Мальчишке было лет тринадцать.
— Сын Стевана!
Ему всегда хотелось узнать, куда пропал Стеван, который в самый тяжкий год его жизни сказал: «Пошли!» — Стеван, который по утрам приносил теплый хлеб, Стеван, который впервые в жизни увидел море и узнал его. Он искал его в Хоумстеде, где воздух был кислым от дыма.
— Расскажи мне об отце.
Тесла подошел к дивану, и мальчик почувствовал запах фиалки.
Мальчишка спрятал в рукава грязные ногти. Мальчишка говорил, пропуская слова через краешек рта, говорил очень интересно. Некоторое время Стеван Простран работал на чикагских бойнях. Потом рубил уголь в Пенсильвании.
— Как жилось? — спросил Тесла.
— Плохо, вот те крест.
Из Уилмердинга, штат Пенсильвания, Стеван переселился в Сент-Луис. В Сент-Луисе женился на вдове с детьми.
— Потом отец подрался с какими-то черногорцами, — бесстрастно сообщил Стеван, — и мы уехали в Юту, где он тоже работал на руднике.
Тесла поднял указательный палец. Перед ними неслышно нарисовался официант «Уолдорфа».
— Сэндвичи и сок, — почти беззвучно шепнул знаменитый человек.
— Ты слышал про взрыв на руднике в Скофилде, в Юте? — спросил мальчишка, для которого в сербском языке не существовало обращения на «вы».
— Слышал, — подтвердил Тесла.
— В город доставили целый состав гробов. Нашего Стевана просто выстрелило из ствола шахты. Да, было нам тогда кого хоронить. А отца зарыл на католическом кладбище один цирюльник, выучившийся на попа.
Перед глазами Теслы встало светлое лицо Стевана на пароходе «Сатурния», на котором они вместе плыли в Америку. Соленый ветер трепал его волосы. В одно ухо ему нашептывал страх, в другое — надежда. Его то вдохновляло, то ужасало американское будущее.
— Шахта совсем доконала Стевана, — продолжал ровным голосом молодой Простран. — Он сгорбился. Мы никак не могли уложить его, такого скрюченного, в гроб. Трактирщик Бачич догадался связать его тело ремнем. Отпевали в трактире. Двое наших парней у стойки едва сдерживались, чтобы не затянуть: «Ой, девчоночка ты наша». Какой-то босниец встал и поднял стакан: «Твое здоровье, Стеван!» И тут Стеван вскочил и сел в гробу. Мужики и бабы бросились врассыпную, опрокидывая столики. Собрались перед трактиром. Пахло пустыней. Трактирщик заглянул в дверь. — Молодой Стеван рассказывал историю своего отца, словно не понимая своих же слов. — «Что делает?» — спросили люди. «Сидит неподвижно!» Мачеха рыдала во весь голос: «Ой, что же вы с ним сделали?» Трактирщик перешагнул цементный круг посреди трактира, в который были вмурованы четвертаки, и приблизился к покойнику. «Осторожней, Мия!» — кричала его жена. Все слышали, как он облегченно вздохнул: «Давайте, люди, вертайтесь!»
Тесла очнулся, протер глаза и спросил рассказчика:
— Так что же случилось?
— Ремень лопнул! Ремень, который удерживал его в гробу, лопнул, и он, проведя всю жизнь сгорбленным, выпрямился в последний путь. Мертвый отец взбунтовался и выпрямился, но было уже поздно. — Мальчишка продолжил рассказ будто о постороннем человеке: — Так что отец погиб, а мачеха вышла замуж за вдовца с детьми. Он приходил с работы поздно. Мачеха рассказывала ему, что я натворил за день. Он будил меня, чтобы отлупить. Покойный Стеван хвастался, что знаком с тобой, — закончил мальчик, — что вы вместе приплыли на пароходе. Да и наши все время говорили о тебе. Так что…
Мальчик сказал, что он приехал, чтобы «поздороваться с ним», но по всему было видно, что, кроме стиснутых зубов, ничего у него на свете нет.
— Конечно! — ответил Тесла на незаданный вопрос.
Он устроил его на ночлег у Шерфа, а позже определил его помощником в лабораторию. Наутро друзья отметили, что в поездке в Уорденклиф Теслу сопровождает «сербский слуга».
83. Пигмалион
Тесла не оставался на ночь в Уорденклифе — поначалу было негде спать, — но приезжал туда ежедневно. Он делал пересадку под фантастически изогнутыми сводами Пенсильванского вокзала. Усаживался на поезд, следующий на Лонг-Айленд. Купе с ним делила корзина Али-Бабы, наполненная Оскаром Уолдорфским, а опустошал ее Стеван Простран-младший.
Неизвестно было, то ли хвастается маленький спутник Теслы, то ли жалуется на то, что в детстве ему пришлось тяжело работать.
— Вот, посмотри! — хвалился он. — Я могу сигарету о ладонь потушить. Хочешь, покажу?
— Хочу, чтобы ты бросил курить, — отвечал ему Пигмалион. — И хочу, чтобы ты начал читать.
Стеван Простран послушно разворачивал шуршащую газету. Репортеры начинали аллегро:
«В Буффало на Панамериканской выставке стреляли в президента! Президент ранен в грудь и желудок! Одна пуля извлечена, вторая не обнаружена! Убийца — анархист Леон Чоглош из Кливленда!»
Продолжили адажио:
«Президент спокойно отдыхает! Доктора утверждают, что дело идет к выздоровлению! Исповедь убийцы! Он три дня планировал покушение!»
Закончили они крещендо:
«Сегодня президент скончался! Состояние миссис Мак-Кинли вызывает серьезную озабоченность! Мистер Рузвельт становится президентом!»
— Теодор Рузвельт стал президентом, — повторял Тесла вслед за мальчиком, а за окнами вагона плескалась голубизна залива Лонг-Айленд. — Он говорит, что тяжкое бремя не висит на плечах того, кто скачет достаточно быстро. Вон там его дом. А вон там, смотри, семейное поместье Уайта. Вот и Порт-Джефферсон, почти приехали.
Огромного Просперо и маленького Калибана встречал водитель Стэнфорда Уайта и отвозил их на паровом локомобиле.
— Ах, какая синева! Какое солнце! — восхищался водитель, крепко ухватившись за рычаги управления огромными ручищами.
Авто качалось, путешественники подпрыгивали. Над ними кружилось синее небо с белой дырой в направлении на Шорехэм. После необъятных картофельных полей появилось нечто веселящее сердце — Уорденклиф.
— И все же, — оправдывался Тесла перед помощниками, Шерфом и Цито, — с учетом дополнительных подземных пространств башня будет пропорциональна оригинальному замыслу.
Строительство началось.
Только это и было важно.
Вперед!
Несмотря на спешку, Тесла нашел время задумчиво замереть перед объективом фотографа Элии Дикинсона.
— Смотрите веселей! — приказал ему Элия.
Тесла остался на фотографии опершимся подбородком на указательный палец, с морщинками вроде рыбьего хвоста в уголках глаз.
Элия фотографировал и Стевана Пространа. Страх перед фотографированием и радость жизни боролись на его веснушчатом лице.
Тесла велел своему фотографу запечатлеть каждую машину и каждую трубу Уорденклифа.
— Отсюда мы будем без всяких проводов передавать энергию машинам и пароходам, — объяснял он смешливому Пространу. — С помощью искусственной грозы вызовем дождь и осветим небеса, как электролампой.
Эти планы не согласовывались с договором, написанным на клочке бумаги, ну и что? В момент озарения исчезали всяческие ограничения и рамки. С золотым забралом перед глазами, купаясь в счастье открытий, ему некогда было обращать внимание на банальные вещи. Например, на то, что его проект не согласуется с договором, заключенным с вежливой гориллой, которая контролирует всего лишь десять процентов мирового капитала.
— Смотри, — верещал Джонсон, — Морган не прощает!
— Да, — веселился Тесла. — Добавим еще аппарат для универсального измерения времени и межпланетного общения. Мы уничтожим не только провода, но и газеты, ибо как смогут выжить газеты, если у каждого будет дешевое приспособление, которое может печатать новости лично для вас?
Кому ты веришь?
Соседу Де Виту Бейли всегда казалось, что башня выросла из страшных снов.
А между тем это был магический кристалл Теслы, вселенная Теслы, кабаре Теслы с участием духов. Это была Эйфелева башня со всевидящим оком. Место для исследования границ между явью и сном. Это была воронка для использования подземных энергий. Здесь Никола Тесла был между дьяволом и ангелом, как человек Пико делла Мирандолы. В этом научно-фантастическом чуде, колодцы которого заглядывали в глубины Земли, в то время как шар планеты мчался в небесах, следовало вырастить и воспитать Стевана Пространа. Стеван никогда не морщил лоб. Тесла иногда шлепал его по челу:
