Да, осень уже в середине, зима приближается – и, видимо, она будет жуткая. Не только по холоду, но и по быту, по всем этим тягостным вечерам в тесноте и полутьме, по жутким выскакиваниям на ледяную “зарядку” в мороз, на верную простуду и пр. в 6–10 утра, по безденежью и прочим трагическим обстоятельствам дома... Перед наступлением зимы меня и всегда, с детства охватывал какой–то темный ужас, какие–то смутные, мрачные предчувствия, –но такого мрака на душе, как год назад, здесь же уже, да и как сейчас, – не было, по–моему, никогда...
Через несколько дней исполнится 20 лет со дня смерти бабушки...
24.10.08. 10–13
Жизнь среди грязи, мрази, дряни, слизи, вечной нечисти и погани вокруг. Как же я их всех, ВСЕХ ненавижу, господи!.. Если б кто–нибудь знал... Вечный шум, гам, бедлам... Беготня и суета вокруг, мельтешение сотни мерзких рож, их юркое снование туда–сюда, – в точности как у крыс, – не прекращающееся ни днем, ни ночью... Еще и с других бараков приходят... Опять в соседнем проходняке воняет брагой, прямо рядом со мной, – там, под соседней шконкой, стоит 10–литровая бадья (пластмассовое ведро из–под краски, оставшееся от ремонта), и эти жуткие хари то и дело лазят туда, черпают эту вонючую белую (от сгущенки) бурду кружками и с наслаждением тут же ее выжирают. Новенький один особенно часто: 18 лет, огромный, выше меня, здоровенный, шумный, постоянно снующий и горланящий, – прямо по роже, прямо сразу видно, что даун... Туда–сюда, туда–сюда снуют весь вечер, таскают эти ведра с пойлом, чайники с кипятком, лохани со столовской соленой селедкой... Бедлам. Сумасшедший дом. Хочется одного: покоя и тишины, возможности “остановиться, оглянуться”, в тишине и покое прислушаться к себе, к своим мыслям, подытожить и проанализировать...
Но эту нечисть вокруг интересуют только брага, карты, сигареты, чифир, чай, “чай на чифир” и т.д. Мразь, грязь, слизь... Прямо по Нестеренко, только без кавычек. С матерью поговорить опять вчера вечером не дали, не подозвали. А зависимость уже чувствуется, дает себя знать.
25.10.08. 9–05
На улице до сих пор туман. Он был еще с подъема, – сперва в темноте, потом рассвело, и он стал виден яснее. Туман, не до конца еще занявшееся утро, и в тумане горят зоновские фонари. Увы, эти фонари тут подсвечивают и, можно сказать, определяют всю жизнь большую часть года, – кроме разве что лета, когда их поздно включают и рано гасят
Очень не хотелось, но пришлось–таки с утра, сразу после завтрака, сцепиться с этим дебильным чмом в проходняке. Я несу ставить под шконку свои ботинки – а оно нагло, как всегда, стоит в проходняке, закрывая возможность войти, и наблюдает, как дебил–татуировщик на 2–м ярусе надо мной колет машинкой какую–то надпись на ноге другому дебилу, молодому и только летом “поднявшемуся” сюда. (Колоть надписи на ногах, как и вообще любые наколки, может только конченный дебил и идиот, это совершенно несомненно.) Короче, я сказал ему прямо в лицо, что оно – быдло, и еще пару теплых слов. Оно в ответ проявило агрессию, а я – готовность эту агрессию отразить так, что мало не покажется. Засим дело не кончилось ничем, но пропустить меня туда–обратно, пока наверху кололись эти наколки, ему таки пришлось.
Жизнь среди грязи мрази, слизи... Жизнь среди нечисти... Ужас... Ни одного, абсолютно ни одного нормального среди них нет, все как один – мразь. Прикрываются этакой общинно–коллективистской, прямо–таки коммунистической моралью, а сами только и смотрят, как бы что урвать себе или просто украсть. Призывают жертвовать на “страдающих за тебя” в ШИЗО “страдальцев”, а наутро просыпаешься – то пакета нет, то все баулы расстегнуты... Типа. не “пожертвуешь” добром – все равно, они так возьмут. Ничего нигде нельзя оставить – и в каптерке воруют из баулов, и под шконками. В раздевалке регулярно пропадают шнурки – хорошо еще, если только шнурки, а не сами ботинки. Ты хочешь спать, или болеешь, тебе надо лежать в покое и тепле, – а эти мрази снуют вокруг тебя туда–сюда, гомонят, ржут, усаживаются чуть ли не на голову тебе – пить свой чифир, или играть в карты, или лазят под шконку за своей вонючей брагой, попутно проливая ее на твою кровать и на тебя... Нелюди. Выродки. Свет ночью не дают по часу и по 2 гасить, – если кто и гасит, идут и включают снова. Хочешь ли ты есть, спать, пить чай, нужен ли тебе покой, тепло, тишина, – им всем абсолютно наплевать на тебя. Они заняты своими архиважными делами – картами, чифиром, брагой и т.п., – они при деле, они в своей тарелке, в родной и привычной среде, они все давно спелись, сдружились, связались между собой тысячей нитей, – против тебя! Они все тут против тебя!.. А ты один, и ничего против этой толпы швали и мрази, этого стада агрессивного наглого быдла не можешь сделать...
Нет, конечно, лагеря как места отбывания наказания надо разгонять и ликвидировать полностью, под корень. Места, где эти выродки только лишь наглеют, будучи собраны все вместе, в кучу, спаиваются, стакиваются между собой, обмениваются уголовным опытом и начинают “жить воровской жизнью”. Ради ликвидации одной только этой их поганой “воровской жизни” (“по нашей жизни” то–то и так–то, как они промеж себя с гордостью говорят) надо ликвидировать эти рассадники. Так же, как и рассадники государственного насилия – “красные” зоны, да и вообще весь ФСИН в целом. (Да и вообще все это государство в целом, разумеется.) Надо просто, прямо и открыто вернуться от дурацких идеек исправления и перевоспитания преступников трудом – к элементарной идее наказания за преступление, Только наказания, и ничего больше, без всяких попыток перевоспитать. А для наказания – особенно в простых случаях, типа воровства, – нет ничего лучше, чем кнут. 200 полноценных ударов – и свободен, никаких 2–х или 3–х лет в зоне. А особенно закоренелым, кто уже не 1–й раз, – выжигать на лбу клеймо, как делали встарь. Дикой, варварской стране с диким народом, живущим до сих пор в XVI веке, это как раз подойдет, – а на современной научной основе можно будет разработать такие способы клеймения, чтобы они уже никак и никогда не могли это клеймо ликвидировать.
Пока писал – Трусова в его проходняке опять избил один из блатных “обиженных” – уже новых, их тут вместо одного ушедшего добавилось 2 или 3 новых. За что бил – я не понял (видимо, вынуждал уйти, т.к. в конце концов тот ушел), но под конец взял прямо за горло и чуть не задушил.
26.10.08. 12–35
Как среди гадов, ядовитых пауков, каракуртов, всяких червей, ящериц, навозных жуков, слизняков, мокриц, всякой прочей нечисти ядовитой и членистоногой, – сидишь среди них тут. Вот просто сидишь на своей шконке, после проверки (считал отрядник), ничего не делаешь, просто размышляешь, а они снуют вокруг тебя, занятые своими архиважными делами. Столик в проходняке весь густо засыпан сухим чаем – “заваривали”...
Двое молодых полублатных чмошников, те самые, что придумали двигать все шконки еще в мае, чтобы переехать к самой двери в секцию, – вчера опять выдумали переселяться (втроем теперь уже) в крайний от двери проходняк, т.е. соседний со мной. Мне–то, понятно, на хрен не нужны такие соседи, уже были они моими соседями в том году в проходняке старого жирного грузинского чма. Да переселяться–то – это еще полбеды, – они свои 2 тумбочки, одна на другой стоящие, целый комод, хотят тоже тащить сюда с собой, – т.е. мою и все прочие шконки и тумбочки по этой стороне секции придется двигать, разваливая весь устоявшийся, сложившийся, сросшийся в этой жуткой тесноте убогий наш быт... Зачем им обязательно жить около самого входа? А затем, что отсюда им будет ближе нестись в каптерку и прятать там телефоны, когда “пробьют мусоров”.
Свет единственной слабенькой лампочки, торчащей в нашем конце секции в роскошной трехрожковой люстре, по вечерам совсем слабенький, даже меньше чем вполнакала. Еще бы, – сеть перегружена, из окон света по вечерам уже нет, темнеет рано – так что тут, в этой щели–проходнячке, под навесами вторых ярусов, темно, как в пещере. Но зато, когда лежишь, из–за края второго яруса шконки постоянно бьет эта лампочка в глаза, еще больше усиливая общий дискомфорт и напряжение, мешая расслабиться. Еще один символ всей нашей дурацкой жизни, не только здесь, но и на воле. От чего должна быть польза, – хоть от лампочки, хоть от всего этого государства – пользы практически нет, зато вреда и помех – хоть отбавляй...
