17–45

Ну вот, проверил... Будь ты все трижды проклято, вся эта жизнь... С запасного варианта позвонить тоже не получилось – огромный “минус” на счету и все “маячки” тоже истрачены, – ну да, уже вечер. Таким образом, без связи с домом еще как минимум на сутки вперед, до завтрашнего вечера. Да и там – еще неизвестно... Кто с перепою днем 1 января будет класть деньги на телефоны?.. А тут, внутри у нас, – тут вообще не о чем даже спрашивать; тут и более блатным, более (и куда более!) авторитетным и значительным фигурам, чем я, нынче приходится со связью туго...

Хочется что–то написать такое, глубокое, важное в этот новогодний вечер, выразить наконец, нащупать и сформулировать что–то самое основное, излить душу в словах. Но не получается что–то, не идут слова, ничего нет на душе и в мыслях, кроме усталости, тоски и пустоты. Лучше бы, действительно, я разбился тогда, выпав из окна, точнее, сорвавшись, чем сидеть вот еще год, и еще год, и еще – здесь, в этом загробном мире, да еще без связи с домом. Если бы, как когда–то, не была вообще еще изобретена сотовая связь, – конечно, было бы не так обидно. А сидеть тут в окружении говорящих по телефонам малолетних дебилов, но самому без связи – убийственно и тоскливо...

1.1.09. 10–29

Что ж, вот и 2009–й... Все получилось не так, как в тот Новый год. Лег спать почти сразу после проверки, но уснуть так и не смог. И потому, что во вей одежде под одеялом все–таки жарко; и соседи мешали, собравшиеся “чифирить” прямо рядом со мной, в соседнем проходняке; да и общая суматоха, беготня, шум, свет...

Оказалось, что всяческую новогоднюю жратву, на которую они тут собирали деньги, закупали на воле и машинами везли сюда, – не пропустили! Так что на какое–то особое угощение рассчитывать и не приходилось, – не говоря уж о том, что от ЭТИХ я и не хотел ничего брать изначально. Не хотел идти на их застолье – “чифиренье” в их “культяшку”, слушать весь их бред... В том году думал: если проснусь к 12–ти – выйду на улицу, постою, посмотрю несколько минут в небо и вокруг, подушу морозным воздухом – вот и встретил, считай, Новый год. Но в том году я проспал, а в этом – заснуть не удалось, и именно на улицу я и вышел, проигнорировав их чифирное сборище.

На улице оказалось, что совсем близко, за забором зоны, кто–то запускает фейерверки, начиная с 0 ч. 0 минут нового года. Но, конечно, не с такой интенсивностью, как в Москве. Говорили, что и в том году их запускали точно так же, но кто – “менты” ли, или осужденные–“поселушники” (вот уж вряд ли), а скорее всего – вольные из самого поселка Буреполом, – я так и не понял. Постоял несколько минут, посмотрел, потом вышел еще раз совсем уж ненадолго – и можно было ложиться спать.

Свет потом, ночью, все же потушили. Мне удалось некоторое время поспать, а сосед мой, вшивый (до недавних пор) старичок, с вечера перепив чифира, не мог уснуть всю ночь. Но – в отличие от прошлого года – утром был подъем. Только сделали его на час позже, в 7 вместо 6, но “ночному” уже заранее было известно, когда включать свет. “Мусора” прошлись по баракам, будя и поднимая всех. В том году, говорили, вставать нужно было толь ко на проверку к 12–ти часам.

Настроение немного улучшилось после того, как с утра, после завтрака (год назад я на завтрак и не ходил, говорили: идут, кто хочет) удалось позвонить матери и Е.С. Никаких особенных новостей не узнал, а Е.С. сообщил последние свои (насчет почты). Пришел в барак поздно уже для завтрака, да еще наелся этой пшенки в столовой, плюс дали яйцо. А тут еще кошка Маня обезумела вдруг совсем: за это утро она трижды валила и выворачивала содержимое моей кружки, приготовленной для чая: чайный пакетик и несколько горошин “клюквы в сахаре”. 2 раза я поднимал, на третий раз она эту кружку, стоявшую как раз на уровне ее роста, опрокинула уже без меня. Тварь этакая!.. и ведь, главное, сладкое–то (горошины эти сахарные) она не ест, что ей надо было, заразе серой, – ума не приложу. Пришлось все это хозяйство собрать с пола и выкинуть, а завтракать я так и не стал, хотя – проверил недавно по часам – миски каши и яйца мне хватило всего на час с небольшим.

Пустота жизни... Вечное круговращение на одном и том же месте. В секции играют, бросаясь друг на друга, коты – большой и маленький; и маленький, когда ему крепко достается от здоровенного Тихона, пронзительно мяучет.

21–15

Все такое волшебное, новогоднее, фантастическо–романтическое... Летит снежок и искрится в свете бесчисленных зоновских фонарей, все вокруг белым–бело, – наконец–то, после недавнего бесснежного морозища. Романтика... Вышел сегодня после ужина (бывшего на час позже, т.к. прохлопали пойти вовремя – в 4 часа, по выходному дню) из столовки, взглянул с высоты крыльца, – красотища! В этой темноте, оттененной белым снегом и освещенной фонарями – впереди больница, кусок здания ШИЗО, вдали – “дом свиданий”, бесчисленные заборы, заборы, заборы, колючка, слева – приземистое, низенькое здание бани с огромной дымящей трубой... Красотища... Как парадоксальна человеческая психика, – ну что красивого можно найти тут, в тюрьме, в зоне, в неволе, будучи узником? А вот поди ж ты... Белый снег, темнота ночи и яркий свет фонарей и из этой мерзости, оплетенной колючками по периметру, делают что–то романтическое... А точнее – это, конечно же, несовершенство человеческой психики (и моей в т.ч.), норовящей приспособиться ко всему, смягчить, смазать, сгладить острые углы и переживания – вместо того, чтобы всегда до самого конца, до победы или до смерти, стиснув намертво зубы, жить только одной лишь ненавистью и волей к борьбе...

2.1.09. 8–50

2–е января... Началось оно опять печально: со связью полный швах. На запасном варианте, видите ли, “телефон убран”. И на мои проблемы ему плевать, своих хватает... Когда теперь, – в обед? Едва ли. В ужин? – Может быть, но тоже опасно и тяжело. Всем плевать... Суки... “Люди вокруг меня, но не со мною”, – как говорилось в прошлогоднем психологическом тесте от начальства. Точнее не скажешь...

Сегодня пятница, и меньше чем через час пора в баню. Правда, есть легкие сомнения, будет ли она, – как–никак, сплошные праздники...

22–18

Ощутимо холодает. В Москве завтра, по прогнозу ТВ, минут 10–12; здесь сегодня, похоже, уже все минус 15.

Мать дозвонилась сегодня по “основному варианту”. Это было чудо! Правда, под конец она перестала меня слышать, положила, видимо, трубку, и только я хотел проверить баланс и перезвонить ей, – крикнули, что идут “мусора”.

Кроме постоянных болей в пояснице вот уже больше месяца (ни лечь, ни встать), сегодня еще начала болеть нога в каком–то новом месте, где еще никогда не болела. Да так сильно – я еле дошел с ужина, и потом, пока ждал стрижки в “фойе”, еле мог передвигаться. Сейчас вроде прошло.

О “презрении русского народа к отхожему месту” писал еще Чехов в “Острове Сахалин” в 1890 году. Почти 120 лет прошло, а что изменилось? Ничего, по сути, поскольку их менталитет не меняется веками. Чистые туалеты в этой стране можно увидеть только там, где они предназначены: а) для иностранцев; б) для своего начальства. Даже коммерческие или в коммерческих заведениях – далеко не всегда на цивилизованном уровне. А уж бесплатные, муниципальные... А уж для зэков... “Ужас–ужас” (с) Шендерович. В туалете 13–го барака сегодня целый день потоп, пол (с некоторым углублением к воронке слива) постоянно залит по щиколотку, а воронка эта забита. Бедолаги “обиженные” – один возится в канализационном колодце на 10–м2–й вычерпывает воду в самом туалете. Через 2 или 3 часа все повторяется заново. И так весь день. Позорище и убожество, в котором живет это государство и этот народ всю свою историю...

3.1.09. 15–17

Перед завтраком на улице было минус 20, после обеда – минус 14. Один из зэков, понормальнее, с кем еще можно разговаривать, заходил оба раза на крыльцо 4–го барака и смотрел висящий там термометр. Холодина страшенная, пришлось опустить уши у тряпочной казенной шапки. В новых шерстяных носках в бараке, лежа, жутко замерзают ноги. И это еще только начало холодов...