31.1.10. 8–37

Воскресенье. Прошла 60–я неделя до конца, ознаменованная длительной свиданкой с матерью. Осталось 59 недель, 413 дней. Истек и 1–й месяц 2010–го– последнего здесь! – года...

Неожиданно осложнилось положение со стиркой моих вещей на этом проклятом бараке. Тот мелкий ублюдок в конце концов так и отдал мне мои вещи нестиранными, но сделал вид, что постирал и высушил их. Я не стал разоблачать его и скандалить – если бы мы были с ним тут вдвоем, тогда да; тут– целая толпа мрази, которая сама его целыми днями пинает и всячески глумится, но ПРОТИВ МЕНЯ – непременно возьмет под свою защиту. Проще мне показалось отдать их – вместе с “олимпийкой” и штанами – другому “обиженному”, поприличнее, “поднявшемуся” сюда уже при мне. Бывало, он сам в банные дни спрашивал меня, нет ли стирки; несколько раз я давал ему, он делал се нормально и быстро; я платил ему за это куревом. Потом, зная, что курево у меня есть, он как–то попросил в 1 день 3 пачки сигарет в долг (отдать за что–то кому–то), обещая отработать. И – с того дня его охоту мне что–то делать как рукой сняло!

Уходя на свиданку, я за день–два сказал ему, что на 3 дня хочу отдать вещи. Однако оказалось, что – при стоящем на улице диком морозе – лопаются котлы в котельных этой проклятой зоны, остался всего 1 котел – и потому накануне ночью “мусора” приходили и запретили впредь брать воду из “системы” (отопления) – в целях сохранности котла. Вода эта не то что горячая, но теплая, и ею стирали; так что этот тип сказал мне, что нечем стирать, надо греть воду, но тоже нечем, – вот если бы моим чайником... Я согласился, но тогда он сказал, что проблема еще и найти тазик.

Короче, перед моим уходом на свиданку он ничего не постирал, где–то бегал, в барак забегая чисто эпизодически; только уже выходя, я сумел все–таки поймать его и отдать – сказав четко, что на 3 дня; времени, казалось бы, достаточно! – пакет со стиркой.

Прихожу, спрашиваю – опять оправдания, что нет горячей воды и тазика; короче, он ничего не постирал. Пакет засунул мне под шконку, на стоящие там чьи–то коробки (чтобы “мусора” при первом шмоне или обходе выкинули!). Воду согреть своим чайником я ему согласился – он отмазывается, что надо еще и тазик ему дать. Сам, типа, найти не может...

Между тем, вчера и сегодня – другим он стирает, и тазик есть! Как наехал на него блатной (я слышал его ругань) за плохо постиранные простыни, заставил срочно перестирывать, – тазик тотчас нашелся! Сегодня, только что, после завтрака – опять стоит, стирает в тазике. Спрашиваю – оказывается, тазик уже забирает после этой стирки один тип с той (блатной) секции. Постирал, понес туда. Короче, кто хочет – ищет способ, кто не хочет – ищет причину, и что делать мне теперь со стиркой – неизвестно...

К тому же, и помимо этой проблемы застал я в бараке немало неприятного. Оказалось, что Макаревичу позвонили из управления (из Нижнего) и велели убрать из карантина этих двоих – злобного молодца (я последнее время про себя стал звать его молотобойцем – за глупую силу, то, что зовется “со всей дури”) и его дружка – мелкого стукача с 13–го, любимца Казиева. Оба опять здесь, на бараке, но – слава богу! – вроде бы без должностей. Стукачок–то еще ладно, бог с ним (здесь он отчасти клоун); но вот с полоумным, неадекватным психопатом–“молотобойцем”, способным выкидывать кошек или в лютый мороз открывать окна, да и просто развлекаться, цепляясь ко всем, жить в одном помещении крайне некомфортно.

А заправляет в секции теперь нечисть из бывшего (?) СОПиТа, ныне ставшая барачными “козлами”. Моментально, не спрашивая и не предупреждая, перекладывают кого хотят на другие шконки, как им вздумается, – освобождают местечки получше для себя, обустраиваются, – даже если человека нет, он на работе, просто скручивают его матрас (“рулет”) и перекладывают. Сейчас вот только, пока я завтракал, один из них – глупый долговязый предСДиП (?), прежде работавший в посылочной, выбросив вещи и матрас другого человека, переехал на его место, в соседний со мной проходняк. Еще одной мразью рядом больше – от слежки за тем, ЧТО я пишу, до лазанья по сумкам, тумбочкам и кражи продуктов – ожидать от таких можно всего. Начали эти ребятки с того, что, переставляя вслед за этим переехавшим дурачком его тумбочку, сдвинули свои шконки в мою сторону так, что мой проходняк сузился, а вчера как раз прибитая левая дверца тумбочки перестала открываться полностью. Но, задвинув в проходняк свою тумбочку, эти уродцы и не подумали передвинуть шконки в прежнее положение, а – легли спать!

14–55

Да, блин, поработаешь тут теперь, попишешь!.. Будьте вы прокляты!.. Сразу после утренней проверки эта мерзкая кодла “козлов”–СОПиТовцев переложила и моего соседа по проходняку, сапожника, с которым мы так хорошо, мирно жили месяца полтора, говоря в основном о кошках да о его работе, и то когда он вечером с нее приходил. На его место лег один из этих подонков, 22–х лет, глупый, бесцеремонный и мерзкий (хотя, м.б., еще не самый худший из них всех). Вшивого инсулинщика, которого они же на днях только сами положили над сапожником, он немедленно переложил куда–то еще – за последнее время его перекладывали уже раз 5, не спрашивая. Единственная радость – что это чмо с моей стороны шконки повесило “шкерку”–оделяло и жить, похоже, собирается в том проходняке, соседнем, где теперь собрались они все. Ну что ж, если так, если не видеть эти хари – еще куда ни шло; а иначе будет совершенно невыносимо. Это животные из той же наглой, бесцеремонной породы, что были и на 13–м моими соседями – гнездо полублатных, а до них, в 2007 – старший злобный шнырь–заготовщик. Например, при малейшем, даже микроподозрении, что у соседа могут быть вши, эта публика тотчас же, ничуть не смущаясь отсутствием соседа, озабоченно переворошит всю его постель, одеяло, одежду в поисках этих вшей.

...А со стиркой по–прежнему ничего. Подонок–“обиженный” активно стирает, вместо маленького тазика у него уже большое корыто, а тазик занят кем–то другим. Мне он не говорит ни слова, как и я ему, – дальнейшие разговоры с моей стороны на эту тему были бы упрашиванием и унижением. Сказал другому, он вроде бы согласился, но когда, и будет ли он делать вообще, и освободятся ли вообще когда–нибудь тазики – неизвестно... Пришло на ум, что не только долг в 3 пачки сигарет это чмо теперь не хочет отрабатывать – но, м.б., ему и просто сказали (т.е. приказали, – эта публика никогда не спорит!..) мне не стирать, уклоняться под любыми предлогами. Как говорили в том году заготовщикам н6е подавать мне баланду на стол. Или как на 13–м, еще осенью 2007 года, здоровенный “обиженный” Вова Андреев, в 2008 освободившийся, а тогда только и занятый круглосуточной стиркой на весь барак, – после одного или 2–х раз вдруг стал упорно отказываться брать у меня вещи: мол, не могу, некогда, занят, загружен стиркой – и все тут! Длилось это так долго и с таким упорством, что Полосатый резонно предположил: видимо, ему сказали у тебя не брать. И сказать могли даже не блатные, а, к примеру, тот же самый старший шнырь...

А братцы–“козлики” вчера, похоже, залезли ко мне вечером в хлебную сумку и отрезали немножко варено–копченной колбасы. С утра ее было явно меньше, чем я оставлял вчера, и резинки на упаковке не оказалось, которую я надевал; а когда этот хмырь переезжал в мой проходняк, кто–то из этой кодлы в шутку сказал ему: вот, будешь теперь вареную колбасу у Бори есть...

1.2.10. 8–46

В общем, получилось ужасно. После отбоя вчера, проходя по секции, завхоз увидел “шкерку”, повешенную моими соседями – и велел убрать. Они, разумеется, тотчас убрали – и теперь придется любоваться круглосуточно на их рожи и делать все у них на виду? Пока готовил завтрак (зарядки не было, так что не выходили) – слава богу, они дрыхли (заваливаются вновь после подъема, разбудив всех остальных). Жратву разворовать ночью не успели, слава богу, –скорее всего, это еще впереди. Торцы своих шконок еще вчера завесили полотенцами – теперь даже утренний свет из окна ко мне еле доходит, а лампа надо мной так и не работает. Все в точности как было на 13–м! И, пока спит сейчас этот новый сосед в проходняке, я не могу достать из–под его шконки свой продуктовый баул – сосед своим весом придавливает пружинную сетку шконки вниз, и достаточно туго набитый, цепляющийся за крючки сетки баул вообще не выдвигается из–под нее. А если достать, когда они встанут, – разумеется, тут же начнут совать туда свой нос, клянчить все, что увидят, и тупо глумиться (“шутить”, “угорать” и т.д.).