Только книги тут и спасают, отвлекают чуть–чуть, но читать не дают как раз ЭТИ, – и так свет слабый, темнеет рано, а они еще стоят – и заслоняют последнюю, еле–еле светящую лампочку...
15–36
Очередная попытка вымогательства. Как говорится, неприятности приходят оттуда, откуда их не ждешь. Именно сейчас, когда мать чуть не каждый разговор в истерике бьется, что нет ни учеников, ни – соответственно – денег, – сегодня перед обедом вдруг “зовут” в их так называемую “кухню”, и там всякая блатная нечисть начинает промывать мне мозги на предмет того, что вот, мол, им на окончание ремонта не хватает, не могу ли я дать денег. И – с неописуемой наглостью – мол, чтобы в кухне было хорошо, красиво, чтобы ты же сам мог зайти, посидеть там, если гости к тебе придут, и т. д. Хамьё! – как будто не знают, что гости ко мне не ходят и в их “кухне” я не бываю практически никогда (2–3 раза за год с лишним – и тоже когда вот так вот “звали” для разборки и вымогательства), и как будто я не знаю, что они там постоянно играют в карты и вообще это их главное блатное “гнездо” в бараке. Т.е. делают чисто для себя, но хватает наглости денег на это просить у меня... (Да, от “кухни” там – только проведена вода, а так – просто небольшая каморка.)
“Футболистам”, видимо, опять стали давать мяч, да плюс им самим весьма хитроумно удается доставать его из–за заборов, смежных с запреткой, – он часто улетает в огороженное со всех сторон и никак ниоткуда не доступное пространство между запреткой и нашим двором. Коллективными сверхусилиями, при помощи палок, досок и т.д. – достают его каждый раз, а одного совсем молодого парня недавно за излишнюю ретивость в этом деле (забор он, что ли, перелез, или еще что? Точно не знаю.) закрыли в ШИЗО. Так что сейчас они всем стадом носятся по двору, взрывая его своими копытами, гоняют мячик. Ни походить, ни посидеть на лавочке... Будьте вы прокляты! А организатору всех этих матчей, уже пожилому, но активному, интеллигентному (на фоне ЭТИХ...), бывшему хоккеисту и хоккейному тренеру в Москве, – никак не пойму, зачем ему это нужно, и играть в футбол, и вообще иметь дело с этой уголовной падалью...
8.10.08. 9–24
Мать что–то не звонит до сих пор. А скорее, конечно, – не может дозвониться, как обычно. Вчера, говорит, давление у нее было значительно выше нормы. Так что для тревоги есть все основания.
Последняя новость: вчера в больнице умер еще один зэк с этого барака. Неделю или две назад его забирали на носилках – идти сам он уже не мог, – после того, как проохал и простонал всю ночь. Чем он был болен, я не знаю, да и никто, похоже, не знает, – он ни с кем особо и не общался, не выходил никуда, ни на проверки, ни в столовую, – ему по болезни официально это разрешили, – и только в баню, помню, ковылял медленно–медленно, для него это было целое путешествие. Говорят, что не было ему и 60 лет, но выглядел он явно старше. А самое главное – оставалось ему всего месяца 2 или 3. Еще, по–моему, где–то в конце лета он сам сказал, что осталось всего 4 месяца... Вот так. Был человек – и нету. Место зато освободилось, шконка. И похоже, что самый омерзительный из моих соседей, специалист по браге, переехал на ПМЖ туда.
А бывшего моего соседа по проходняку Юру, еще весной загнанного в “обиженные”, бьют и бьют нещадно. Похоже, что из всех “обиженных” больше всего достается именно ему. Причем лупят в основном свои же – “обиженные”, и даже не только блатные из их числа, но и такие же по статусу, как он сам, только более энергичные и агрессивные. За украденные по пьянке с чьего–то двора мопед ценой в три тысячи – он попал на 4 года не только заключения, но и постоянных побоев и самой тяжелой, грязной работы (типа вывозит на тележке тяжеленную бочку с мусором на помойку). Пусть пьяница и быдло, но все же неплохой по характеру, добродушный, неагрессивный Юрик, – попал так, как не приведи господь никому и помочь ему теперь, не подставляя себя под удар (в одиночку об этом вообще нечего и думать) и не разрушая под корень всю эту кастовую систему и все блатные “понятия”, – увы, невозможно...
Мерзкая, отвратительная жизнь. Гнусный и убогий быт. Ежедневная борьба за выживание в среде отпетых подонков, – среде, абсолютно тебе чужой и при этом крепко спаянной против тебя, насмешливо–издевательской к тебе и при этом откровенно корыстной, только и смотрящей, что бы и как с тебя урвать, но при этом не испытывающей ни тени благодарности или – тем паче – уважения, когда ты на их просьбы соглашаешься и даешь сам. Подстроиться под них и стать для них “хорошим”, “своим”, – для приличного, интеллигентного человека невозможно по определению; просто когда (если) ты отдашь им все и останешься с пустым баулом – ты станешь им неинтересен...
12–50
Подняться бы над всей этой суетой, – только как?? Да, наказание нервотрепкой, вытрепывание и выжигание твоих нервов, – главное во всем этом “наказании”, не указанное ни в каком приговоре. Вот только сейчас, до проверки, – сперва приперся отрядник, видимо (я не слышал), предупредил, чтобы все убирали, – и это быдло тупое, конечно же, покорно и ретиво поскакало, понесло все свои “сидорА” в каптерку. Потом, чуть позже, – сразу вся свистопляска: “3 “мусора” на наш “продол”!” с ними, по слухам, прокурор (тот самый, что приехал еще в понедельник и о котором я успел уже забыть), они на 12–м, на 5–м, на 8–м... Короче, до нас они не дошли, – но перед самым их уходом (минут за 20 до 12–ти) какая–то полублатная мразь увидела и заквакала мне: мол, чьи это “сидорА” у меня под шконкой? Слава богу, там (и под соседней) стояли не только мои 2, но и пара–тройка соседских. Услышало еще одно чмо (как раз на днях переселившееся на место покойника, о котором я писал вчера) – и тоже заквакало, чтобы я, мол, выносил “сидорА”. И тут как раз крикнули: “Мусора уходят с продола!”. Уф–ф!!!... Как в дурном сне, в кошмаре, и хорошо еще, что на этот раз пробуждение наступило вовремя. Зная эту уголовную мразь, ее набрюхеползательное перед “мусорами” усердие, – вполне тут реально под предлогом “комиссии” или “прокурора” остаться и вообще без вещей, уж для меня эти твари, с их теплым, дружеским ко мне отношением, постараются особенно. А коммунистического презрения к собственности, в т.ч. к носильным вещам, еде, бритвенным и пр. принадлежностям я, надо сказать, совершенно не разделяю. Достаточно и воспоминаний о здешнем карантине, в июле 2007, когда не было ложки и приходилось ждать, пока кто–нибудь, поев, из милости даст свою.
Но это было еще не все. Считал отрядник. После проверки, зайдя в раздевалку, я не обнаружил своих тапочек, которые уже год и месяц на этом бараке ставлю на одно и то же место, на верхнюю полку обувного ящика. Нет тапочек – и как хочешь, ходи целые дни в ботинках, пока из дома другие не привезут, тут кого попросишь о помощи? Но, слава богу, нашел их довольно быстро, – их кто–то зачем–то засунул в одну из ячеек этой же “обувницы”...
Как же подняться над этой, в сущности, мелкой, поганенькой суетой? Каким аутотренингом заставить себя успокоиться, заставить расслабиться нервы, взвинченные до предела? Казалось бы, из–за чего тут нервничать–то? А вот поди ж ты... А это тоже, м.б., еще не все; сегодня после обеда еще идти в ларек (нужен хлеб), и в каком состоянии, придя, найдешь свои вещи и сумки, и найдешь ли вообще, – черт его знает... Физического и материального ущерба нет, но нервы взвинчены ожиданием неприятностей донельзя, – вот она, главная суть этой проклятой лагерной жизни. Расслабиться нельзя ни на минуту, и между блатными и “мусорами” ходишь постоянно как по лезвию бритвы. В таком режиме осталось мне прожить всего–то ничего, сущую безделицу – 893 дня.
9.10.08. 9–00
Но это было вчера еще не все. Потом, после обеда, был еще и ларек, в котором (и перед которым) они буквально одолели меня своим вымогательством и попрошайничеством, своим назойливым стремлением вытрясти ну хоть что–нибудь, хоть шоколадку, – откровенно для себя или же под всякими благовидными предлогами типа помощи сидящим в ШИЗО и т.д. Отбиваться приходилось как от стаи ос, причем там, в ларьке, разумеется, начали подъезжать с этой же темой и существа из других отрядов.
