Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В комнате наступила тишина, а маршал, волнуясь, заговорил:

— На примере таких мы будем учить поколения людей. Живой пример служения Отечеству… Относительно перевода в оперотдел армии, о чем докладывал Шмелев, и, наверное, с согласия самого Кострова… Ну да… добавил маршал в поддержку майора, кивнувшего головой: — Я радею за него, согласен. Перешагнем через границу, и пусть приступает к новой должности!

Костров должен был по–уставному ответить, сказать, что готов приступить к новой должности, и понимал значение этих слов, но ничего не сказал, лишь в волнении смотрел на маршала, не смахивая выступившие слезы.

— Ну–ну, чего ты… Свободнее себя чувствуй. Вот прикончим в ближайшее время… Недолго ждать, скоро, — поправился маршал, — прикончим войну, этот окаянный нацизм, и заживем… Хозяином ходи по земле! Не заламывай перед каждым шапку! А пока на фронте, в атаку, в разные перепалки не суйся. Хватит с тебя, навоевался и за себя, и за других.

— Земля на них держится, — не удержался вставить Шмелев.

— А чтобы не скудела земля, надо дорожить такими людьми, — поддержал Жуков и, обращаясь разом и к командующему фронтом, и к генералу Шмелеву, наказал: — Сделайте представление к внеочередному воинскому званию… И пожалуйста, следите за ним, поменьше утруждайте работой… Без руки, а воюет… Ну и чудеса, ну и герой! Эх! эх!.. — дивился заместитель Верховного главнокомандующего.

ГЛАВА ПЯТАЯ

На рассвете 8 сентября стремительно, как на крыльях, передовые отряды советских войск повсеместно перешли болгарскую границу.

С командного пункта и невооруженным глазом нетрудно было разглядеть движение войск: вот головные машины перемахнули через высохшую речушку, вот стали приближаться к пограничной заставе, на которой еще вчера болгарские граничары отрабатывали строевой шаг.

И Толбухин радовался: перед шагнувшими за рубеж стояло в парадном строю вооруженное подразделение армии государства, с которым наша страна официально находилась в состоянии войны. Ни выстрелов, ни обычной в таком случае суматохи.

— Смотрите, смотрите, машины въехали во двор заставы! — воскликнул Толбухин.

— Спешились! — в тон промолвил стоявший рядом генерал Шмелев, чей командный пункт был превращен во фронтовой.

Маршал Жуков тоже смотрел в бинокль, и зрелище представлялось ему почти невероятное в войну: вот болгарский пограничник, судя по всему офицер, с чопорно заломленной фуражкой, что–то скомандовал, выхватил шашку из ножен и быстрым шагом подошел к советскому майору, отсалютовал, грациозно вознеся шашку кверху, и, похоже, действительно отдал рапорт.

Майор принял рапорт, пожал руку поручику, как–то неестественно дернув несгибающейся в локте, плетью висящей левой рукой, — сдается, это и был Костров. Линзы приблизили то, что ни в одном воинском уставе не записано и никаким дипломатическим демаршем не предусмотрено: болгарские граничары горохом рассыпались, и наши ребята оказались в тесном кругу, — все жали друг другу руки, обнимались.

Шмелев не удержался:

— Форменное братание… Бывает, военный не предвидит то, что ведано политику, наделенному умом провидца.

— Смотря какой политик и какой военачальник, — сорвалось с губ Федора Ивановича, сорвалось нежданно, сам того не думал сказать, и он посмотрел на Жукова: сдается, тот принял эти слова на свой счет и вроде бы обиделся.

— Кого вы имеете в виду? Какого военачальника? — поедая глазами, спросил Жуков.

— Извините, товарищ маршал, это я вообще говорю…

— Лукавишь, Федор Иванович? — Маршал прищурился, затем снова посмотрел в бинокль, чему–то весело заулыбался и махнул рукой, зовя всех за собою. — Пошли, шибче потопаем! — запросто сказал он, подмигивая Толбухину. — Болгары уже вином наших парней угощают, прямо из глиняных кувшинов. Может, и нам перепадет!..

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Ехали по белым дорогам, по солнечным склонам гор.

Тек шумливый поток машин. Слитен гуд моторов, долги вереницы пехотных колонн. Подстегивали командиры голосом: "Привала не будет!"

Накоротке заправляли моторы, перекусывали и опять — в движении. Лишь во время коротких остановок болгары обступали солдат, дарили им букеты горных роз, жалея, что братушки не пришли раньше, по весне, хотя бы в мае, когда цветет Казанлыкская долина — ее розы имеют особый, тончайший аромат; недаром "малка страна", как говорили о своей Болгарии жители, первая поставщица розового масла на мировом рынке, и в этом с ней никто соперничать не в силах!

Цветы на капотах автомашин. Цветы на лафетах орудий. Цветы в руках солдат.

Ночи, синие и глубокие, как вселенная, застигали солдат на отдыхе где–нибудь в горных селениях, у стремнин водопадов. Разжигались тихие костры, и тогда на огонек спешили болгары, зазывали в свои кешты и, ежели какой–либо другарь уклонялся, отнекиваясь, — мол, военная служба, дозволит ли отпустить командир, — шли к нему, начальнику, уговаривали навестить вместе с четой, что означало ротой, и командир разводил руками:

— Где же можно поместиться целой оравой? Ваша кешта небось тесная хибарка…

— Разглядам, всички, разглядам, — говорили болгары. — Айда до моей кешты!

"Может, эти проявления чувств всего лишь дань моменту, еще не остывшим событиям? Вот освободили… А что у них в душе?" — думал Костров, ехавший вместе с товарищами из батальона.

Не только думал, а хотел понять.

Не однажды замечал Костров в минуты встреч: когда ликование плещет через край — поневоле радость увлекает и будоражит всех, а потом вдруг оказывается, что не такой уж и веселый болгарин; угрюмость метит его лицо, словно несет он в себе тяжесть.

Может, недавнее военное прошлое камнем лежит на сердце, или от природы такие? А может, еще по какой–либо причине? Хотелось понять, во всем разобраться.

В предместьях Софии остановились и, кажется, надолго, потому что квартирьер начал подыскивать офицерам комнаты.

Нефед Горюнов, помогавший сдать батальон, заметил, что их, теперь уже бывший, командир не охоч до шуток, и намекнул ему, что, дескать, нехорошо так поступать, радоваться бы в пору. Как–то он решил развеселить Кострова.

— Между прочим, подкину историю, случившуюся с нами. Прямо умора. И, видя, что Костров слушает, разохотился. — Приходим мы вчера в хлебный магазин. Ну, хозяин к нам с поклонами да этими самыми…

— Реверансами, — добавил Костров.

— Леший с ним, с этим словом. Так вот, приходим, он кланяется поясно и предлагает свои услуги. Один парень, видать сладкоеж, попросил булку сдобную… Болгарин мотает головой, таращит на него глазища очумелые. "Булку давай!" — потребовал солдат и вынул из кармана деньги. "Нет булки. Нет. Есть старая баба". "На кой бес нужна твоя старая баба! Давай булку!" — умолял солдат. Ну, болгарин напужался, пятился, пятился к порогу, вывалился из магазина да как бросился бежать!..

— Что вы наделали? — возмутился Костров. — О нас и так небылицы распространяют чуждые элементы.

— Да, побежал. Солдат этот, что просил булку, готов был провалиться сквозь землю… Ну, пришлось мне порядок наводить. Выдворяю всех из магазина, закрываю снаружи найденным на стойке замком, велю всем подальше отойти, а сам сижу наруже, на каменной приступке, вроде караульного. Ждать–пождать. Идет наш булочник, да не один, а с каким–то мужчиной в шляпе и с тросточкой. Учителем оказался, знающим русский язык. Я ему атак вежливо, дипломатично поясняю, что армию–то нашу кормят сытно, да один солдат, мол, по свежей булочке затосковал. Ох и расхохотался тут учитель! "Булка, говорит, по–вашему чистый белый хлеб, а по–нашему, по–болгарски, это означает девушка, молодая, красивая. Тут рассмеялся и булочник, и меня аж до слез проняло…

Мимолетная усмешка тронула и лицо Кострова. А Горюнов не прекращал развлекать и себя и других своими забавными наблюдениями:

— Вы небось видели, как болгары показывают дорогу, когда свернуть надобно. Ежели ехать прямо, болгарин качает головой, направо–налево в знак согласия, а ежели "нет", то есть свернуть, то кивает сверху вниз… Каверзы, да и только!

69
{"b":"251567","o":1}