Коба быстро сориентировался и превратил свою квартиру в место встреч. Его часто посещали такие известные революционеры, как Камо, М. Цхакая, С. Шаумян и многие другие. Они целыми часами обсуждали сложившуюся ситуацию в партии и в стране.
Как это всегда бывает, спор непримиримых противников внутри партии не оказал никакого влияния на развитие событий в России, и революция, приведенная в действие событиями Кровавого воскресенья, набирала силу и достигла высшей точки в октябре, когда вся страна оказалась охвачена забастовками.
Во многих городах появились первые Советы рабочих депутатов, и самым большим из них стал Московский совет. Он просуществовал 50 дней, и именно тогда на всю страну прозвучало имя Льва Троцкого, который встал на место арестованного председателя Совета Хрусталева-Носаря. Ну а поскольку именно Троцкий на долгие годы станет злейшим врагом Сталина, то необходимо познакомиться с ним поближе.
Лейба Давидович Бронштейн родился 25 октября 1879 года в семье богатого еврейского помещика в Херсонской губернии. В отличие от Сталина детство у него было светлым: с нянями, музыкой и стихами. Но были и темные пятна. Мальчик оказался болен какой-то так точно и не установленной болезнью, напоминавшей эпилепсию. Этот тяжелый недуг будет преследовать его всю жизнь и провоцироваться любыми стрессами.
В основанном немцами Одесском реальном училище св. Павла Лейба приобщился к немецкой культуре, что не мешало ему изучать Тору и Талмуд и брать частные уроки по Библии. И уже тогда Лейба заговорил о непроходимой культурной пропасти между «отсталой Россией» и «передовым Западом», который он и в глаза не видел.
Да и какая могла быть культура в стране, которая дала миру лишь такие варварские понятия, как «царь», «погром», «кнут», при полном отсутствии политических взглядов. Может быть, именно поэтому молодой Бронштейн вставал в оппозицию к любым властям в «отсталой России» и в нем зрел тот самый революционный дух, который так ярко проявится во времена русских революций.
Впрочем, было и еще одно, что заставляло Лейбу ненавидеть все русское. Это прекрасно объяснил израильский биограф Троцкого Й. Недава. «Троцкий, — писал он, — сформировался под непосредственным влиянием черты оседлости. Возможно, поэтому его никогда не оставляла жгучая ненависть к царскому самодержавию, вообще ко всему, что исходило от русского имперского режима. Отношение к погромам было как бы частью существа Троцкого: он думал о них всегда, они раздражали его чувствительную нервную систему, постоянно подталкивали его к революционной деятельности... Даже и самое принятие Троцким принципов марксистской революции кажется порою в известной степени невольной маской (в этом он не сознавался, вероятно, даже самому себе), личиной подлинного его восстания против ужасающих нищеты и бесправия, царивших в тысячекилометровом гетто, в пресловутой черте, где жили российские евреи».
Переломным в его судьбе стал, по словам самого Троцкого, 1896 год. Именно тогда он начал посещать сад Франца Швиговского, где проходили бурные дискуссии между народниками и марксистами, среди которых выделялась Александра Соколовская.
Александра ему понравилась, а вот марксизм он невзлюбил. И, похоже, навсегда. «Марксизм, — любил повторять он, — узок и сух, как пыль, и оскорбляет человека, которого изображает пленником экономических и социальных обстоятельств».
Однако ради прекрасных глаз своей возлюбленной он на праздновании 1897 года объявил о своем переходе в марксизм. А затем, к изумлению всех присутствующих, проклял его и всех тех, кто хотел внести сухость и жесткость в житейские отношения. Оскорбленная в лучших чувствах, Соколовская покинула вечер и поклялась никогда больше не подавать руки своему «идейно не выдержанному возлюбленному. Руку она, конечно, подала, и уже очень скоро вместе с Лейбой они возглавили Южно-русский рабочий союз. И Троцкий сразу же показал кто есть кто. «Быть всюду и всегда первым, — писал о нем хорошо знавший его А. Зив, — это всегда составляло сущность личности Бронштейна; остальные стороны его психики были только служебными надстройками и пристройками».
Чуть ли не с первого дня своего существования Союз оказался под колпаком полиции, и зимой 1898 года Бронштейн очутился в одесской тюрьме. Неожиданно для всех он вдруг увлекся масонством.
Интерес к одному из самых таинственных явлений вряд ли можно назвать случайным. Бронштейн искал свой путь. Народничество потерпело поражение, а марксизм навсегда остался ему чуждым. Да и куда ему, так и не прочитавшему ни одной марксистской книги, было состязаться с такими корифеями, как Г.В. Плеханов, А.Н. Потресов, Ф.И. Дан и, конечно, В.И. Ленин, в то время как масонство с его тайной властью над миром могло помочь Троцкому в осуществлении его амбиций.
Начитавшись о масонских таинствах, он стал сторонником тщательно законспирированной революционной организации, какой стала со временем РСДРП. Есть сведения о том, что Троцкий стал членом масонской организации в 1916 году во время пребывания в США и постоянно поддерживал связи с масонским движением.
Под влиянием масонства, в основе которого лежало перевоспитание человека, Лейба изменился в лучшую сторону, и его товарищи поражались его добрым к ним отношением. Однако после выхода из тюрьмы он снова стал таким же надменным и язвительным. «В душе Троцкого, — вспоминал А. Зив, — просто нет ни жестокости, ни человечности, вместо них — пустота. Душевное тепло к людям, не связанное с удовлетворением личных нужд, отсутствует в нем. Люди для него — просто особи, сотни, тысячи, сотни тысяч особей, способных питать его властолюбие. Троцкий нравственно слеп. Это врожденный физиологический недостаток, который англичане называют моральным помешательством. Душевный орган симпатии атрофировался у Троцкого в материнском чреве».
Бронштейна приговорили к четырем годам ссылки. По дороге в Сибирь он вместе с Соколовской оказался в Бутырках, где их обручил раввин. Затем молодая семья отправилась в село Усть-Кут Иркутской губернии.
Жизнь в этом забытом богом и людьми уголке была тяжелой, однако Лейба не пал духом и даже не запил. Он много занимался самообразованием, писал в иркутской газете «Восточное обозрение» и кое-как осилил первый том «Капитала». Он установил связь с иркутской группой Сибирского союза, объявившей себя комитетом РСДРП, и написал реферат, в котором доказывал необходимость создания централизованной партии. При этом он почему-то считал, что первым внес эту идею в среду российских марксистов. И можно себе представить его жестокое разочарование, когда он прочитал работу Ленина «Что делать?» и узнал о том, что за границей стала выходить газета «Искра».
Теперь его занимала другая мысль: как выдвинуться в ряды революционных лидеров. В Сибири это сделать было невозможно, и ему оставалось только одно: бежать.
Соколовская все поняла как надо, и 21 августа 1902 года Лев оставил правоверную супругу с двумя дочерями на руках. На одной из сибирских станций он вписал в фальшивый паспорт фамилию Троцкого, что многим показалось странным. Ведь именно такую фамилию носил надзиратель одесской тюрьмы, которого побаивались не только заключенные, но даже само тюремное начальство. Таким образом Лев Бронштейн стал первым революционером в мире, который выбрал себе фамилию того, кто олицетворял суровый тюремный режим.
А вот дальше начинаются и по сей день необъяснимые загадки. И за какие такие заслуги руководивший в Самаре Бюро русской организации «Искры» Г.М. Кржижановский послал беспартийного Троцкого с инспекцией в партийные организации Харькова, Полтавы и Киева, теперь уже не скажет никто!
Да и как мог опытный Кржижановский доверить столь ответственное дело никому неизвестному человеку, да еще не состоявшему в партии? Как он вообще мог так легко пойти на контакт с ним? По тем временам из Сибири бежали сотни ссыльных, и не каждый так запросто мог явиться к одному из лидеров российской социал-демократии. И, как знать, не помогли ли ему те самые «вольные каменщики», которых было предостаточно среди деятелей РСДРП и с которыми ему каким-то таинственным образом удалось снестись?
