2.6.10. 8–25
Проснулся в 4 утра – на улице ливень; и до сих пор хмуро, облачно, сыро, без света в секции темновато; мелкий дождь то начинается, то утихает. Душно, даже несмотря на отсутствие солнца, хоть я сижу в одной лишь футболке.
Мразь “телефонист” придумал новый повод вымогать с меня деньги. Еще позавчера, как я вышел со свиданки и он приперся (уже в 2 часа, сразу после обеда – и, по его словам, страшно голодный) за жратвой из моей передачи – уже говорил, что у него ко мне назавтра будет “серьезный разговор”. Я сразу сказал, что денег нет. Однако вчера он все же поведал мне очередную историю: оказывается, он играл недавно в карты, типа, отыгрывался за своего проигравшего дружка – того, что ходил ко мне, или что–то такое, – в общем, тоже проиграл и теперь должен к 15–му числу 3000 р. (или 3500?). Типа, полторы тысячи у него где–то есть, но еще полторы – он вытрясает с меня, умоляя найти для спасения его “чести”. И плевать бы мне, откровенно говоря, на “честь” этого гнусного насекомого – но оно, зная мою зависимость, подводит так: если ты не найдешь деньги, то я вынужден буду отдать за долг телефон. Т.е., опять, как и всегда: если я не дам ему деньги, то я не смогу от него звонить, и причем не по его нежеланию и алчности, отнюдь, а как бы по объективным обстоятельствам (то его “трубу” забирают на 10–й, то он отдает ее за долги, и т.п.).
Вся эта история в принципе может быть и правдой. Но мне от этого не легче. Я четко и ясно сказал ему сразу, что денег для него ни у меня, ни у матери больше нет. Тогда он стал агитировать меня позвонить Мане (!) и развести ее на эти деньги – соврать, что, мол, опять нужны на телефон. Я отказался тоже, и закончился разговор его настоятельной просьбой мне “подумать”, где взять ему денег, – хотя думать тут абсолютно не над чем. Мифическая “безлимитная симка”, на которую он вытряс из матери последний раз 1700 рублей, и это совпало по времени с ОМОНом месяц назад, – по его словам, все еще “в пути” сюда. :))
Зато неожиданно прояви ко мне сегодня рано утром (когда все спали и никто не слышал) интерес тот блатной с 11–го, которого Палыч натравливал на меня по поводу моей стоящей под шконкой сумки. Увидел – стал спрашивать сперва, как я сам, не душно ли в секции; потом – не слышал ли я, какие поправки вышли – к 73–й и 74–й ст. УК (условное осуждение и его отмена). Я честно ответил, что 1–й раз об этом слышу. Он стал спрашивать не могу ли я позвонить своим и узнать – и в какое время мне дать телефон для этого! Ничего себе!!... :))) Что–то сдвинулось, видимо, здесь в последнее время – в связи с приездом Глеба, видимо; и вот уже те, кто не давал матери осенью прозвониться ко мне из–за запрета с 10–го – теперь сами предлагают мне “трубу”, да еще спрашивают, во сколько мне удобно!..
Но, тем не менее, я совершенно не уверен, что после он вообще вспомнит об этом и “трубу” мне действительно принесет. А сам я напоминать и просить, разумеется, не пойду (хотя это как раз удачный шанс сообщить матери о новом вымогательстве “телефониста”, она еще не знает). Что ж, подождем, посмотрим...
3.6.10. 10–05
Длинные, тягучие, невыносимо мучительные дни... Вчера был настоящий кошмар, – среди этих тварей, среди их безумной суеты и беготни – как в сумасшедшем доме, ей–богу! Весь день лил дождь, то затихая, то начинаясь снова; сегодня с утра – тоже, но после завтрака выглянуло наконец солнце. Вчера, конечно же, как я и думал – это кривоногое блатное чмо не подошло ко мне с “трубой” ни после обеда, ни после ужина, ни после отбоя... :)) Зачем было трепаться, бросать слова на ветер, интересно? А к “телефонисту” я вчера не пошел сам, хотя и можно было – но из–за дождя, из–за Окуня, а пуще всего – из–за своего омерзения к этой твари и отвращения при одной мысли о том, чтобы увидеть ее снова и услышать эти наглые требования “подумать” и где–то найти ей очередные 1500 р. Если так нужно – пусть идет ко мне сам, я могу и 3 дня не приходить!.. Хотя знакомый с их барака сказал вчера мне – на мой осторожный вопрос – что да, в последнее время видел это чмо играющим в карты, чего раньше никогда не бывало.
Четверг. Позавтракал, как всегда, сходил к 8–30 в баню – там, к моему изумлению, не только не было толпы, но даже не все “лейки” были заняты, так что помылся очень быстро и удачно. Пришел – и вот пишу...
Так и живу пока что в этой блатной секции, пока в той ремонт, – больше недели уже. Обстановка здесь еще хуже, нервознее, злее, чем была в “красной” секции (если это вообще возможно) – командуют одновременно и блатные, и “козлы” (хотя меж собой они дружат). Последние заняли конец секции, у выхода – и здесь опять командует, покрикивает, раздухарившись, черножопая цыганская обезьяна, мразь, да жжет по ночам опять лампочку – вообще, ведет ночной образ жизни, а днем дрыхнет. Но орет она исключительно на своих, “красных”, в этом конце секции. Очень забавно было сегодня утром глядеть, как один из давних “козлов” 11–го, тоже мразь, будил утром спящих, – ходил, вглядываясь и сдергивая одеяла исключительно с “красных”; если же из них кто–то спал в том конце секции, над блатными, тоже дрыхнущими без задних ног, – грубо будил “красного”, но к блатным даже не прикасался (как не будят они никогда и самых блатных из самих “козлов” – тех, что сейчас живут в “приемке”).
Тесно, душно, тошно, омерзительно... Среди насекомых, бессмысленных, примитивных существ, абсолютно чуждых тебе, с их чужими и пустыми разговорами, драками и интригами, деланием документов для Палыча, карточными играми и вечным поиском/перевозкой денег на воле – разве это жизнь? Тоска... В самой секции тесно, проходики узкие, народу полно, не протолкнуться. Очень раздражает, что из 3–х соседей двое имеют стойкую привычку жрать и чаевничать тогда же, когда я вечером ужинаю, а один – и утром, после зарядки, когда я готовлю себе завтрак. Мешает он ужасно, занимая своими крУжками пол–доски, на которой я это делаю; сама доска, воткнутая тоже между 2–мя тумбочками, здесь шатается и качается, чего никогда не было в той секции, – приходится выдвигать под ней ящик тумбочки для ее поддержки. Да еще вся эта молодежь, 1990 г.р., не живущая в самом проходняке, но держащая (еще с той секции) вещи в верхней тумбочке – постоянно тут из–за этого торчит, лазит поминутно в тумбочку – брать–класть ложки, хлеб, свои папки с тетрадями (у одного, еще мало–мальски нормального), тряпье, мочалки и т.п. (на что ругался уже живущий здесь старик). Один из этих “пассажиров” видит здесь – пишет, второй подсаживается и начинает к нему лезть, “шутить” – в результате они сцепляются и начинают драться, точнее – тоже “в шутку” возиться (“угорать” или “сикелиться”, как здесь говорят). Т.е. – ни минуты покоя и минимум свободного пространства. Поневоле вспомнишь, как в той секции еще недавно, в мае, я сидел в своем широком проходняке один, с единственной своей тумбочкой, и в свое удовольствие пил вечером чай... При виде этих непрошеных и крайне беспокойных соседей, уже порядком мешающих мне жить, – вспоминается известная старая поговорка (из какого–то фильма или книги): “Меньше народу – больше кислороду!”.
Вчера “поднялись” 3 этапника – молодые парни, из которых один “красный”. Места в секции были, но – верхние. Обычно этапники, особенно молодые и здоровые, не как я, ложатся сперва на свободные места, и потом уж перемещаются, в процессе, когда освободится место получше. Но тут местная блатота (очередной самозванный “комендант” 1988 г.р. из их числа) волевым решением согнала с 3–х подряд нижних мест своих же шнырей–“заготовщиков”, “подкинула” их на 2–й ярус, дабы на нижних местах, да еще рядом друг с другом, разместить этих новичков...
4.6.10. 15–35
Длинные, безумно длинные, пустые, бесконечные дни... Лето... Дикая жара на улице и духота в секции – что днем, что ночью; эту ночь и даже утро – все равно весь мокрый, даже под утро не становится прохладнее. Заняться совершенно нечем, – а какие тут еще могут быть серьезные занятия, кроме чтения? – но читать нечего, даже Ницше я недочитанным отдал матери на последней свиданке – и вот лежу, обмахиваясь журналом, поминутно утирая пот и тихо сходя с ума...