Берия предложил нанести решительный удар по центру троцкистского движения за рубежом и назначить меня ответственным за проведение этих операций. Моя задача состояла в том, чтобы, используя все возможности НКВД, ликвидировать Троцкого. Возникла пауза. Разговор продолжил Сталин.

— В троцкистском движении нет важных политических фигур, кроме самого Троцкого. — сказал он. — Если с Троцким будет покончено, угроза Коминтерну будет устранена.

Сталин начал неторопливо высказывать неудовлетворенность тем, как ведутся разведывательные операции. По его мнению, в них отсутствует должная активность. Он подчеркнул, что устранение Троцкого в 1937 году поручалось Шпигельгласу, однако тот провалил это важное правительственное задание. Затем Сталин посуровел и, чеканя слова, словно отдавая приказ, проговорил:

— Троцкий должен быть устранен в течение года, прежде чем разразится неминуемая война. Без устранения Троцкого, как показывает испанский опыт, мы не можем быть уверены, в случае нападения империалистов на Советский Союз, в поддержке наших союзников по международному коммунистическому движению. Им будет очень трудно выполнить свой интернациональный долг по дестабилизации тылов противника, развернуть партизанскую войну.

После оценки международной обстановки и предстоящей войны в Европе Сталин перешел к вопросу, непосредственно касавшемуся меня. Мне надлежало возглавить группу боевиков для проведения операции по ликвидации Троцкого, находившегося в это время в изгнании в Мексике».

Понимая, какую ответственность возложил на него Сталин, Судоплатов сразу же принялся за подготовку операции. Он создал две группы. Во главе первой стоял ветеран испанской войны, известный мексиканский художник Давид Альфаро Сикейрос, которого знал сам Сталин. В то время он жил в Мексике и был одним из организаторов Мексиканской компартии. Вторую группу возглавил Каридад Меркадер, который еще в 1938 году вместе со своей матерью стал работать на советскую разведку. С помощью братьев Руанов он познакомился в Париже с супругами Розмерами и Сильвией Агелоф, которые были близки с Троцким.

Вскоре Судоплатов основал в Бруклине импортно-экспортную фирму, которая служила не только центром связи, но и своеобразной «крышей» для прибывшего в Мексику с канадским паспортом на имя Фрэнка Джексона Рамона Меркадера. Рамон должен был использовать свою связь с Сильвией Агелоф и через нее войти в ближайшее окружение Троцкого.

Одновременно было создано прикрытие и для группы Сикейроса, которой предстояло взять штурмом виллу Троцкого и покончить с ним. Но... ничего из этого не вышло, и когда 24 мая группа Сикейроса ворвалась в резиденцию Троцкого, боевикам так и не удалось «достать» автоматными очередями Троцкого через закрытую дверь.

Можно себе представить, с какими чувствами ехал Судоплатов на дачу к Сталину. Однако все его опасения оказались напрасными. Сталин не выглядел разгневанным. Вряд ли был доволен провалом, но держал себя в руках. «Акция против Троцкого, — еще раз напомнил он, — будет означать крушение всего троцкистского движения. И нам не надо будет тратить деньги на то, чтобы бороться с ними и их попытками подорвать Коминтерн и наши связи с левыми кругами за рубежом. Приступите к выполнению альтернативного плана, несмотря на провал Сикейроса...»

Но как бы там ни было, Судоплатов не мог не понимать, что еще раз подставить вождя он не имел права. Теперь он поставил на Меркадера и не проиграл. Поначалу Рамону предложили ворваться с несколькими боевиками на виллу и во время перестрелки с охранниками покончить с Троцким. Однако тот заявил, что сумеет убрать Троцкого без лишнего шума и стрельбы. Так все и случилось. «Как свой человек, — рассказывал он позже, — я пришел на виллу. После обычных приветствий Троцкий сел за письменный стол и читал мою статью, которую я написал в его защиту. Когда я готовился нанести удар ледорубом, Троцкий слегка повернул голову, и это изменило направление удара ледорубом, ослабив его силу. Вот почему Троцкий не был убит сразу и закричал, призывая на помощь. Я растерялся и не мог заколоть Троцкого, хотя имел при себе нож. Крик Троцкого меня буквально парализовал».

Меркадера арестовали, и он поведал допрашивавшим его следователям трагическую историю своей любви к Сильвии, о разбазаривании средств, которые он якобы жертвовал на троцкистское движение, и о том, как его хотели привлечь к террористической деятельности. О высокой политике он не сказал ни слова и упорно стоял на убийстве по личным мотивам...

Сталин был доволен. Его злейший враг наконец-то мертв и никогда уже не бросит ему очередной вызов. Но дело заключалось не только в личных антипатиях, это было бы слишком просто как для Троцкого, так и для самого Сталина. Что прекрасно выразил сам Судоплатов. «Сталин и Троцкий, — сказал он, — противостояли друг другу, прибегая к крайним методам для достижения своих целей, но разница заключалась в том, что в изгнании Троцкий противостоял не только Сталину, а и Советскому Союзу как таковому. Эта конфронтация была войной на уничтожение...»

Так 20 августа 1940 года была поставлена последняя точка в великом противостоянии Сталина и Троцкого, которое, по сути, началось еще в далеком 1907 году, когда Троцкий удостоил Кобу только презрительным взглядом, посчитав для себя унизительным говорить с каким-то там провинциалом.

Что касается Меркадера, то его настоящее имя установили только через шесть лет, когда на Запад сбежал один из проживавших в Москве видных испанских коммунистов. Его судили, но и на суде он продолжал утверждать, что убил Троцкого из-за личных побуждений и что не имеет никакого отношения к советской разведке. Из тюрьмы он освободился только через 20 лет и сразу же отправился в Москву с той самой женщиной, которая ухаживала за ним в тюрьме. В 1970-х годах Меркадер уехал на Кубу, где работал советником у Фиделя Кастро, и можно только догадываться, что мог советовать убийца Троцкого кубинскому диктатору. Он умер в 1978 году, его тело было тайно доставлено в Москву, где его и похоронили на Кунцевском кладбище под именем Героя Советского Союза Рамона Ивановича Лопеса...

Сталин без особого восторга наблюдал за победным маршем гитлеровских армий по Европе. К этому времени «друг Адольф» уже не стеснялся и ввел войска в Румынию, так как опасался, что после Бессарабии Сталин возьмет и Румынию, лишив его столь необходимой для него нефти.

Тем не менее Молотов уже не раз указывал на нарушение статьи третьей пакта и напоминал, что стороны обязаны консультироваться по всем вопросам, которые представляли общий интерес. 27 сентября 1940 года был подписан трехсторонний пакт между Германией, Италией и Японией, который предусматривал создание «нового порядка». Сталину эта сделка не понравилась тем, что его самого на нее не пригласили. И уже очень скоро по дипломатической почте полетели запросы о том, что под этим «новым порядком» подразумевается и какова роль России в его установлении.

Из Берлина ответили: поводов для беспокойства нет, Россия может присоединиться к «тройственному пакту». Если, конечно, хочет. Россия хотела. Но только на равных условиях со всеми остальными странами.

И, конечно, у Сталина после всей этой истории остался неприятный осадок. Просить он не привык, а Гитлер, судя по всему, не очень-то стал с ним считаться. Так оно и было. И после того как в октябре Гитлер ввел свои войска в Финляндию, и Советский Союз потерял возможность лишить ее шведской железной руды, и Хельсинки с удовольствием подписали с Берлином соглашение, обезопасив себя таким образом от очередного советского вторжения, которое, конечно же, наверняка последовало бы, Сталин не забыл позора и был полон решимости отыграться.

На этот раз он обозлился уже по-настоящему и потребовал вывода немецких войск с финской территории, подкрепляя свое требование параграфом из прежних договоренностей о сферах влияния так, словно в Берлине об этом параграфе не знали. Думать же, по большому счету, надо было уже не о каких-то там параграфах, а о том, что делалось все не случайно. Вряд ли Гитлер повел бы себя столь вызывающе, если бы на самом деле хотел дальнейшего сближения с ним.