Виссарион Джугашвили был сыном зажиточного винодела Вано из села Диди-Лило. Его отец торговал вином, старший брат Георгий держал харчевню на дороге. Поначалу все шло прекрасно, но неожиданно умер отец, потом разбойники убили Георгия, а Виссарион отправился на поиски счастья в Тифлис. Он выучился сапожному мастерству и стал работать сапожником в Гори, где местный купец Барамов открыл мастерскую. Он вообще был интересной личностью, этот сапожник Бесо. Знал грузинскую грамоту, говорил на армянском, русском и одном из тюркских языков, помнил наизусть почти всего «Витязя в тигровой шкуре». Вероятно, это первая книга, которую увидел в своей жизни Сосо. В Грузии было принято дарить на свадьбу молодоженам именно ее, и до поры до времени она занимала в их доме почетное место под портретом великого поэта.
Под стать мужу была и мать. Она слыла не только прекрасной хозяйкой, но и умела читать, что в то время считалось большой редкостью. Она пользовалась в общине большим уважением и, по старинному обычаю, посвятила свою жизнь служению Богу, сыну и мужу. Многие, знавшие ее, вспоминали о ней как о весьма благочестивой и трудолюбивой женщине.
Да и внучка Светлана, по каким-то ведомым только ей критериям, считала бабушку женщиной с пуританской моралью, «строгой, решительной, твердой, упрямой и требовательной в первую очередь к самой себе». Ей вторил и близкий товарищ Сосо по уличным играм и учебе в горийском училище Иосиф Иремашвили, который вспоминал о матери своего товарища как о благочестивой и трудолюбивой женщине, сильно привязанной к сыну.
Необычайно набожная мать Сосо видела в нем особую милость Бога и поклялась сделать все возможное, а если потребуется, и невозможное, чтобы ее сын стал священником. А вот самому мальчику было пока не до Бога. Он находился в том счастливом возрасте, когда человек еще не сорвал с древа познания отравленное яблоко и воспринимал мир как единое целое. Он пользовался великими дарами детства. Окружавший его мир был для него миром добра, и он купался в нем, как купается распустившееся по весне дерево в ласковых лучах солнца.
Как ни печально, но полная тихих радостей сытая и спокойная жизнь длилась всего каких-то пять лет. Неожиданно для всех запил Бесо, скандалы и драки прочно вошли в жизнь его семьи, и Сосо увидел страшную изнанку жизни во всей ее неприглядности. Напившись, Бесо становился истинным зверем и в каком-то диком исступлении колотил мать. Изменилось его отношение и к сыну, и в один далеко не самый прекрасный для мальчика день потерявший человеческий облик отец избил ничего не понимавшего Сосо. Да и что он, только-только вступивший в жизнь, мог понимать в тех сложных и запутанных отношениях, какие порой существуют между мужчиной и женщиной.
И причины для этих сложных отношений, судя по всему, были. Как поговаривали злые языки, именно тогда до Бесо стали доходить слухи о неверности его супруги, и он принялся выражать свой протест через пьянство и скандалы. Со временем эти слухи послужили основой целого ряда легенд о происхождении Сталина. И чего тут только не было! И пребывание Александра II в доме наместника на Кавказе, после чего работавшая в нем молоденькая служанка была скоропостижно выдана за осетина-сапожника, и мифы о некоем влиятельном чиновнике из окружения наместника, и легенды о богатом князе, купце-еврее и... знаменитом исследователе Центральной Азии М.Н. Пржевальском. В 1878-1879 годах Пржевальский на самом деле жил в Гори, где, верный своей привычке, вел дневник. Сегодня уже никто не скажет, что же было на самом деле написано на его страницах, но достоверно известно, что в годы правления Сталина из архива знаменитого путешественника по какой-то странной случайности исчезли документы именно за этот период.
Понятно, что все эти небылицы появились уже после того, как никому неизвестный горийский мальчик превратился в великого Сталина и, как всякий известный человек, начал обрастать мифами и легендами. И ходили все эти легенды о чуть ли не царском происхождении Сталина при его жизни, когда за любое «не в той тональности» произнесенное о вожде слово человек мог исчезнуть навсегда.
Знал ли о них сам Сталин? Конечно, знал и, по всей видимости, только приветствовал. Вряд ли воспоминания об отравленном и загубленном детстве грели душу вождя, и он хотел хотя бы в легендах иметь в «отцах» куда более светлую личность. Ведь, согласно другой версии, его родитель изначально едва сводил концы с концами и стал пить отнюдь не из-за измен супруги, а из-за давившей на него страшной нищеты. Что же касается измен, то Кеке, согласно все той же версии, начала изменять Бесо уже после того, как была вынуждена наниматься работницей в богатые дома.
И то, что вождь виделся с матерью после своего возвышения всего несколько раз и не приехал на ее похороны, говорит о многом. Да и как иначе объяснить, что даже при посторонних людях он называл мать «старой проституткой», а если время от времени и посылал ей записки, то писал их по-русски, чтобы еще больше унизить ее, не знавшую ни одного русского слова.
Впрочем, и здесь все далеко не так однозначно, как хотелось бы видеть недоброжелателям Сталина. И причина здесь была совсем в другом. Приемный сын Сталина Артем Сергеев как-то рассказал весьма интересную историю. «Я помню, — говорил он, — как он (Сталин. — Прим. авт.) однажды сидел и синим карандашом писал ей (матери. — Прим. авт.) письмо. Одна из родственниц Надежды Сергеевны (Аллилуевой. — Прим. авт.) говорит: «Иосиф, вы грузин, вы пишете матери, конечно, по-грузински?» И он ответил: «Какой я теперь грузин, когда собственной матери два часа не могу написать письма. Каждое слово должен вспоминать, как пишется».
Да так оно, по всей видимости, и было на самом деле. Мать Сталина не умела ни говорить, ни читать по-русски, сам же Сталин разговорный язык помнил, а письмо начисто забыл.
С разладом в семье Сосо начал познавать и нужду, и уже очень скоро его семья переехала в куда более скромное жилище. Стол, четыре табуретки, кровать, небольшой буфет, настенное зеркало и сундук с вещами — вот и вся скромная обстановка в комнатенке, где теперь ютилась семья Сосо. Винтовая лестница вела в подвал, где Екатерина (Кеке) готовила пищу, а Бесо держал свои инструменты. С каждым днем его дела шли все хуже и хуже: никто не хотел иметь дела с вечно пьяным сапожником. Чтобы хоть как-то сводить концы с концами, матери пришлось подрабатывать в богатых домах стиркой белья.
И тем не менее Бесо продолжал разгульную и скандальную жизнь. Едва протрезвившись, он снова тянулся к бутылке и, как вспоминал все тот же Иремашвили, стоило только дяде Бесо появиться в доме, как Сосо убегал на улицу. Но тот находил его и обрушивал на мальчика град тяжелых ударов. Сосо закрывал лицо руками, но пощады никогда не просил. Да и зачем? Сильные не ведают жалости, и эту горькую истину он познал с младых ногтей.
Конечно, мать как могла защищала сына, но где ей было справиться со здоровым мужчиной, которому вино и злость придавали еще больше сил. Занятая с утра до вечера по хозяйству, она уже не могла уделять внимание Сосо, и он оказался предоставлен самому себе. А отец... продолжал лупить его по любому поводу, а чаще всего и без повода.
Впрочем, Сосо доставалось не только от отца. Зачастую давала волю рукам и сама мать, выведенная из себя его упрямством. Побои и страх перед родителями сыграли свою роль, и не случайно будущий вождь считал избиение одним из самых действенных способов воздействия на своих врагов. «Бить их некому, — писал он Ленину из сибирской ссылки о «ликвидаторах». — Неужели так и останутся они безнаказанными? Обрадуйте нас и сообщите, что в скором времени появится орган, где их будут хлестать по роже, да порядком, без устали!» А когда такой орган появился стараниями уже самого Сталина, он давал указания его работникам: «Бить, бить и бить!»
И все же к матери у Сосо отношение было иное. Восприимчивый, как и всякий ребенок, к любой несправедливости он прекрасно понимал, что отец избивал его из-за непонятной ему ненависти к нему, в то время как мать наказывала его чаще всего за дело. Вряд ли он воспринимал эти наказания как должное, но именно мать была для него в те трудные для них времена единственной опорой. От матери он черпал силы и уверенность. От нее он перенял решительность, твердость и требовательность, которая нередко граничила с жестокостью. Отразилась на его характере и ее непоколебимая уверенность в великом будущем своего сына.
