Будем считать по неделям, очень удобно. 89–я – было безумное “усиление”, построения и проверки по карточкам. 88–я – двое суток без света. Что принесет начинающаяся завтра 87–я?..
22–15
Свет все–таки дали сегодня, после 9–ти вечера уже, практически перед самой проверкой – сперва вдруг в темном умывальнике таинственно потекла из кранов вода (народ кинулся, естественно!), а потом и свет дали. Я – тоже перед самой проверкой – успел–таки и на этот раз поужинать и попить чаю, заботами все того же старого алкаша–соседа, взявшегося вскипятить мне воду. Вчера я дал ему за труды пяток сигарет, сегодня же он выпросил кусочек шоколадки. Ну да ладно, черт с ним, пускай!.. Чувства радости и восторга от появления света почему–то нет совершенно. Нет прежней детской радости, – вытравили ее, осталась в далеком детстве... Унижение, беспредельное унижение, чувство, что тебя топчут ногами эти власти, это государство, они могут сделать с тобой все, что захотят, могут лишить воды, света, воздуха, ты от них полностью зависишь, твой ужин, чай, здоровье и жизнь – в полной, безраздельной их власти, а вокруг – лишь покорное тупое быдло, которое это положение вполне устраивает, которое трусит бунтовать, да и в мыслях даже такой крамолы не имеет, – и оно уж точно тебя не защитит, а в одиночку отстоять свои права против целой Системы ты не в силах...
21.7.09. 17–54
Наглый (бывший) стирмужик приходит со своей “работы” (мытья столовских банок) – и нагло клянчит у меня сигареты теперь уже “в долг” до завтра, – им не хватает того, что дают с 12–го за их “работу”. Завтра ему на суд по УДО, и скорее всего он уйдет домой. Я почти не сомневаюсь в этом. Такой же вот был Рыжий, что ушел в октябре 2008. Дуракам – счастье!
Наглый “телефонист” явился утром, перед завтраком, типа в поисках курева (говорит, что для понтов раздал недавно 2 блока, присланных ему, а теперь нет курить у самого). Пришел без “трубы”, хотя в это время (7–30 утра) она и не была еще мне нужна. Посидев, потрепавшись, стал клянчить у меня чай в пакетиках. Я дал один, сказал, что больше нету; он сперва настаивал, сказал, что подождет меня с завтрака (я уходил и сказал ему зайти попозже, причем с “трубой”. Он разобиделся так, вымогатель мелкий и дешевый, что и с завтрака меня не стал ждать, и до сих пор его нет. Таким образом, что решил облсуд в Нижнем сегодня утром, я не знаю до сих пор (хотя и так ясно, конечно), и была ли там, как собиралась, Е.С., – тоже.
Свет сегодня выключали опять, но совсем ненадолго, – на полчаса, м.б. “Водоем” у столовки полностью накрыли досками. На улице – прохладно.
23.7.09. 9–19
Слов нет, как безумно раздражает, как бесит этот тупорылый вшивый старикашка–сосед, этот бессмысленный кусок биомассы. Придет из столовки, усядется на шконку – и сидит, смотрит на тебя. Ничего не делает, просто сидит, смотрит; если ты начинаешь что–то делать, лезешь под подушку, в баул и т.д. – с любопытством начинает следить за тобой. Идиот... Или вот – только что лежал, спал вроде бы – вдруг вскочил, сел, как будто собрался идти куда–то. Но нет, никуда не идет, – опять–таки сидит и пялится на тебя, на расстоянии в полметра. Посидит–посидит, – довольно долго это может продолжаться, – глядишь, опять улегся и заснул. Чего вскакивал?.. Или вечером, после отбоя – разденется до трусов и чуть не целый час сидит на шконке, чешется. Причем не руками даже, а приспособил для этого расческу, этакий розовенький пластмассовый гребешок с ручкой, для девчонок. Сидит и сидит, чешется и чешется, сука старая, никак не уляжется, – ну да, весь вшивый, и я вынужден каждый день вещи проверять на вшей в основном из–за него, и самого его вши уже совсем загрызли, вот и чешется... Делать что–то под его этим пристальным наблюдением не то чтобы невозможно, но крайне неприятно, просто в самом деле бесит меня это его молчаливое любопытство. Дебил тупорылый, ничтожество, пьянь... Когда на улице была жара, солнце – порой подолгу торчал на улице, даже снимал там одежду и ловил своих вшей, а сейчас пасмурно, временами дожди, – целыми днями торчит в бараке, на шконке. Уходит он 13 декабря, уже скоро (если меня раньше не переведут на 1–й), но кого поселят на его место – боюсь даже думать. Писать что–либо, конечно, станет при любом новом соседе намного труднее...
“Телефонист”, подонок, таки пришел позавчера вечером, после ужина, принес “трубу”. Позвонил матери, узнал одну замечательную новость: Алеткин таки прислал матери куски дневника, вытрясенные из этого казанского подонка. Полностью с 4.6. по 19.7.08., обрывается в начале записи за 20.7., и кусок за август (неделя), переписывавшийся еще тогда же, летом 2008–го... Хоть что–то. И то хорошо... “Телефонист” же, подонок, уходя, повесил уже на меня “задание”: “Завтра пойдешь в заведение [в ларек], – купи мне соку”. 39 рублей стоит пакет этого соку. – я беру по 2 пакета себе, когда есть, а тут еще на эту наглую алчную мразь деньги тратить. Ну, что делать, это еще все же не так дорого, – купил вчера. Этот хмырь уже с 3–х часов ждал меня тут, в бараке (а в ларьке, как и тем летом, работает только 1 окно, 2–я продавщица в отпуске; народ набирает на тысячи, и собралась большая толпа), когда я пришел – не успел еще выложить покупки, он уже тут как тут. Так что пакет сока, который я прекрасно мог бы выпить и сам, пришлось отдать этой твари. Он за это дал мне позвонить матери. За 2 года здесь я еще не встречал даже среди этого блатного отребья столь наглой мрази, которая практически за каждый (!), за редкими исключениями, звонок взимала бы плату, постоянно что–то требовала бы – от пакетиков чая до 200 рублей в ларьке “в долг”.
Вообще, подумалось мне там вчера, в очереди, ларек тут, в зоне, – это такой своеобразный центр, узловой пункт их (уголовников) алчности, хитрости и корысти, место, где сбрасываются маски и вылезает наружу их настоящее мурло, – стремление любой ценой что–то у тебя выкружить, что–то получить с тебя, выцыганить, “развести” высокопафосными разговорами о “святых местах”, где “страдают” мразотные “страдальцы” – грабители и воры; но хоть как–то, хоть что–то, непременно, обязательно с тебя получить. Видимо, не зря я инстинктивно, все эти 2 года, стоя там в очереди к окошечку, держу рукой в кармане чек, – с них станется просто вытащить его из кармана, спереть; хотя на нем и написана фамилия, – все равно, тут все отдают друг другу долги именными чеками.
На улице мрачно, хмуро, дождливо. Лампочка надо мной в секции так и не работает с начала апреля. Чтобы писать или готовить еду – снимаю в торца шконки все вещи, но все равно света еле–еле хватает (часть его загораживают еще и штаны и пакет соседа сверху, заготовщика, висящие там же). Через 3 дня, 27–го, в понедельник, я иду на длительную свиданку с матерью. Прозвониться ей, когда они с Фрумкиным будут уже ехать в поезде вечером 26–го, будет, пожалуй, самой трудной задачей. Ублажать “телефониста” и пытаться не разругаться с ним насмерть приходится в основном из–за таких вот случаев.
16–01
Как только освобождаются от постоянной, непрерывной работы (в данном случае от переписывания 2008 г.) руки и мозги, как только даешь себе день–два отдыха, оглядываешься вокруг, смотришь на эти хари, слушаешь их разговоры, – опять охватывают знакомые уже, постоянные здесь, вечные тоска и отчаяние. Боже, какое быдло, какие тупые, бессмысленные, примитивные скоты, твари, жвачные животные, которых ни один язык – при здравом уме и внимательном взгляде – не повернется назвать людьми. Это – в основном по простых быдляках–“мужиках”, не о блатных. Те – поинтеллектуальнее, поразвитее, даже в интернет лазит кое–кто; но они обуяны одним всепоглощающим желанием, “одна, но пламенная страсть” владеет ими: поживиться за твой счет, урвать с тебя хоть что–нибудь материальное, хоть какую–нибудь выгоду.
Перед самым обедом, когда уже выходили со двора на “продол”, завхоз привел 3–х новых “этапников”. “Сейчас начнется, после обеда!” – подумал я. Странно, но до сих пор, вот уже 5–й час, процесс их размещения по бараку не привел к заселению кого–либо на верхнее пустое в наш проходняк, – на этом месте опять нет щита, положенного было одному этапнику в начале июня, но с тех пор уже опять выброшенного куда–то полублатными соседями из захваченного проходняка. Пока никого сюда не запихнули, и это очень странно. Но могут еще запихнуть в любой момент.
