Невыполнение планов по хлебозаготовкам рассматривалось как политическое преступление. Государственные уполномоченные произносили перед крестьянами речи и то и дело пускали в ход кулаки. Как и в 1918 году, бедняки вознаграждались за донесения о зажиточных односельчанах, прячущих зерно. При этом доставалось не только кулакам. Обирали и арестовывали середняков и даже бедняков. Постепенно подобная практика распространилась по всей стране.

Своего Сталин добился: хлеб в закрома пошел, но... ненадолго, и уже в апреле 1928 года Сталин приказал еще больше усилить действие чрезвычайных мер, которые теперь били не только по кулаку и зажиточным крестьянам, но и по середняку. А в сделанном в мае 1928 года докладе «На хлебном фронте» он дал ясно понять, что коллективизация являет самую насущную задачу, от которой во многом зависело и существование самой страны.

По его словам, советская индустрия не могла зависеть от капризов кулака, и в течение трех-четырех лет надо было создать достаточное количество колхозов и совхозов для того, чтобы хотя бы на треть удовлетворить потребности страны в зерне. Мандатом на такие действия являлось положение о коллективизации, которое было включено в самый последний момент в резолюцию XV съезда о сельскохозяйственной политике. «Наша обязанность, — говорил Сталин, — выполнить все эти указания!»

Пока Сталин разъезжал по Сибири, в Москве разыгрывался очередной акт драмы под названием «Лев Троцкий и как с ним бороться». 17 января в квартиру в доме Белобородова, куда Троцкий переехал после выселения из Кремля, явилась группа сотрудников ОГПУ. Льву Давидовичу сообщили о его депортации в Казахстан. Троцкий отказался, его скрутили и до самого поезда на Казанском вокзале несли на руках, поскольку идти он не хотел.

— Смотрите, товарищи, — голосил его сын, — как уносят товарища Троцкого!

Товарищи смотрели, но скорее с любопытством, нежели с сочувствием. Никто и не подумал вступиться за «демона революции».

По прибытии на место привыкший к роскоши Лев Давидович вынужден был поселиться в какую-то заштатную гостиницу без элементарных удобств. Положение его осложнялось еще и тем, что после комфортной жизни в доме одного из авторов приказа о расстреле царской семьи он попал в руки другого палача Романовых, который ненавидел троцкистов лютой ненавистью. Этим человеком был Ф.И. Голощекин, возглавлявший краевую парторганизацию. В свое время он отличился тем, что в пылу дискуссии запустил в голову Троцкого увесистым справочником. Что дало повод Сталину иронично заметить: «Филипп, я понимаю твои чувства, но это — не аргумент».

Этот самый Филипп создал Троцкому такой уют, что тот уже очень скоро прислал в Москву телеграмму отчаянного содержания. «Условия тюремного заключения, — писал он Калинину и Орджоникидзе, — можно было создать в Москве. Незачем ссылать за 4 тысячи верст». Условия были изменены, и Троцкий несколько успокоился. Поначалу он предавался занятиям охотой и рыбалкой, но скоро ему эти занятия наскучили, и он принялся налаживать связи с Москвой, чтобы установить местонахождение лидеров оппозиции и знать обстановку в Кремле.

В Москве же происходило следующее. Поддержавшие решение Политбюро о введении временных чрезвычайных мер Бухарин, Рыков и Томский стали возмущаться характером их проведения и вовсю критиковали политику Сталина в отношении деревни.

Оно и понятно. Насильственное изъятие зерна вело к сокращению посевов и восстаниям. И уже к маю в стране было зарегистрировано около 200 крестьянских выступлений, которые подавлялись в истинно сталинском духе — беспощадно. Особенно критиковал нового вождя Н.И. Бухарин, второй (после Ленина) теоретик партии.

Николай Иванович Бухарин родился в 1988 году в Москве в семье учителей средней школы. Уже в детстве Коля проявил самые разносторонние способности и «решительно порвал с религией». В 14 лет он начал читать нелегальную литературу, в 17 лет участвовал в митингах и демонстрациях, а в 18 лет вступил в партию и перешел на нелегальное положение. После нескольких арестов был выслан в Онегу, откуда он бежал за границу. Он объездил почти все ведущие западные страны и приобрел весьма широкие познания в области экономики. В мае 1917 года вернулся в Россию и сыграл большую роль в организации вооруженного восстания в Москве.

После Октября Бухарин занимал весьма крайние позиции по многим вопросам и был, возможно, самой видной фигурой среди «левых» коммунистов.

Бухарин яростно боролся против заключения мира с Германией, но, в конце концов, признал свои ошибки и открыто заявил: «Мы... были не правы, прав был т. Ленин, ибо передышка дала нам возможность сконцентрировать силы, организовать сильную Красную Армию». Что, впрочем, не мешало ему постоянно дискутировать с Лениным, и не случайно С. Коэн писал: «Среди ведущих большевиков не было никого, кто оспаривал бы ленинские взгляды чаще, чем Бухарин; тем не менее он стал любимцем Ленина. Их связывали привязанность, даже любовь и взаимное уважение».

В годы войны Бухарин руководил партийной печатью и заведовал международными связями партии. Во время дискуссии о профсоюзах поддержал Троцкого, чем вызвал недовольство от Ленина. «До сих пор, — писал тот, — «главным» в борьбе был Троцкий. Теперь Бухарин далеко «обогнал» и совершенно «затмил» его, создал совершенно новое соотношение в борьбе, ибо договорился до ошибки, во сто крат более крупной, чем все ошибки Троцкого, взятые вместе. Мы знаем всю мягкость тов. Бухарина, одно из свойств, за которое его так любят и не могут не любить. Мы знаем, что его не раз звали в шутку «мягкий воск». Оказывается, на этом «мягком воске» может писать что угодно любой беспринципный человек, любой демагог».

Бухарин без оговорок принял новую экономическую политику и стал глашатаем. Более того, в своих воззрениях на нэп он явил себя еще большим эволюционистом, нежели сам вождь. «Мы будем, — писал он, — многие десятки лет медленно врастать в социализм: через рост нашей промышленности, через кооперацию, через возрастающее влияние нашей банковской системы, через тысячу и одну промежуточную форму».

После разгрома зиновьевской оппозиции Бухарин стал официальным теоретиком партии и руководителем Коминтерна, и теперь многие политические наблюдатели и аналитики заговорили о двуумвирате Сталина и Бухарина. И были правы. Именно Бухарин стал апологетом большевизма в середине двадцатых годов, и именно его теории лежали в основе внутренней и внешней политики СССР. И не случайно именно он был главным редактором «Правды» и журнала ЦК «Большевик».

Сталин до поры до времени весьма охотно пошел на такое разделение труда, и пока Николай Иванович шлифовал теорию, он занимался организационными вопросами. Но в то же время он весьма ревниво следил за тем, как с каждым днем повышался авторитет его партнера теперь уже по «двойке» по всей стране, и особенно среди молодежи. И, действительно, в Бухарине располагало все: и мягкая улыбка, и полное отсутствие свойственной для Троцкого позы и превосходства. Не было в нем и той подозрительности и склонности к интригам, которые отличали самого Сталина.

Ну а поскольку сам Бухарин был ответственным редактором «Правды», вокруг него сплотилась «школа молодых профессоров», которые проповедовали идеи своего кумира. Имелись у него сторонники и в партии, особенно много их у него было в Москве во главе с секретарем столичной парторганизации Н.А. Углановым, который очень быстро стал «правым».

И вот теперь этот самый Бухарин, без которого, как поговаривали, Сталин никогда не голосовал в последнее время, выступил против генсека. Сталин оправдывал жесткие методы изъятия хлеба сложившейся ситуаций. Бухарин не соглашался и доказывал, что нельзя до бесконечности давить на крестьян.

Справедливости ради надо заметить, что дело было уже не только в Сталине и его желании отнимать у крестьян хлеб. По деревням и весям разъезжали люди, хорошо набившие себе руки во времена «военного коммунизма», и удивляться жестокости вряд ли приходится. Особенно если учесть, что очень многие такие продотряды состояли из откровенных уголовников, для которых грабеж был обыкновенной работой. И если верить истории, то главаря одного их таких продотрядов-банд арестовал начальник районного ОГПУ. Только зря он старался. Зарвавшегося уголовника в Москве простили и направили в другой район.