26.1.10. 6–50

Это просто кошмар какой–то! Как в сумасшедшем доме!.. Ей–богу, больше похоже на психбольницу, чем на лагерь, особенно по ночам. Сосед по шконке, шнырь–“дневальный”, полночи стоял и кряхтел, не знаю уж, от чего. Успокоился он – начал орать во сне что–то невнятное, просто вскрикивать тот эпилептик, которого недавно пинками оттаскивали в санчасть; на днях он вернулся – его положили надо мной. (Наглые малолетки, 1988 г.р., новые “козлы” в бараке, распоряжаются тут так же беспардонно, как и их ровесники на 13–м.) А м.б., и еще кто–то кричал, дальше от меня, – я не разобрал толком. Мерзкого, вшивого (говорят) инсулинщика, бледную немочь, положили в мой же проходняк над сапожником, – теперь это чмо будет постоянно лазить туда–сюда, топтаться, расправляя по 2 часа свою шконку, а по утрам – вставать одновременно со мной, плюс–минус 5 минут, не давая мне нормально встать и одеться, – тоже в точности как было на 13–м. Все повторяется... А холод в бараке такой – больше 70 человек в секции за всю ночь не могут ее нагреть, надышать так, чтобы было потеплее, – даже в одежде из–под одеяла невозможно вылезти, пар изо рта – столбом...

Начался новый день. А с вечера была новая веселая “примочка”: объявление от завхоза, чтобы сегодня все вешали бирки на свои баулы – и тащили их на вещевой склад, в отряде оставляли “по минимуму”. Я не понесу, конечно (зачем мне вещи на складе, как ими оттуда пользоваться? За каждой парой носков бегать – через все посты – на склад, упираясь там в пудовый замок?), – но завтра мне на свиданку на 3 дня. А вещи эти ублюдки могут и просто выбросить, тем паче в мое отсутствие, – здесь не церемонятся...

Идет 60–я неделя до конца. Мне осталось тут 418 дней.

9–18

Смена Окуня, Гриши и др. “мусоров” – это всегда весело. В частности, они любят внезапно и незаметно проникать в бараки, заставая всех врасплох. Смена их была весь день вчера и закончилась сегодня в 8 утра. Но вчера вечером они, зайдя на 11–й, “отмели” (нашли в тайнике?) здесь 2 зарядника, а сегодня утром – аж 4 телефона! Спрятаны они, я слышал, были где–то под “балконом”, хотя велено было зарыть их в байзере в землю...

Между тем, матери я не звонил вчера (на 7–м после ужина торчал отрядник), и сегодня это тоже будет проблематично. В 18–20 они с Мишей Агафоновым выезжают ко мне на длительную свиданку.

15–37

И вот – итоги дня (пока промежуточные). После обеда дали “гуманитарку” (!), но выключили свет. Вода течет, и “фаза” тоже работает, а вот света в бараке нет, пишу в темноте. Надеюсь, завтрашнее свидание не отменится из–за перебоев со светом?

Баулы тащить тоже никто никого не заставляет, тишина. И на улице вроде стало маленько потеплее, мороз уже не такой безумный.

Все хорошо?.. :)

30.1.10. 14–50

О, каким кошмаром оказалось оно, это очередное длительное свидание с матерью – январское за 2010 год! Три дня прошли спокойно, без эксцессов, в чтении, разговорах и поедании вкусностей, – но холод, холод!!. Завели неожиданно быстро – на свиданку в тот день, 27–го, приехали всего к 4–м человекам, и мне даже звонили минут 20 11–го в барак, чтобы я шел срочно, – я–то собирался, чтоб поменьше стоять на холоде, выйти только в 11 утра. Первое, что я увидел на площадке 2–го этажа, у входа в коридор КДС, – батарея срезана сваркой и снята (видимо, лопнула), на полу – застывший в лед поток воды, текшей из этой батареи. Хорошо еще, кто–то из шедших со мной сказал, поднимаясь туда, что на 2–м этаже холодно, – этого оказалось достаточно для разрешения мучивших меня сомнений, и 2 пары шерстяных носков я взял с собой. Но носки не помогали. Сидя в комнате, мы буквально замерзали, околевали от холода. Батарея почти не топилась – или совсем холодная, или чуть–чуть теплая, лишь изредка она на полчасика становилась слегка погорячее. Согреться можно было только лежа или сидя под тремя (!) одеялами (хорошо, что матери удалось выпросить у дневального одно лишнее, да к тому же шерстяное, хотя и изрядно протертое посередине). И ночью спать, и днем сидеть под ними же, – иначе полное замерзание, ноги у меня обледеневали. И другой способ – идти греться в кухню, где была постоянно раскаленная плита.

Прессы было мало, распечатки, переданные Майсуряном, опера, видишь ли, не пропустили в комнату вообще (даже в 3–й день), и я успел прочесть на этот раз весь (!) 2–й том Широпаева (1–й мать привозила 2 месяца назад на прошлую свиданку). Испытывал местами огромное удовольствие, читая. Вся его критика Системы, все, что он пишет о византийско–ордынской, рабской парадигме Московии, идущей еще от времен Орды, от коллаборационистов и агентов Орды типа Александра Невского и Ивана Калиты, – все это безусловная правда, как и все слова о необходимости сломать эту парадигму, покончить с Россией – страной рабов и кровавых тиранов. Но... Все, что он говорит, что, дескать, русский народ уже пробуждается, уже осознает необходимость вернуться в Европу, к той свободной, цивилизованной, европейской Руси, олицетворяемой Новгородской республикой до ее уничтожения Московией... Лишь в одной из статей сборника, по–моему, автор ставит самому себе вопрос, созрели ли русские для этого возвращения в Европу, хотят ли они прочистить свое сознание от идеологии тоталитарного азиатско–византийского “патриотизма” и “государственничества”. И не сказать, что так уж прямо автор уверен в этой их готовности. В других же статьях эта готовность подразумевается как бы сама собой и как отдельный вопрос даже не формулируется.

Между тем, русский народ, в том числе и чисто русский по крови (основная забота Широпаева – именно о чистоте этой крови), остается, как был веками, пьяным, тупым сиволапым сбродом и рабским быдлом, отнюдь не демонстрирующим готовности принять идеи возвращения в новгородско–европейский период своей истории. О самом Широпаеве и его “национал–демократии”, увы, это быдло даже не слышало, и голова его слишком прочно забита вековыми мифами – от необходимости “великой державы” на чужих землях до несомненности “великой победы” 1945 г. (Но как точно Широпаев формулирует, что эта “великая победа” есть последняя идеологическая подпорка Системы, и если ее вышибить – вся конструкция завалится! Это не только абсолютно верно – но и сам я, совершенно независимо от Широпаева, сформулировал здесь эту мысль в каком–то из текстов еще 2008 года, – в “Добровольном рабстве”, по–моему.) Пить и воровать, ползать на брюхе перед тем, кто сильнее, и оттягиваться на тех, кто слабее, – вот он, русский национальный характер, сформированный веками истории развития этой империи уже после каннибальского убийства ею Новгорода. Как, каким путем все это переломить, преодолеть эту вековую архиреакционную и супертоталитарную дремучесть русских – Широпаев не объясняет, приводя из всего практического инструментария лишь какие–то абсолютно легальные меры по развитию регионализма да мирные уличные акции типа “Маршей несогласных”.

Короче, есть сильный идеолог и определенная интеллектуальная среда вокруг него, “группа поддержки”. Вот и вся “национал–демократия”. Для меня лично – по основному вопросу о ликвидации империи – они союзники, несмотря на их местами весьма брутальный расизм и прочие прелести. Но если, например, якутский национализм о котором Широпаев писал после поездки в Якутию, – реально есть, достаточно силен и динамичен, как и татарский, скажем, не говоря уж о де–юре независимости Имарата Кавказ, – то вот ТАКОГО, антиимперского и проевропейского русского национализма, почитающего героем генерала Власова вместо маршала Жукова, – его нет в природе. Точнее, нет его в головах сколь–нибудь заметной части населения России, а только и исключительно в голове самого Широпаева и его друзей. Но, похоже, в отличие от меня свою идейную изолированность среди миллионов этого быдла “национал–демократы” признать не готовы. Как же, они ведь даже настоящее “Вече” в Новгороде уже провели в начале января 2007, оказывается!.. :)

В остальном же – все как всегда. Пришел в барак – вещи на месте, все нормально, шмона не было. Тумбочку, правда, накануне таки выдвигали и дверцу оторвали, хотя я специально привинтил ее шурупом. Резинку, которой туго, внатяг обвязал эти дверцы, чтобы не открывались, – оторвали, но украсть из тумбочки ничего не украли. М.б., кому–то понадобилась для штанов сама резинка? :) Сосед–“ночной”, регулярно просящий у меня теперь сигареты и настроенный (пока!) вполне дружески, быстро прибил мне оторванную дверцу к тумбочке и дал телефон. Я набрал матери: как всегда, с ней одни недоразумения и несчастья! Она, оказывается, умудрилась В Шахунье сперва сесть не на тот поезд – в другую сторону (к Кирову)! И даже потерять, видимо, там варежку. Но, к счастью, когда я позвонил, она, тяжело дыша и отдуваясь, ехала уже в правильном поезде – в Москву.