Как новгородский князь Св. Александр Невский преемственно воспринял историческую миссию защиты Православия и Руси от Запада. Выступить на эту защиту ему пришлось в годы самого высшего напряжения борьбы и одновременно наибольшего ослабления Руси. Весь первый период его жизни прошёл в борьбе с Западом. Татары остались за суздальскими лесами. Перед ним непосредственно стоял лишь западный враг. Борьбой с этим врагом было поглощено всё его внимание. И в этой борьбе прежде всего выступают две четы: трагическое одиночество и беспощадность.

Несмотря на все ужасы татарских нашествий, западная война была более ожесточённой. Здесь шла борьба на смерть или на жизнь. И это отличие враждебных волн_у шедших с Запада и с Востока, объясняет два совершенно различных периода жизни Св. Александра: различие его западной и восточной политики.

Татары лавинами находили на Русь. Тяжко давили её поборами и произволом ханских чиновников. Ио татарское владычество не проникало в быт покорённой страны. Само татарское царство, как и все азиатские кочевые царства, было мозаичным. Оно втягивало в себя многие народы, подчиняло единой власти, окладывало данью, карало неповиновение. Но оно в конечном итоге не утверждало насильственно своего быта. Несмотря на грандиозный размах завоеваний, на сосредоточенность воли, направленной на внешние деяния, в татарском царстве отсутствовала внутренняя сила. И поэтому, быстро возникшее, оно сравнительно быстро и распалось. Татарские завоевания были лишены религиозных побуждений. Отсюда их широкая веротерпимость. Татарское иго можно было переждать и пережить. Татары не покушались на внутреннюю силу покорённого народа. И временным повиновением можно было воспользоваться для укрепления этой силы при всё растущем ослаблении татар.

Совсем иным был наступавший с запада мир средневековья. Внешний размах его завоеваний был бесконечно меньше, чем татарские нашествия. Но за ними стояла единая целостная сила. И главным побуждением борьбы было религиозное завоевание, утверждение своего религиозного миросозерцания, из которого вырастал весь быт и уклад жизни. С Запада на Новгород шли монахи-рыцари. Их эмблемой был крест и меч. Здесь нападение направлялось не на землю или имущество, но на самую душу народа — на православную Церковь. И завоевания Запада были подлинными завоеваниями. Они не проходили огромных пространств, но захватывали землю пядь за пядью, твёрдо, навсегда укреплялись в ней, воздвигая замки. Восток бурным наводнением заливал землю. Но когда его волны отливали, прежняя почва снова выступала наружу, почти не тронутая разливом. Воды Запада медленно просачивались в самую глубь почвы, которую они заливали, напитывали её собой, меняя её сущность. Завоёванные Западом области теряли свой облик и становились западными.

Поэтому в наступлении шведов и ливонских меченосцев на лишённый поддержки Новгород было трагическое отсутствие иного исхода, кроме неравной борьбы без пощады. Это сознание жило в Новгороде. Весь первый период жизни Св. Александра именно и заключается в этой отчаянной борьбе. Годы, непосредственно следовавшие за нашествием Батыя, были годами ожидания готовящегося нападения.

В 1240 году, в глухое летнее время — в самую страду полевых работ, — в Новгород пришла весть о нападении с севера. Зять шведского короля Фолькунг Биргер[20] вошёл на ладьях в Неву и высадился с большой ратью в устье Ижоры, угрожая Ладоге.

Неравная борьба началась. Враг был уже в новгородских пределах. Св. Александр Невский не имел ни времени послать к отцу за подкреплением, ни собрать людей из далеко разбросанных новгородских земель. По словам летописи, он «разогрелся сердцем» и выступил против шведского войска только со своей дружиной, владычным полком и небольшим новгородским ополчением.

Перед выступлением он пришёл в Софийский храм, пал на колени перед алтарём и со слезами начал молиться Св. Софии, говоря: «Боже хвальный, Боже праведный, Боже великый и крепкый, Боже превечный, сътворивый небо и землю, и постави пределы языком и жити повелевый не приступав в чюжаа части», и услышав воспеваемый в это время псалом, сказал: «Суди, Господи, обидящим мя и возбрани борющимся со мною, приими оружие и щит, возстани в помощь мне».

Окончив молитву, он встал и поклонился архиепископу. Архиепископ благословил его и отпустил с миром.

Св. Александр, выйдя из храма, обратился к своему ополчению, укрепляя его и говоря: «Не в силах Бог, но в правде; помянем песнопевца Давида, глаголюща: сии во воружии, а сии на конех, мы же во имя Господа Бога призовём, ти спяти быша и падоша».

Потом он сел на коня и повёл свою рать из Новгорода на север: «И поиди на них во ярости мужества своего, в мале вой своих, не дожда многа вой своих, с великою силою, но упова на святую Троицу».

Идя вверх по течению Волхова, Св. Александр привёл свою рать под стены Ладоги, лежавшей на порогах Волхова, среди сосновых лесов у берегов сумрачного Ладожского озера. Это был посад Новгорода, его оплот на севере — памятник сурового и простого новгородского зодчества в северных областях, с церковью Св. Климента и гостинными рядами, защищённый низкими стенами из круглого булыжника и плитняка, с круглыми угловыми башнями и продолговатыми щелями в стенах для метания стрел.

Дойдя до Ладоги, Св. Александр присоединил ладожское ополчение к своей рати и через леса пошёл к Неве на шведов, стоявших станом у своих ладей при устье Ижоры.

Сеча произошла 15 июля, в день памяти Св. Равноапостольного великого князя Владимира.

Этой сече, в ночь перед ней, предшествовало чудо. Среди ижорских старейшин был некто Пелгусий — христианин, в крещении нареченный Филиппом. Среди своего языческого племени он вёл благочестивую жизнь, строго соблюдая посты. Выследив шведские станы, он пошёл со своим полком навстречу Св. Александру, чтобы поведать ему о силе и расположении врага. В ночь перед сечей он остановился у самого берега и провёл её в бдении, наблюдая за морем.

На восходе солнца он услышал шум и увидел шедший по морю насад[21]. В нём стояли в червлёных одеждах, положив друг другу руки на плечи, Свв. страстотерпцы Борис и Глеб; гребцы же в насаде сидели словно одетые мглою. Св. Борис сказал: «Брате Глебе! вели грести, да поможем сроднику своему великому князю Александру Ярославличю».

Пелгусий, увидев видение и слыша голос святых, стоял объятый страхом, пока насад не скрылся. Тогда он поскакал навстречу Св. Александру и, увидев его, рассказал ему с «радостными очима» о видении, Св. Александр ответил ему: «Сего не рци никому, о, друже!»

К 11-ти часам дня солнце рассеяло лежавший на лесах туман. В это время Св. Александр ударил на шведов.

Нападение было неожиданным. Оно застало шведов в их стане. Все же шведы упорно оборонялись: «Бысть бой силён зело, ужасен и стрешен». Бились в одиночку, среди стана и ладей. Сам Св. Александр, пробившись к Биргеру, ранил его копьём в лицо.

Летопись упоминает имена шести новгородцев, отличившихся в сече, и описывает их подвиги.

Гавриил Олексич, увидев шведского королевича, которого приближённые влекли из битвы к ладьям, погнался за ним и вскочил на доски сходни. Подбежавшие шведские ратники столкнули его с конём в воду. Выбравшись невредимым на берег, Олексич схватился опять со шведами и посреди их полка убил шведского воеводу и епископа.

Другой новгородец Сбыслов Якунович рубился одним тяжёлым топором и многих удивил своей храбростью.

Яков Половчанин, ловчий князя, рубился мечом и «мужествовах крепко, и похвали его князь».

Новгородский воевода Миша напал на шведов с пешей дружиной и изрубил три ладьи.

Княжий отрок Савва прорубился на коне через шведов к златоверхому шатру Биргера, стоявшему посреди стана, и подрубил столб. Шатёр рухнул к великому смятению шведов.