был карловацкой знаменитостью. Шашель побывал в Египте, Нубии и Судане. Об этих путешествиях охотник написал книгу, которую хвалили на Загребской ярмарке. В ответ на приветствие мальчишек всемирный путешественник любезно прикоснулся к полям шляпы. Ничтожного движения хватило, чтобы потерять равновесие. Упав, Шашель разбил бутылочку, полученную в аптеке, и невольно выругался. Отказавшись от помощи, предложенной Николой и Моей, охотник исчез в арке дома.

— Продолжим?

— А нечего бояться, — ответил Моя. — Только колени согни немного. И вытащи руки из карманов. Если упадешь, то ничего не сломаешь.

Шагая по Житной площади, Моя ощутил, как ореол чудачества и одиночества окутывает приятеля, и он пожалел его. И потому ему удалось свернуть разговор с изобретений на более интересную тему. Ослепительно улыбаясь, он бросил Николе прямо в лицо существительное во множественном числе, о котором приятель и слышать не хотел: женщины! Женщины с молочно-белой кожей. Женщины с душистыми волосами. Женщины с этими их глазами! Женщины! Вальсирующие женщины были для Николы во сто крат менее привлекательны, чем собственные проповеди о науке и человечестве.

И не мог Моя Медич объяснить этому печальному Николе, что у него мурашки по коже начинают бежать от одного только девичьего взгляда! Никола не хотел вслушиваться в щекотливый шепот жизни, в то время как в ушах Мои расцветали миллионы роз. Вот и сейчас Моя вдохновенно рассказывал, а Николе казалось, что его друг ослеп или не желает замечать настоящие тайны жизни.

Моя, задыхаясь, рассказывал Тесле о том, что он, Йован Белич, Никола Прица, Юлиан Бартакович и даже Джуро Амшел ходят учиться танцам к Пьетро Синьорелли. Те, кто помнил Мою Медича по Госпичу, подивились бы проснувшемуся в нем таланту танцора. Ребятишки Госпича помнили насупленного толстячка, который отличался странной походкой: за левой ногой тут же следовало левое плечо, за правой — правое. В средней школе в Раковаце Моя «исправился» и перестал шататься на ходу. Начал следить за одеждой, а теперь читал своему скучающему товарищу, Николе Тесле, лекцию о — вальсе!

Моя доверительно сообщил Николе, что в школе танцев они заучивают не только старые вальсы типа «Утренние листки» и «На прекрасном голубом Дунае», но и свежие мелодии, а господин Синьорелли обещал, что скоро поступят ноты самой последней оперетты, сочиненной Иоганном Штраусом в этом году, — «Венская кровь». Моя хихикал, рассказывая, как он поспорил с Йованом Беличем по поводу того, носит ли Иоганн Штраус только усы или бакенбарды тоже, как император Франц-Иосиф. Моя пытался заставить незаинтересованного Николу подивиться вместе с ним тому странному факту, что король вальса, под дирижерской палочкой которого кружится вся Европа, не умеет, по его же собственному признанию, танцевать!

— Он не умеет, а я умею! — воскликнул великолепный Моя. — А вальс танцевать очень просто. Раз-два, встать на цыпочки!

— А не слишком ли это глупо? — спросил посерьезневший Никола.

— Может быть, самую чуточку, — отозвался Моя, — но зато как интересно! Раз-два, встали на цыпочки!

Никола поразился, глядя, как вчерашний увалень Моя кружится по карловацкой мостовой. Танцевало не только тело выпускника Мои Медича, но и его мысли. Большой мир гудел от шепотов и обещаний, а над ним кружился романтический любовник Моя Медич, этот Пушкин и Байрон нашего времени.

— Раз-два, встали на цыпочки!

Кружась, неустрашимый Моя потерял равновесие и поскользнулся. К счастью, он успел втянуть голову и потому не ударился затылком об лед.

— Моя! — перепугался Никола Тесла, который только что осуждающе смотрел на друга.

Он бросился поднимать его, но тут поскользнулся и сам. Удар костлявого тела об лед просто парализовал его. Он медленно растер поясницу, и боль потихоньку отступила.

Но тут новый приступ боли вынудил Теслу закашляться. Он поморщился. Моя глянул на него и надул щеки. Тесла ответил ему сердитым взглядом, но тут же расхохотался.

Николин смех заразил Мою. Король вальса завалился на спину и захохотал громогласным смехом молодости.

И хотя ум человеческий не в состоянии ответить на все вопросы, Милутин Тесла был уверен: можно запомнить, что на Пасху следует красить яйца. Можно запомнить, что в день именин положено святить пирог и что молодожены с коронами над головой должны три раза обойти вокруг аналоя. Он верил, что истина состоит не в попытке полностью разобраться в дилемме, а в решимости раз и навсегда решить дилемму, выбрав тот или другой вариант.

— Отец! Выслушай меня! — напрасно умолял Никола.

Милутину не нравилось вдохновенное лицо сына.

— Прошу тебя, пойми. — Сын возвысил голос. — Мысль о том, что я стану попом, ужасает меня. Вы швыряете меня как котенка в воду, а я не могу. Не могу потому, что я — это я!

Отец посмотрел на него так, будто впервые услышал это слово:

— Что значит это я? Нам нужны священники. Мы едва сводим концы с концами в этом нищем краю. Нам нужны люди, чтобы открывать в Лике истину умам и сердцам народным! — Милутин сбросил очки со лба на нос. — Наука, по которой ты страдаешь, — суета сует, — продолжил он убеждать сына, который и не собирался его слушать. — Суета и погоня за ветром. Нелепо бежать от ладана ради эгоизма.