— Как же быть-то теперь, княже?

   — Быть так, — заговорил Александр Ярославович, — денька через два, Бог даст, заберу часть своей дружины да ц двинусь с нею поскорее к Неве; всей рати не след брать: разгоню разбойников, нагоню на них страха — и делу конец. А уж тут вы без меня управляйтесь да за порядком глядите, на то у вас есть посадник, человек почтенный: не слушаться его да не повиноваться ему и перед Богом грешно, и перед людьми стыдно!

Посадник встал и отвесил князю низкий поясной поклон.

   — Спасибо тебе, княже, за твоё доброе, ласковое слово! А теперь, дорогие гости, — дело мы покончили, так пора и думы об этом бросить; милости прошу за трапезу; не обессудьте только, коли чем не угожу: вам ведомо, что я только приехал, а хозяйка моя не прибыла ещё, княгинюшка.

Князь пошёл к трапезной, за ним двинулись и остальные.

Долго, быть может, просидели бояре у приветливого и радушного князя, кабы не догадался подняться с места старик посадник.

   — Благодарствую тебе, княже, за ласку и угощение, а нам пора и по домам расходиться. Ты поход не малый сломал, устал небось, пора и отдохнуть тебе, а впереди ещё труды ратные! — говорил старик.

   — Да, маленько устал, да не беда, отдохнуть-то ещё успею, — добродушно говорил князь.

Но гости один за другим оставили княжеский дворец.

Симский вышел вместе с Солнцевым.

   — Ну, что ж, — заговорил он, — пойдём ко мне кончать пирушку, благо она хорошо началась!

   — Не можно мне, боярин, — отвечал Солнцев, — тут у меня одно дело есть.

   — Да какое у тебя дело может быть, кроме ратного?

   — А может быть, и ратное: почём знать, чего не знаешь.

   — Уж не с бабой ли какой ты войну затеял? — проговорил Симский, искоса взглядывая на Михаила. Тот вспыхнул.

   — Как так с бабой?

   — Как с бабами воюют, известно! Только напрасно всё это: без бабы куда лучше. Вон я, например, хоть и не долгий, а всё-таки без неё век прожил.

   — Нет, не зайду: говорю, дело есть!

   — Ну, ин быть по-твоему. Прощай, значит, а когда дела-то свои покончишь, тогда завёртывай: кто-нибудь ещё подойдёт.

   — Поздно будет, пожалуй!

   — Что за поздно! У меня, друже, всегда рано, когда запирую. А попировать мне зело хочется: так на душе весело да радостно!

   — Может, и зайду, а теперь прощай, — проговорил дружинник, поклонившись и пускаясь дальше.

   — Заходи, буду ждать! — крикнул ему вслед Симский.

Солнцев подошёл к углу улицы и невольно оглянулся. Боярин стоял у ворот и глядел ему вслед. Досада разобрала Солнцева. Ему нужно было свернуть в сторону, но он прошёл дальше, боясь, чтобы Симский не выследил бы его до Марфуши. Длинна были улица, давно уже скрылся дом Симского. Оглянувшись назад, оглядевшись по сторонам и убедившись, что за ним никто не следит, Солнцев быстро завернул за первый же угол и чуть не бегом направился к дому бывшего своего врага Всеволожского.

Задыхаясь, подошёл он к воротам и схватился за тяжёлый деревянный молоток. Чуть не громом прокатились по двору эти удары.

Перепуганный насмерть челядинец распахнул калитку, поглядел на Солнцева враждебно.

   — Чего стучишь? Кого тебе надыть? — грубо спросил он. Кровь бросилась в голову Солнцева от этой грубости.

   — Аль не узнал, хамово отродье?

   — Чего узнавать-то! Много вас нынче налезло к нам; всех не будешь знать, да и не зачем, на кой вы нам прах! — огрызнулся челядинец, притворяя калитку.

Не стерпел Солнцев, двинул его кулаком — и калитка распахнулась.

   — Ты чего же дерёшься-то, разбойник, душегуб! Сейчас кликну клич: по руками, по ногам свяжем да к тиуну и предоставим тебя! — шумел челядинец, поднимаясь с земли.

Но другой удар снова повалил его и заставил смириться.

   — Вишь, дьявол! — ворчал присмиревший прислужник. — Этак он и насмерть пришибёт: что с ним поделаешь!

Кричать он не решался, а, с трудом поднявшись, заперев наскоро калитку, охая, направился в свою избу поведать товарищам, что в их двор затесался черт в образе дружинника.

Солнцев, разделавшись с привратником, быстро направился к хоромам: ему было и досадно и смешно.

«И чего я это расходился, зачем поколотил его, — думалось ему, — дурак он, и бить его не следовало. Ну да ничего: напередки поумнее будет и перед носом калитки захлопывать не будет».

Быстро взбежал он на крыльцо боярских хором и распахнул дверь. На лавке сидела какая-то древняя старуха. При входе Солнцева она с испугом вскочила и злобою сверкнула глазами на дружинника.

   — Тебе чего надоть? — прошипела она.

   — Где боярыня?

   — На што тебе боярыня? Нешто тебе боярыню можно видеть, она теперь по мужу-покойничку убивается; да и виданное ли это дело, чтобы молодые парни ко вдовам ходили!

Терпение снова начало оставлять Солнцева.

«Что за денёк такой задался?» — невольно пронеслось у него в голове.

   — Боярыня где, я тебя спрашиваю, старая чертовка! — крикнул Солнцев.

   — Нетути её!

Солнцев не стал слушать её и направился к двери.

   — Ты куда, охальник, разбойник! — завопила старуха. — Не ходи дальше, не пущу я тебя, — продолжала она, ковыляя к дружиннику, но Солнцев вошёл уже в следующий покой, там никого не было; старуха остановилась, затем повернула назад; выбежав на крыльцо, она завопила не своим голосом, призывая на помощь.

Между тем Солнцев обежал все покои: боярыни нигде не было. Он вышел в сад. Под густо разросшейся яблоней, унизанной сочными, крупными плодами, на скамейке сидела Марфа Акинфиевна. Услышав шаги Солнцева, она подняла голову и, увидев его, вскочила и бросилась было к нему с протянутыми руками; но вдруг руки эти опустились.

   — Марфуша, радость моя, голубка, — шептал дружинник, обнимая её.

Но боярыня тихо отклонила его от себя.

   — Марфуша, да что же это? — бледнея, спрашивал Солнцев. — Ты отталкиваешь меня! Аль не люб я тебе стал, так говори, решай уж разом.

   — Зачем ты обманул меня? — тихо, сверкнув глазами, спросила боярыня.

   — Я тебя обманул? — удивился Михаил Осипович. — Да чем же? Когда?

   — Помнишь, — перебила его боярыня, — помнишь, тогда ты прибежал ко мне весёлый такой, радостный, говорил, что я вдовой стала; я, грешница окаянная, тогда обрадовалась ещё!

   — Ну что же, ведь ты того покойника-то не любила.

   — Ты сказал, — продолжала боярыня, — что боярина покойного убили...

   — Ведь не жив же он, — значит, я правду сказал.

   — Да как убили-то? — простонала Марфа Акинфиевна.

Солнцев начинал догадываться.

   — В бою, с моста в Волхов столкнули...

   — О Господи, кто же столкнул-то его, кто его грешную-то душу погубил! — чуть не плача говорила боярыня. — Ведь ты же, ты утопил его. Помню, как ты тогда прибежал ко мне с боя, на тебе была кровь, может, и мужнина кровь, а я тебя ласкала, миловала. Ах, Михайло, Михайло, грех-то ты какой сделал, грех, да и меня ввёл в него.

Встал во весь рост Солнцев, глаза его горели огнём, губы дрожали.

   — Кто же это тебе сказал? — отчётливо, резко проговорил он.

   — Старуха от челядинца слышала, она мне всё рассказала, как ты покойника-то и за ноги с моста в Волхов стащил! — проговорила чуть слышно, глядя не без страха на разгневанного Солнцева.

   — Да кто сказал тебе, что я обманул тебя? — продолжал Солнцев.

   — Ведь ты же мне не так рассказывал, — робко проговорила Марфуша.

   — Я тебе сказал, что мужа у тебя больше нет, что сгиб он в бою, а рассказывать о том, как он сгиб, мне не до того было; пойдём-ка лучше присядем да и потолкуем, — продолжал он, беря Марфушу за руку и подводя её к скамейке.

Та послушно шла за ним. Они сели рядом.

   — Скажи ты мне, — начал Солнцев, — скажи, за что винишь? Мужа ты не любила, чего же жалеешь его?

   — Не любила я его, правда, но зла никогда я не желала ему; зачем же убивать его? Ему и так недолго оставалось жить, пусть бы умирал своею смертию, и как бы мы с тобой счастливы были тогда.