Ну а если называть вещи своими именами, то ему предложили покончить с лидером выдвигавшего подобное требование уклона С. Медведевым. «Либо престиж свой и партии, либо Медведев», — развел руками Зиновьев и... выступил. Да так, что уже через несколько дней тот заявил о признании своих ошибок. Впрочем, в его раскаяние мало кто верил. Все знали, каким путем добивается Сталин смирения, и ни для кого не было секретом, что своим «покаянием» Медведев купил себе место в партии.

Впрочем, Сталина мало волновали чувства Медведева и других оппозиционеров. Главным для него было то, что он добился своего: заставив одну группировку покаяться, а другую отрезав от возможного союзника. Таким образом возможный широкий фронт потенциальной оппозиции был расколот. Отныне он станет постоянно применять эту тактику и использовать «троцкистов» против «зиновьевцев» и наоборот.

Вопреки всем ожиданиям, всего через десять дней после «покаяния» оппозиции Бухарин на XV партконференции снова обрушился на нее с сокрушительной критикой. Затем с докладом «О социал-демократическом уклоне в нашей партии» выступил сам Сталин, который доказал полнейшую беспринципность оппозиции и ее полнейший разрыв с ленинизмом.

Лидеры оппозиции попытались было оправдаться, и тогда Сталин выдвинул самый настоящий ультиматум из восьми пунктов, каждый из которых начинался со слов: «Партия не может и не будет больше терпеть...»

Понимая, что в покое их в любом случае не оставят, оппозиционеры не смирились с уготованной им участью и продолжили свою подрывную работу. Почти все они прошли школу революционного подполья и, тряхнув стариной, вспоминали пройденное. И как писал Дейчер, «они собирались небольшими группами на кладбищах, в лесах, на окраинах городов и т.д.; они выставляли охрану и патрули для защиты своих митингов».

Более того, в стране начала действовать подпольная партия «большевиков-ленинцев», со своими обкомами, райкомами и взносами. И в то время когда «официальные» партийцы заседали на XV партийной конференции, нелегалы устроили свое собственное сборище.

Знал ли об этом Сталин? Да, конечно, знал! «Я думаю, — говорил он, — что они рассчитывают на ухудшение положения в стране и партии... Но раз они готовятся к борьбе и ждут «лучших времен», чтобы возобновить открытую борьбу с партией, то и партии зевать не полагается».

Ну а после того как оппозиция выступила с заявлением от имени рабочих, Сталин заявил: «Значит, оппозиционеры хотят драться и впредь, значит, мало им наложили, значит, надо их бить и впредь!» И он бил. Нарушив достигнутый 16 октября компромисс, он проводил пока еще организационный террор, изгоняя из партии любого ее члена, посмевшего высказать собственное мнение.

Но самое интересное заключалось в том, что, осудив троцкистов, партконференция приняла их же программу по развитию индустриализации. «Необходимо стремиться к тому, — говорилось в ее резолюции, — чтобы в минимальный исторический срок нагнать, а затем и превзойти уровень индустриального развития передовых капиталистических стран». Что ж, надежды на это еще были, но уже следующий, 1927 год похоронит их раз и навсегда...

Ну а пока оппозиция повела наступление на Сталина, избрав на этот раз мишенью его внешнюю политику, результатом которой явилось поражение революции в Китае. Расчет был прост: человек, потерпевший сокрушительное поражение и не понимавший перспектив развития мировой революции, не может управлять страной. Но прежде чем говорить о Сталине и его политике в Китае, надо вспомнить, что представляла собою эта страна в середине 1920-х годов.

В 1911 году в результате антимонархической, или как ее еще называют, Синьхайской революции, в Китае была образована Китайская Республика. Ее временным президентом стал Сунь Ятсен, выступавший за единство нации. Однако уже очень скоро революция начала терпеть временные поражения и во главе республики оказался Юань Шикай, быстро взявший курс на восстановление монархии. Сунь Ятсен вынужден был бежать в Японию.

Конечно, Москва не могла оставить без внимания рволюционное движение в Китае, и уже в марте 1920 года Дальневосточное бюро РКП(б) с одобрения Коминтерна направило в Поднебесную Григория Войтинского. Войтинский принял самое активное участие в организации марксистских кружков, помог наладить издание журнала «Коммунист» и способствовал становлению Лиги социалистической молодежи.

Но большевикам этого было мало. Летом 1921 года при непосредственном участии эмиссара Ленина Хендрике Снеевлите, который прибыл в Китай в качестве первого представителя Коминтерна, в Китае была создана коммунистическая партия.

Тем не менее делегаты I съезда Коммунистической партии Китая (КПК) отказались признать главенствующую роль Москвы, а сам Коминтерн рассматривали в качестве равного партнера. Наметились расхождения и в отношениях Москвы и КПК и к Гоминьдану, который был создан Сунь Ятсеном в 1894 году. По сути, эта была самая настоящая националистическая партия, которая должна была стать руководящей партией Китая. Однако коммунисты думали иначе и были против какого-либо участия в организации, чья «политика... не имела ничего общего с коммунизмом».

И все же давление из Москвы продолжалось, причем на обе стороны, и уже II съезд КПК декларировал свою преданность делу Коминтерна и напоминал своим членам, что вступать в любые другие политические организации они могут только с разрешения ЦК. В августе Снеевлите привез из Москвы директиву Коминтерна, согласно которой Гоминьдан теперь считался революционной партией, а члены КПК должны были вступать в него как частные лица.

Стратегия «внутреннего блока» должна была позволить китайским коммунистам использовать этот мезальянс для дальнейшего продвижения к своим конечным целям. Под все усиливавшимся давлением Коминтерна коммунисты стали вступать в Гоминьдан, осыпая при этом и того и другого проклятиями. В 1924 году его членом стал сам Мао Цзэдун.

Конечно, коммунисты не смирились и вносили больше сумятицы в работу Гоминьдана, нежели порядка и организации. Сам Гоминьдан оказался расколот надвое, коммунисты вовсю сотрудничали с его левым крылом и в то же время боролись с правыми всеми доступными методами. Своей главной задачей КПК считала организацию рабочего класса. Что же касается крестьян, то они... должны были освобождать себя сами. Лидеры партии полностью игнорировали тезис Ленина о том, что без прочного союза с крестьянством партия не победит. Что, конечно же, не могло не беспокоить Коминтерн.

В 1923 году в Китае быстро нарастали революционные события, и в феврале Сунь Ятсен создал в Гуанчжоу правительство генералиссимуса, заняв пост генералиссимуса сухопутных и военно-морских сил. На должность начальника генерального штаба он назначает своего сторонника Чан Кайши, националиста и патриота. Понимая, что для победы необходима мощная армия, которую он может создать только с помощью Советского Союза, Сунь Ятсен послал Чан Кайши в СССР. В Москву тот отправился во главе «делегации доктора Сунь Ятсена», которая состояла из представителей Гоминьдана и коммунистов. Переговоры в Москве были сложными, и тем не менее советские правители согласились оказать помощь Сунь Ятсену в создании вооруженных сил.

Уже тогда Зиновьев и другие руководители Коминтерна попытались навязать Чан Кайши руководство коммунистов, однако тот очень четко дал понять, что «пропагандистскую работу над коммунистическими лозунгами» можно считать возможной только после завершения первого этапа китайской революции. Уже тогда Чан Кайши не строил никаких иллюзий в отношении своих «старших братьев». Потому и заявил при осмотре музея новой истории: «Тут на каждом шагу кровь и слезы. Разве посетитель почувствует вдохновение, захочет бороться?»

Что же касается политической системы Советов, то она показалась Чан Кайши организацией, для которой прежде всего характерны диктатура и террор. Но как бы там ни было, Москва через Чан Кайши заверила «доктора», что в борьбе за воссоединение страны и достижение полной независимости Китай «располагает самым горячим сочувствием русского народа и может рассчитывать на поддержку России».