«Голландская королева поссорилась с мужем. Кирка кормила моряков своей волшебной травой. Во время расовых беспорядков в Нью-Йорке двое мужчин зарезаны бритвами. Возвращение Одиссея на Итаку спровоцировало кровопролитие. Итальянское правительство требует защитить итальянцев в Америке от суда Линча. В Луксоре Александр провозглашен сыном Амона. Турецкие войска в Албании месяцами не получают жалованья».
— Не читай ты этот бред, — нахмурился неожиданный отчим Стевана. — Читай вот это.
Стеван взялся за «Пир» Платона. Он таскался с книгой по углам лаборатории и тайком курил.
— Учителя говорят, что Сократ сказал, будто мы должны быть послушными и чистить зубы, — бормотал Стеван. — Но я думаю, что Сократ этого не говорил…
Тесле иногда казалось, что мальчику невозможно привить уважение хоть к чему-нибудь. Кроме утонченных блюд от Оскара Уолдорфского, Стеван обожал жареную картошку. Сербский Гекльберри Финн поклялся быть вечно диким, как Американский национальный парк.
Между тем шекспировская буря снесла английскую станцию Маркони, а в ноябре и ирландскую.
— Это передышка, — телеграфировал Роберт. — Надо спешить!
Стеван Простран-младший обрадовался, узнав, что Стэнфорд Уайт стал членом автоклуба, в котором состоял и президент Рузвельт. «Тяжкое бремя не висит на плечах того, кто скачет достаточно быстро». Сверкая рыжими волосами, Уайт примчался в Уорденклиф на новом двухместном электромобиле.
— Если бы еще немного поколдовать над ним, то машина стала бы идеальной, — хвастался он.
Стеван гладил автомобиль.
— Этот хлеба из печи ел до отвала! — с восхищением отзывался он об Уайте.
Туберкулезный Приап надеялся вдвое уменьшить свои долги, выставив на аукцион предметы из своей коллекции. Уайт нервозно вышагивал, курил и расспрашивал обо всем. Стемнело. Дымящейся сигаретой он рисовал в темноте красные круги. Потом внезапно простился. Шины заскрипели по гравию. Из машины на дорогу полетел окурок.
В это же время…
— Маркони решил построить не такую мощную, но надежную станцию в Англии, — сообщил ему усатый Шерф. — Приемники он установит на воздушных шарах.
Послушный Стеван читал Платона.
— Софисты желают не знаний, но власти, — бормотал он. — А поскольку они любопытны и умны, то, кроме власти, их гонит желание узнать Истину.
Чем больше Стеван читал, тем больше ему казалось, что Тесле, как и Сократу, человечество дороже людей.
Джонсоны пригласили Теслу в бар «Харбур», в штате Мэн, на День благодарения. Он отказался, подписавшись: «Далекий Никола».
В «Пире» Алкивиад говорил древними устами:
«Да будет вам известно, что ему совершенно не важно, красив человек или нет, — вы даже не представляете себе, до какой степени это безразлично ему… Все эти ценности он ни во что не ставит, считая, что и мы сами — ничто…»
Ах да, Маркони и его сотрудники воздвигли наконец приемную антенну. В пятницу, 13 декабря, когда погода утихла после града, они приняли три точки, означающие букву «S».
— Ну и что? — подбоченился Тесла.
Тогда на сцену вновь выступил усатый ассистент.
Очки в оправе из лошадиных копыт! Ботинки из армейского резерва! Руки и сердце из чистого золота: Шерф!
Карие глаза бестрепетно смотрели сквозь ужасные стекла. Его взгляд был идеален. Никаких хворей, никаких жалоб. Тесле казалось, что он носит в левом кармане две пары разобранных часов. Он не удивился бы, если бы у него из правого кармана выскочил таракан.
Шерф!
Сутулый. Раскоряченный. Квадратный.
Его честная неуклюжесть, его неэлегантное правдолюбие не могли смириться со сложившимися обстоятельствами.
Маркони принял три точки — букву «S».
— Мать его так! — глухо вздохнул Шерф.
Усатый Шерф вышагивал по двору, воздевая руки к небу. Он опускал их и вновь поднимал, совсем как еврей перед Стеной Плача. Он плюнул:
— Три неслышных сигнала! Эти три точки угробят нашу стальную башню!
— Ну и что? — упрямо повторил Тесла.
Когда Маркони обогнал его, маски затеяли отвратительную оргию. Мелодичным пением над Теслой издевались знаменитые оперные театры в Берлине, Париже, Милане.
Забытый Пигмалионом, Стеван Простран забросил «Пир» Платона и вернулся к чтению газет:
«Общество защиты животных протестует против собачьих бегов за поросенком. Ребенок умер от бешенства. Британские банкиры полны надежд. Поднял тост и упал замертво. Труп выкопали для фотографирования».
86. Бегемот
Ребенком он очень боялся отцовского преображения.
Он и представить не мог, что однажды начнет строительство башни, которая станет местом его собственного преображения. Это был его личный театр, в котором выступали безличные силы, принимающие различный облик. Купаясь в высоких напряжениях, Тесла сам становился безликой силой. Он превращался в водоворот света. Становился парламентом мира, готовясь послать разные голоса в эфир.
Под конец следующего года башня выросла до высоты шестидесяти метров.
Денег теперь в самом деле не было.
Дон Кихот продал окрестные земли за тридцать пять тысяч долларов.
Но даже и этого не хватило.
Тогда Джордж Шерф положил тяжелые кулаки на стол Теслы и вздохнул:
— Теперь нам придется делать осцилляторы и совершенствовать флуоресцентные лампы.
— Но…
— Придется! — оборвал его Шерф.
Пару месяцев спустя Тесла похлопал Шерфа по плечу и взволнованно сообщил:
— Мы заработали достаточно, чтобы нанять людей и закончить купол!
Голоса рабочих, оглохших от грохота клепки, опять разбудили обитателей Порт-Джефферсона.
— Придержи!
— Смотри, Джек, мне по пальцу не угоди!
Тесла с гордостью смотрел на сооружение своей «стальной короны» весом пятьдесят пять тонн. Грибовидный купол предназначался для накопления электрического заряда и отправки его сквозь воздух. Или в глубины.
В глубины!
Да, потому что колодец уходил под землю на двадцать пять этажей. Под зданием была целая система катакомб.
Гул адской энергии раздражал корни башни и приманивал бледных мертвецов. На крутых подземных ступенях Теслу с нетерпением поджидали Данте и Вергилий. На вершине находилось всевидящее око, выполненное по эскизу Одилона Редона.
Вокруг Уорденклифа ветер свистал, как безумный флейтист. Никола поднимался по ступеням минарета. Ветер гудел в стальных прутьях. Глубина призывала глубину. Глядя под ноги, Тесла поднялся в купол. Оттуда просматривалось белесое море, белые киты и электрические облака. Мысли Теслы поднимались еще выше, и воздух гудел, как орган. Эта бесконечная стальная галлюцинация открывала все новые континенты. Отсюда он наблюдал за своими мыслями в иной жизни.
Вечером он поверх океана смотрел на Нью-Хейвен и на созвездия над ним. Интуитивно ощущая сладострастную дрожь, отшельник отчаянно сожалел о том, что звезды все еще не связаны с динамо-машиной.
Дьявол поднял его высоко, показав все народы мира, и сказал:
— Все это может быть твоим. Служи мне!
Он ответил:
— Нет!
Чтобы не поддаваться искушению, он в Уорденклифе дезинфицировал себя высоковольтным током и его уносил светлый водоворот. Свет начинал подниматься от пальцев ног. Поток внутреннего света охватывал его бедра и поднимался выше. После этого в печальном умиротворении Тесла засыпал под всевидящим оком. Ему снилось, что он — святой Себастьян. Вместо ран на его теле открывались глаза. Ученый-мистик в большом глазу Уорденфилда весь превращался в око.
— Похоже, ты хочешь здесь оживить Голема! — шепнул ему однажды Уайт, когда они спускались по винтовой лестнице.
По хромированным коридорам за ними следовал принц Генрих Прусский, брат кайзера. Принц был немного похож на своего родственника, русского царя. Стальной Уорденклиф был соткан из мечты Теслы. Здесь были многочисленные катушки, что-то вроде коробок для металлических мумий, хрупкие трепещущие светильники… Комнаты и контрольные табло казались порождением извращенного сновидения. Они поднялись в купол с видом на океан. Потом спустились на первый этаж, опробовали закуски Оскара Уолдорфского и завели беседу в акустическом пространстве.
