Пока они разглядывали все это, с крыльца спустился сам Згожельский в полотняной куртке, с арапником в руке. Он приветливо поздоровался. Под его поседевшими усами сверкали белые зубы.

— Как решили, господа? Начнем с осмотра построек или сперва пройдем в дом? — спросил он.

Шушкевич взглянул на Януша.

— Пойдем в дом, — сказал Януш и почувствовал, как заливается румянцем.

Они пересекли двор, не слишком ухоженный и весь усыпанный соломой. Какой-то крестьянин тащил на плечах мешок из амбара. Згожельский забеспокоился.

— Ты что несешь, Игнац? — крикнул он уже с крыльца.

— Да вот, пан помещик, Мымка сегодня не пошла на луг.

— Ага, ну-ну, — пробормотал Згожельский и пригласил гостей пройти в дом.

Они оказались в продолговатой ободранной передней. Тут были только вешалки для платья да оленьи рога на стенах. Из передней наверх вела лестница.

— Там еще две комнаты, — пояснил Згожельский.

— А всех сколько? — поинтересовался Шушкевич.

— Внизу три и кухня, а наверху две, вот и все.

— Для холостяка вполне достаточно, — засмеялся поверенный.

— Даже если граф женится, — подхватил хозяин.

Януш нахмурил брови.

«Значит, я должен жить здесь? — подумал он. — Один?»

И вдруг ясно осознал, что дал завлечь себя в ловушку.

Они вошли в комнату налево. Здесь у стола уже хлопотала Зося. Не поднимая глаз, она подала Янушу руку, тотчас же отошла к буфету и стала вынимать из него стаканы и стопки.

Мужчины прошли в следующую комнату, откуда через широкое окно открывался вид на сад, на поля, раскинувшиеся позади него, и на близкий лес. Масштабы здесь были небольшие.

— Сад совсем маленький, — разочарованно произнес Шушкевич.

Зося в столовой услышала его слова и возразила:

— Зато очень хороший.

Януш присел к овальному столу, покрытому плюшевой скатертью; он не знал, о чем говорить. К счастью, его выручил Шушкевич, заговоривший со Згожельским об урожае, который обещал быть обильным, о скоте, о доходах. И еще о работниках именья — сколько их тут и что они собой представляют. Януш ужаснулся, подумав, что ему придется знакомиться со всеми этими людьми, интересоваться их жизнью, условиями труда. И конечно, немедленно воспользовался предложением Зоси показать ему сад. Они прошли через сени и пустовавшую маленькую комнатку в глубине дома, откуда второе крылечко выходило прямо на садовые дорожки. Януш внимательно присматривался ко всему, что попадалось на пути, ни на минуту не забывая, что только сегодня он действительно видит все эти вещи, а потом Коморов, дом и вся окружающая местность станут чем-то настолько обыденным, что навсегда утратится острота и свежесть восприятия. Впрочем, он не представлял себе, что сможет когда-нибудь поселиться здесь. Дом и все в нем было так примитивно, почти грубо, а сам он не только не смог бы создать для себя уют, но даже не знал, как подступиться к этому.

Зося вела его по широкой дорожке меж яблонь. По обеим сторонам росли обычные летние цветы: флоксы, ноготки и запоздалые колокольчики, лиловые и розовые, напоминавшие крохотные кувшинчики на блюдцах. Старые яблони были усеяны еще не созревшими плодами. Посредине сада находился маленький грязный пруд, до половины затянутый покровом зеленой ряски. За прудом росла густая лещина, над которой возвышался одинокий дуб. И все это занимало очень небольшую площадь. На пруду плавали белые утки. Зося остановилась у пруда и сказала Янушу:

— Вот и все наше хозяйство. — а потом грустно добавила: — Небольшое и запущенное.

— Здесь очень мило, — произнес избитую фразу Януш.

— Для вас тут все чужое, а я родилась в этом доме.

— Но это произошло не так уж давно, — пошутил Януш.

Она отвернулась и опять пошла вперед.

— Пока жива была мама, все здесь выглядело по-иному, — проронила Зося.

— А давно умерла ваша мама?

— Два года назад.

Они остановились у канавы. За ней начиналось ржаное поле. Узкая тропка вела через поле к лесу.

— Хотите в лес? — спросила Зося.

— С удовольствием. Куда скажете…

Зося прошла вперед по тропинке. Тяжелые колосья ржи били ее по груди, а потом, растревоженные, хлестали Януша. Небо было чистое, в воздухе стояла тишина. Увы, двое идущих на прогулку молодых людей не нарушали этой тишины. Они не знали, о чем говорить, а Зося к тому же явно была не в духе, а может быть, и немного сконфужена. Когда они прошли примерно половину пути до леса, она спросила:

— Вы впервые в наших местах, граф?

Януш возмутился:

— Пожалуйста, не называйте меня графом. Хорошо?

— Пан Шушкевич всегда так вас называет.

— А я этого очень не люблю. Да и какие мы графы!

— По папскому указу? — полюбопытствовала Зося.

— Ну, конечно. И получили мы этот титул при забавных обстоятельствах. Мой дед отправил Льву Тринадцатому^{56} по случаю юбилея два вагона сахару с нашего подольского завода и за это получил графский титул для себя и для старшего сына. Отец мой был младшим сыном и, следовательно, не имел права даже на этот жалкий титул. Но заодно уж и его стали титуловать…

— Все это очень забавно, — засмеялась Зося и будто повеселела. — И вообще эти титулы! Глупость какая-то.

— Я того же мнения. — Януш хотел дать понять, что его не задела ее колючая фраза.

Они вошли в лес. Тут было не так жарко. На опушке стояли высокие сосны и ели, высаженные рядами, как в парке, но уже в нескольких десятках метров от них начинались буйные заросли лещины, молодых берез и рябины, устремлялись к небу старые дубы и липы. Лес был изумителен.

Они шли рядом. На этой лесной дорожке Зося казалась еще ниже ростом, и Януш только сейчас заметил, какая она хрупкая, маленькая, но в то же время спокойная и уверенная в себе. Разговор по-прежнему не клеился.

— И большой этот лес? — спросил Януш.

— Да, огромный. Он тянется на несколько километров и переходит в Пущу Кампиносскую. Отсюда можно проехать лесом и до Сохачева и до Варшавы. Леса эти подступают к самой Висле. Если кому-то нужно скрыться, то здесь отлично…

— Скрыться? Зачем?

— Откуда я знаю? Ну, скажем, бандиты, гверильясы…

— У вас какие-то романтические мысли, — заметил Януш.

— Но ведь мы живем в романтическую эпоху.

Януш вздохнул.

— Романтические эпохи красиво выглядят только в книжках.

— И то правда, — согласилась Зося.

Они уже углубились далеко в лес. В одном месте тропу пересекал довольно глубокий ров. Вдоль него тоже были посажены ели, окаймлявшие темной короной этот ров и небольшую зеленую полянку за ним. Они сделали еще несколько шагов и уселись под елями на мягком мху.

— Какой прекрасный день, — сказал Януш, чтобы хоть как-нибудь прервать молчание.

Зося, отвернувшись от него, разрывала пальцем мох, в зубах она держала длинную травинку. Януш видел ее профиль, на лицо ее легли тени от веток и солнечные пятна. Поверху неожиданно потянуло ветерком, зашелестели ветви. Несколько желтых, как лимон, листьев липы оторвались от родных ветвей и упали на темные еловые заросли. Янушу стало жаль Зосю, ему показалось, что она вот-вот заплачет. Он взял ее за руку.

— Что с вами? — спросил он.

Она повернулась и посмотрела ему в глаза. Он увидел совсем близко ее бледное лицо. Огромные, расширившиеся зрачки, черные, пушистые, будто наведенные углем брови и лоб, невысокий, белый, красивый. Глаза ее смотрели почти с ненавистью, губы дрожали. Януш наклонился к ней и, обняв за плечи, хотел поцеловать. Но она отодвинулась спокойно и уверенно и, не отводя глаз, медленно произнесла:

— Не думаете ли вы, граф, что купили и меня вместе с имением?

У Януша опустились руки. Он отодвинулся и стал смотреть в лес. Но чувствовал, что девушка не спускает с него глаз.

— Вы недобрая, — сказал он.

Зося как-то странно рассмеялась.

— Да, — сказала она, — может быть…

Они отправились в обратный путь.