А пожарный водоем около столовки так и стоит открытый. Берега его уже сильно обвалились, часть бревен из внутренней обшивки стен плавает внутри. В теплую погоду он заметно мелеет, и только благодаря все тем же дождям, как я заметил, идя сегодня на завтрак, наполнился водой.
Жизнь в ожидании переселения в другой барак. Тоскливая, тревожная, беспросветная жизнь... Безнадега. Загробное существование. Все безразлично. День прошел – и ладно, нечего там загадывать на будущее, – стал я повторять про себя теперь по вечерам, – в точности как советовала когда–то мать, но на воле я так жить не мог (и не смогу, очевидно, впредь, если все же выберусь отсюда)...
Тупая мразь стирмужик и не подумал снять мои стиранные вещи с веревки, когда вчера пошел дождь. Вместо того, чтобы сохнуть, они дополнительно мокли 2 дня. А вот сейчас, пока писал о них – в “фойе” уронили утюг и, видимо, разбили, – будет ли он теперь работать, черт его знает...
9–20
Вчера после обеда вдруг явились 2 “мусора”–“контролера”, мелкого росточка оба, и прямо полезли под шконки через проходняк от меня. Торжествующе вытащили оттуда клетчатый баул с брагой и пошли ее выливать (здоровенные пластиковые бутыли из–под нее потом долго валялись в мусорной бочке). После этого они полезли проверять все баулы в соседнем со мной проходняке, и туда же из–под моей шконки вытащили и мой один – спортивная сумка с тряпьем, уж точно в таких никто не будет хранить бутыли с брагой, слишком дорога она для этого. Расстегнули, порылись – и так, не положив все обратно, не застегнув, бросили в том проходняке. (Оставил брагу под шконками тот самый мерзкий шнырь, что позавчера отдавал мне долг.)
И – по–прежнему, как в первые дни ареста (и даже еще задолго до него), – когда я вижу эту мразь в форме рядом, тем более копошащуюся, шмонающую, роющуюся, да тем более если в моих вещах – одно желание, смертельное, непреодолимое, захватывает все сознание целиком, парализуя все прочие мысли и чувства: бить их, убивать, уничтожать; лично, своими руками, прострелить ему башку в упор, или хотя бы раскроить со всей силы топором, чтобы кровь брызнула мне в лицо и на руки, на одежду, залила весь пол вокруг, чтобы он вдруг обмяк и мягко завалился, как кукла... Раз уж все равно вся эта жизнь абсолютно бессмысленна, раз целью, и смыслом, и финалом ее является неизбежная смерть, то самое лучшее, самое ослепительно–героическое, что можно сделать этой долгой дорогой на кладбище – истребить, физически уничтожить ИХ как можно больше – чекистов, “сотрудников милиции”, прокуроров, судей, военных, “мусоров” из системы ФСИН и всех прочих, любых других “представителей силовых (или “правоохранительных”) структур”...
Манькины котята теперь упорно пищат и вылезают из своего домика–сумки, особенно в отсутствие пушистой зеленоглазой мамаши. Недавно одного утащила Фроська, он нашелся у нее в коробке, вместе с ее единственным оставшимся – Гошей. Сегодня с утра их опять оказалось трое, где 4–й – неизвестно. Фроська приходила еще к подъему (думала пожрать :), и с ней было все нормально; когда же я пришел с завтрака, и она явилась опять, я прямо умер со смеху: вся ее белая мордочка была густо вымазана какой–то черной грязью. Видимо, лазила по помойкам...
25.5.09. 8–58
Понедельник. Утро. Началась 95–я неделя до конца. На улице опять дождь, сырость и хмурые тучи, хотя вчера весь день было солнце. На вечерней проверке уже ощутимо доставали комары. Отрядник, вопреки обыкновению, вчера – уже 2–е воскресенье подряд – не появлялся весь день, но сегодня на зарядку приперся с самого утра, еще аж до ее начала, вместе с каким–то еще “мусором”. Он выбросил во двор и растоптал здоровенные жестяные банки из–под чего–то, служившие блатным в конце секции пепельницами. После этого со 2–м хмырем они стояли, как всегда, всю зарядку во дворе среди зэков и рассуждали о том, сколько должно быть в отрядах народу (от 70 до 100), какая должна быть зарплата у отрядника, если народу больше, и т.д. и т.п. Нет сомнения, что тема эта прямо связана с тусованием людей на 13–м – сюда и отсюда.
Пока я еще на 13–м. Но предчувствия самые мрачные, причем именно на сегодня. Дожить бы здесь только до свиданки, до 27–го, – а там, м.б., удастся все же через Большакова предотвратить этот перевод... А если нет – тащиться в другой барак со всей только что полученной передачей будет еще ужаснее, чем сейчас, когда ничего из жратвы уже не осталось.
Все время вспоминается последний Новый год, эта ночь, когда я безнадежно лежал одетый под одеялом не в силах заснуть, а потом выходил в самую полночь на улицу, смотрел “салют”, и т.д. О чем я думал тогда? Человеку свойственно стараться заглянуть в будущее, особенно на изломах своей судьбы, даже на таких малозначительных рубежах, как смена года. Я, конечно, подсознательно пытался представить, какую пакость мне готовит этот наступающий год, 2009–й. Стычки с блатными (они уже были), ШИЗО (пока не было, но еще не вечер...) – во, наверное, главное, что мне могло придти в голову. Ну, еще обнаружение дневника, но это тоже, по сути своей, одна большая стычка с блатными... Такого поворота, как раскидывание отряда и перевод на другой барак, я никак не предвидел. Предельно унизительно – сидеть и ждать, пока без тебя решат твою судьбу на ближайшие год и 10 месяцев. И ожиданию этому уже, наверное, месяц, – комиссия приезжала еще до пасхи, и как раз в эти же числа в апреле, и даже еще пораньше – пошли первые слухи о разгоне и переводе...
Омерзение. Тоска. Отчаяние. Ненависть. Я должен, просто обязан непременно отомстить ИМ всем! Но как?..
А пока единственное утешение – я считаю дни до конца и почти постоянно представляю, как я буду на воле, как буду вставать утром, ходить, встречаться и разговаривать со знакомыми... Даже во что буду одет, пытаюсь представить, – ЧТО надо купить, а ЧТО сохранится еще с прежних времен. Это отчасти помогает – постоянно повторять себе, что все это кончится, что уже не так и долго осталось, всего – сегодня – 664 дня, – но все же этого недостаточно.
Мать, Шамиль и Матвеев завтра в 6 утра выезжают ко мне на свиданку на матвеевской машине. Дай бог мне дожить без переездов до утра среды, 27 мая!..
12–35
Расходились совсем нервы...
Когда писал утром – вот уж чего не ждал, так это шмона. Вроде уж это, думал, кончилось, похоже, до осени, – давно нет, как и в том году... Но из всех возможных проблем пока случился именно шмон – правда, не у нас, а на 10–м. Но нас тоже слегка коснулось. “Обиженный” Юра, мой бывший сосед по проходняку, стоял на стреме, когда они приперлись на 10–й,а я ходил туда–сюда, на улицу и обратно в барак (нервы) и разговаривал с ним. “Мусора” лазили по раздевалке 10–го, откуда окно в наш двор, громили кабинет их завхоза (что тоже было видно через окно этого кабинета), сломали там штору на окне, разбили внутренний телефон (для связи с вахтой и штабом), и т.д. Юре кто–то из них (опер, по его словам)через окно раздевалки велел слезть со своего наблюдательного поста – пожарной бочки у нашего забора. Он слез и стал слушать так, но потом залез снова. И через какое–то время (уже около 11–ти, а на 10–м началось в 10) один из “мусоров”, молодой долговязый бандит по кличке Белоснежка, конченный подонок, судя по роже, уже давно мне печально знакомый по прежним шмонам, – спрыгнул с крыши нашей деревянной пристройки, куда выходят первые окна 10–го, и бросился за Юрой. А через калитку в это время вбежал (ему спешно кинулся отпирать СДиПовец) еще один. Они пробежали по большой секции и где–то в какой–то момент (я не видел этого) Белоснежка, мразь, ударил Юру (даже, кажись, 2 раза) по лицу, от чего остался явный след – покраснение, но еще не синяк. Да, на 10–й в начале шмона приперся Заводчиков. Вскоре после этих 2–х он, с большим фонарем в руках, явился и к нам – и прошел в кабинет завхоза. Потом явился Наумов, с ним еще какая–то мразь, они прошли всю нашу секцию и стали шарить где–то в конце ее, у блатных. Я уже думал, что шмона не избежать, – дай бог, если еще не с баулами, как 27.11.08. и 31.3.09. Белоснежка тем временем заявила, что во время погони за Юрой у нее выпала где–то в “фойе” заточка, и если ей сейчас ее не отдадут, то она заберет у нас все, что можно и нельзя. Но никто эту заточку не видел, да и я, когда эта мразь пробежала мимо меня, был как раз в “фойе” – и никакой выпавшей заточки не видел. Так что это была явная ложь с далеко идущими последствиями...
