Конечно, Сталин отдавал эти принадлежавшие Российской империи территории и снова отошедшие к СССР после победы над Японией, стиснув зубы. Но за окнами стоял не 1943 год, и даже Сталин начинал понимать, что с Китаем нельзя обходиться так, как он поступил с Югославией. Словно издеваясь над Сталиным, Мао попросил дать ему политического советника, которого он так никогда и не дождался.
Как это ни печально для «великого друга всех китайцев», но Сталин тогда не понял, что именно успехи Мао ослабили такие колониальные страны, как Англия, Франция и Голландия, и что благодаря именно ему они могут распространить свое влияние в Азии.
Во многом это происходило все из-за той же догматической приверженности Марксу и Ленину, и вместе со всем своим далеко не самым умным окружением Сталин весьма скептически относился к коммунистам страны, где не было рабочего класса. Возможно, именно поэтому Сталин до самого последнего момента рассматривал китайскую революцию только как национально-освободительное движение и движение за аграрную реформу и не верил ни в какую революцию. Хотя при желании мог вспомнить слова теперь уже не так им любимого Ленина о том, что «дело не в состоянии экономического и социального развития страны, а в революционном потенциале и революционной ситуации».
И по сей день неизвестно, обсуждал ли Сталин с Мао свои взгляды на коммунистическое будущее Азии. А вот думать об этом, конечно же, думал. Поскольку вряд ли можно поверить в такое совпадение, как признание Москвой 8 января правительства Хо Ши Мина, который тоже был в Москве по случаю великих празднеств.
Тем не менее признавать КНР официально Сталин не спешил. Хотел увидеть, чем закончится Гражданская война в Китае. Добавил ему забот и третий азиатский лидер, который оказался в Москве по случаю юбилея Сталина: глава Северной Кореи — Ким Ир Сен. После войны с Японией дислокация советских и американских войск в Корее предопределила создание в ней двух разных политических структур, и корейская нация была в угоду большим политикам разделена надвое.
Но как только советские и американские войск ушли, Ким Ир Сен принялся вынашивать планы установления своего господства над всей страной.
И корейский лидер воспользовался удобным случаем, чтобы заручиться согласием Сталина на организованное коммунистами восстание в Южной Корее и свержение проамериканского правительства Ли Сын Мана.
Сталин с обещаниями не спешил и попросил Ким Ир Сена еще раз обдумать все «за» и «против» американского вмешательства в корейские дела. Вряд ли горевшему желанием побыстрее начать войну Ким Ир Сену понравилось столь прохладное отношение Сталина к его затее, и он обратился за советом к Мао, заверив его, что вся операция пройдет очень быстро и американцы просто-напросто не успеют вмешаться. Тот обещал помочь. И отнюдь не потому, что горел желанием помочь своим азиатским братьям. В какой-то степени его успокоило сделанное 12 января 1950 года заявление государственного секретаря США Ачесона, исключившего район Тихого океана из сферы американских обязательств. И Мао полагал, что американцы расценят войну как внутренние дела самих корейцев.
В конце концов, Сталин тоже попадется на эту удочку, но пока он весьма сдержанно отнесся к идее Ким Ир Сена, поскольку очень опасался возможного конфликта с американцами. В отличие от того же Мао Цзэдуна, которого совершенно не смущало наличие у США ядерного оружия и для которого эта страна так и осталась «бумажным тигром».
А вообще же, откровенно говоря, создается впечатление, что никто из видных политиков того времени так толком и не понимал, что же происходит в мире и чем может закончиться даже самый небольшой конфликт. Общим же для всех было только одно: их полнейшее нежелание снова воевать... И тем не менее воевать пришлось. 25 июня 1950 года в 4 часа 40 минут утра вооруженные и обученные советскими инструкторами северокорейские войска начали свое победоносное наступление на Сеул. Началась корейская война.
Как поговаривали знающие люди, успокоенный заявлением Ачесона, Сталин все же дал Ким Ир Сену согласие на проведение военной операции с целью объединить полуостров. Правда, через Молотова и с условием прежде всего заручиться поддержкой Мао. «Если ты получишь по зубам, — якобы сказал ему в Москве Сталин, — то я и пальцем не пошевелю!»
Прибывший в конце апреля в Пекин Ким Ир Сен и не подумал ставить своего китайского «друга» в известность. Мао задумался. В случае чего, выручать корейского лидера из беды пришлось бы ему. Он попросил Сталина подтвердить его согласие на открытие военных действий. Москва так и сделала, но в своей ответной телеграмме Сталин подчеркнул: «Окончательное решение этого вопроса должно быть принято корейскими и китайскими товарищами совместно».
Мао попал в сложное положение. Он готовил вторжение на Тайвань и не имел никакого желания распылять свои силы. Но в то же время отказ поддержать Ким Ир Сена сорвал бы все его планы. Да и как он мог ответить отказом, если в Маньчжурии вместе с его бойцами сражалось 100 тысяч корейских солдат...
Тем временем северокорейские войска заняли Сеул. Несмотря на победу, сам Мао никакой эйфории не испытывал: северокорейская армия была очень растянута, а значит, уязвима. И Мао очень опасался, что этим воспользуются американцы, а их возможная победа разогреет их аппетит. Он предупредил о возможной катастрофе Ким Ир Сена. Однако тот, как и сам Сталин, не обратил на его опасения никакого внимания.
Тем не менее 4 августа 1950 года на заседании политбюро Мао впервые поставил вопрос о военной помощи Пхеньяну. Он понимал, что Ким Ир Сена не остановить уже ничем, и снова заговорил о том, что опомнившиеся американцы, в конце концов, возьмутся за дело со всеми нежелательными для Китая последствиями. И опасался он не зря. Утративший свои позиции в Китае Вашингтон не мог допустить поражения еще и на Корейском полуострове и пришел на помощь созданному им режиму. С благословения... Совета Безопасности ООН, данного без участия советских представителей, который они проспали.
15 сентября американские войска высадились в Инчоне и в результате мощного контрнаступления заняли Пхеньян. Перепуганный Ким Ир Сен буквально молил Мао и Сталина о помощи, и советский вождь снова обещал ему помочь, но... только после Мао. Сталину было над чем подумать. Берлинский кризис, победа Мао и, наконец, война в Корее взволновали Запад, который во весь голос заговорил о коммунистической агрессии. И, конечно, он не ожидал такой реакции Америки, которая кинулась защищать Южную Корею.
Верный своей подпольной тактике, он отозвал из Кореи всех советников из СССР, чтобы не дать повода говорить о советском вмешательстве. А когда Хрущев предложил послать на помощь Ким Ир Сену Малиновского, вождь отреагировал «исключительно враждебно».
После того как американцы взяли Пхеньян и в некоторых местах вышли на границу с Китаем, положение еще больше осложнилось. Тем не менее и на этот раз Сталин делал все возможное, чтобы не ввязаться в войну. И как знать, не он ли убедил Чжоу Эньлая, прилетевшего к нему в Сочи после того как американцы продолжили свое наступление к китайской границе вдоль реки Ялу, выступить на стороне окончательно павшего духом Ким Ир Сена. Сегодня уже никто не скажет, о чем они говорили, но Сталину удалось перевести стрелки на Пекин, и корейская война превратилась в жестокое столкновение между США и Китаем, а не Россией.
Таким образом, Сталин сумел исправить свою же ошибку и повернуть всю ярость Вашингтона против Китая, который потерял в боях почти миллион человек. И все же 30 китайских дивизий вместе с северокорейскими войсками не только изгнали захватчиков со своей земли, но и продвинулись на 100 километров южнее 38-й параллели, по которой проходила демаркационная линия.
Как того и следовало ожидать, моральный дух воюющих неизвестно за что американских солдат быстро падал, и летом 1951 года для Сталина наступил самый решительный и в то же время самый опасный момент. Поскольку он очень опасался, что начинавшие уставать от войны американцы пустят в ход ядерное оружие. О чем весьма прозрачно намекнул сам Трумэн. Что оставалось делать? Только одно: не дать американцам проиграть! Целых два года стороны вели упорные и тяжелые переговоры, и все это время на Корейском полуострове продолжала литься кровь.
