Все сходилось. Пара «добро — зло» суть природа этого дара, который не выбирают. Болезненность перед инициацией или в детстве. Состояние, близкое к эпилептическому припадку, опыт травматического экстаза. Глубокие сны. Смерть и возвращение. Полеты в небе или под землей на эпическом пути за знаниями, необходимыми племени. Постоянная сверхчувствительность. Молнии.
«Шаман! — начертал Фрейд на линейках блокнота. — Викторианский шаман!»
Неофициальный биограф Теслы больше не мог сдерживаться. Он рассказал все, после чего задал вопрос, ради которого напросился на интервью.
— Я должен спросить вас: не кажется ли вам, что он самым грубым образом украл благословение у библейского Иакова? — вымолвил он наконец. — Что он убил брата?
— Это ясно! — воскликнул Фрейд.
С подергивающейся складкой в уголке рта он объяснил, что…
93. Из дневника
Было место неровное, а день морозный и мрачный, а сердце суетное и лукавое, глаза, сном сокрытые, а тело земное и тощее, а руки грязные и трошеные.
Древние сербские записи и надписи, 1535 год
Когда мне сказали, что Маркони получил Нобелевскую премию, я долго смотрел в землю. Казалось, у меня отняли славу, как у Ахиллеса или Сатаны Мильтона. В голове у меня раздался чужой голос:
— Гнев стал песней Ахиллеса. Что станет твоей песней?
— Человек вставил в мою катушку нечто вроде разъема. Получил Нобелевскую премию… — ответил я. — Я не могу воспрепятствовать этому. — Потом я собрался с силами и вымолвил мягче: — Дух, как ветер, летит куда пожелает, а мы судим об этом только по звуку.
Через неделю после того, как Маркони получил Нобелевскую премию, со мной что-то случилось. В то время, когда хор из «Аиды» пел:
Душа небес, слети на нас, осыпь нас блеском…
Мир стал зернистым и шуршащим. Я провел ладонью по лбу.
Театр пережил метаморфозу. Исполнитель партии Радамеса посмотрел на меня глубокими черными глазами.
— Отпусти меня! — сказал я.
Голоса отозвались в ложах и в декольте. Они пели не на сцене, это чревовещала публика. Глаза дам и господ сделались одинаковыми. Кэтрин, Роберт и Джордж Сильвестр Вирек присоединились к свите жрецов.
Я не мог более следить за внезапной сменой настроений Верди.
Я думал, что стряхнул его с себя, как конь всадника.
Поднялся я исключительно легко.
Извинился. Вышел.
Мраморные ступени сверкали, как сахар. Когда я уходил, за моей спиной что-то издевательски пели. Неужели это Радамес и Аида уже начали гимн смерти, этой вечной и идеальной любви?
Из тьмы в груди птица-душа улетает в вечный день…
Портье в ливрее проводил меня очень умным взглядом.
Шаркая и спотыкаясь, я вышел из здания театра. Кучера и разочарованная клака проводили меня таким же взглядом.
Я остановил такси. Таксист крутил руль, расположившийся у него между ног совсем как круглый столик. Я расплатился, и он посмотрел на меня.
Посмотрел.
Кошачьи глаза сверкнули на мусорном баке у входа в лабораторию. И тут же эти светлые глаза стали карими.
Кошка посмотрела на меня.
Заработавшаяся секретарша приветствовала меня и посмотрела…
Посмотрела.
Да…
Глазами, которыми на меня смотрел весь мир.
У меня перехватило горло.
Призрачными. Больными. Теплыми. Глубокими.
Глазами мертвого брата Данилы.
94. У меня три сына
Медак
21 марта 1910 года
Дорогой братец, вот я и собралась коротко тебе рассказать про нашу жизнь. Мой Йова стал протоиереем в Лике. У меня три сына — Петр, Урош и Никола…
Много времени прошло, а мы с тобой даже словечком не обменялись. Когда люди узнают, что я и ты — родные брат и сестра и очень любим друг друга, то они тому дивятся. Не хочу попрекать тебя, потому как наслышана про твои обстоятельства, но знаю, и о том мне мое сестринское сердце ясно говорит, что мы и сейчас настоящие брат с сестрой, как и тогда, когда мы были вместе.
Твоя сестра Ангелина
95. Ночной поезд в Уорденклиф
Мертвый брат ночью сел рядом с кроватью и положил ему руку на лоб.
— Никола! — звал он того, кого уже столько лет зовут «мистер Тесла». — Никола!
Слезы покатились по исхудавшему лицу Николы, попадая в уши. Он готов был закричать, но знал, что крик не позволит ему покинуть собственное тело. Днем он ждал наступления ночи, а ночью — рассвета. Моралист и сын моралиста, он не мог понимать людей. Ему ничего не надо было от них, кроме обязательных восторгов. Навсегда застрявший в эмоциональной детскости, он ссорился с вымышленным человечеством, скрытым в его собственном одиночестве.
После полуночи Тесла входил в огромный дремлющий холл «Гранд-сентрал-стэйшен». Этот вокзал когда-то был «двором» Корнелиуса Вандербильта. Массивные бронзовые люстры напоминали ему о вилле Брейкерс. Он всходил по мраморным ступеням, которые поднимались над пустой ареной для пассажиров и огромным шаром, висящим в центре. Шар пробил четыре часа. Огромные окна перечеркивало гнутое железо. В рельефах на стенах он рассмотрел крылатые колеса — символы железной дороги. Созвездия на зеленом куполе соединялись золотыми линиями. Одинокие шага отдавались эхом в пустом холле, под богами. Следуя за эхом собственных шагов и мыслей, Тесла прошел по вокзалу, который был похож на маленький город Пиранези, и спустился в туннель с перронами.
Он садился в ночной поезд в Уорденклиф.
Колеса стучали на высоте второго этажа.
Любопытный пассажир всматривался в чужие окна. Как ночная бабочка, он подглядывал из темноты в чужие освещенные комнаты.
В одной комнате волосатый мужчина с завитками на груди беззвучно кричал что-то женщине с искаженным лицом.
В другой балерина ухватилась пальцами за ключицу. Пируэт превратил ее в белое пятно.
В третьей Геракл обнимал льва.
В четвертой комнате тореадор замер в молчании. Напротив него черный бык рыл копытом паркет.
На стене в последней комнате висел окровавленный Прометей с орлом на груди.
Ряды золотых окон…
Ах, ряды золотых окон маршировали вдоль пустых улиц.
Когда окна миновали, Тесла начал скучать.
И тогда он развернул газету.
Газета называлась «Нью-Йорк сан».
Пролетая на высоте второго этажа сквозь спящий Нью-Йорк, он читал «Приключения Маленького Нимо в Стране снов».
В начале каждого выпуска этого волшебного комикса Маленький Нимо попадал в царство короля Морфея.
Это было знакомо. Это было так знакомо!
Некогда Никола был ребенком, и свет неожиданно заливал его в кровати. И тогда из золотого света в центре мира начинали появляться картины. Он летал среди взрывающихся звезд и глубоководных рыб. Слева был день, справа — ночь. Он видел страны и города. Он видел площади и людей на них, говорящих на разных языках. Он видел священных обезьян Бенареса. Он пролетал от Самарканда до Японии. Никола парил над миром, управляя полетом из точки в груди. Он хотел вернуться в свою кровать в Лике, но та кровать была в тысячах миль под ним. Не было возврата блуждающему духу.
Унесен. Унесен.
Каждый раз, когда в ночном поезде в Уорденклиф оказывались Никола Тесла, Маленький Нимо и Принцесса Страны снов, они попадали в Ледяной дом…
…В Ледяной дом Царя Мороза. Часы и тени замерзали. Они шли по гладкому бескрайнему ледяному полу, по которому скользили арлекины. Над ними возвышался огромный Царь Мороз с колючим ледяным нимбом. Царь Мороз был похож на Джей Пи Моргана. Мистер Замерзшее Лицо посмотрел на замороженные часы. Время смерзлось. Мистер сказал посетителям: «Здесь правит Царь Мороз. Его манеры холодны. Не здоровайтесь с ним за руку. Его пожатие ужасно».
