Покончив с печенегами, русская рать выступила в половине мая под предводительством Скалы к Берестью. Но полученные в Киеве сведения о числе поляков в Берестье оказались неверными. По приходе русской рати выяснилось, что её гораздо меньше, чем поляков. Скала писал Ярославу, чтобы он прислал помощь, но Ярослав не успел сделать этого. Болеслав быстро и с большим войском стал приближаться к Берестью, в котором, кроме поляков, были немцы, венгерцы и печенеги.

Скала, узнав об этом, послал гонцов в Киев к Ярославу, и тот поспешил со всей своей ратью к Берестью, вместе с тем послав гонцов в Новгород к посаднику Константину, чтобы тот прислал и новгородскую рать. Болеслав подошёл к Западному Бугу по левому берегу его и тотчас же хотел переправиться на правый, на котором расположено Берестье, но Скале, осаждавшему город, удалось задержать переправу до прихода Ярослава, пришедшего двумя днями позже.

Русские стали на правом берегу, окружив Берестье, в котором находилась польская рать и которое хорошо было укреплено земляными валами и частоколами. Болеслав расположился на левом берегу. Ярослав решил сделать нападение на Берестье. Он знал, что в таком случае находящаяся в Берестье польская рать бросится через Буг к Болеславу, и вот Ярослав обдумывал меры, которые ему следовало предпринять на этот случай В обдумывании и обсуждении плана прошло несколько дней, а между тем, по тогдашнему обычаю, русские и поляки, разъезжая по противоположным берегам реки, поддразнивали друг друга.

На пятый день по приходе Ярослава один из его воевод, Будый, стал насмехаться над Болеславом, который отличался тучностью. Будый кричал: «Вот мы проткнём тебе палкою брюхо твоё толстое!» Случилось, что сам Болеслав услышал эти насмешки. Он не вытерпел и крикнул своим: «Если вам это нипочём, так я один погибну». Сев на коня, он стремительно бросился вплавь через Буг, за ним поспешила его дружина и вой. В стане Ярослава не ожидали такого стремительного нападения, а сидевшая в Берестье польская рать, увидев, в чём дело, вышла из крепости и присоединилась к воинам Болеслава. Среди русских произошло смятение, многие ударились в бегство, поражённые неожиданностью происшедшего.

Ярослав, видя, что дружина и воины его рассеиваются и гибнут, вынужден был бежать с немногими из своих ближайших. Когда Ярослав был уже на коне и собирался в дорогу, к нему подскакал на коне старец-гуселыцик Григорий.

   — Скала убит, — проговорил он.

Ярослав поник головою.

   — Видно, согрешил я, — сказал он, — по гордыне своей. Согрешил я, огорчая отца своего. Господь Бог теперь наказует меня. Григорий, сослужи мне ещё одну службу. Мой путь теперь в Новгород, но ты поезжай скорей к Киеву и скажи сестре моей и всем верным мне, чтобы они торопились в Новгород.

   — Ты говоришь, что Бог карает тебя за грехи. Господь праведный карает всю Русь. Г осподь послал нам испытание, чтобы мы выказали преданность церкви греческой, вере праведной, преданность своей земле. А службу я сослужу тебе верно, и, хотя стар я, сил всё же, даст Бог, хватит доехать до Киева. Будь здоров, не падай духом.

И с этими словами старик гусельщик помчался к Киеву.

А поляки между тем на берегах Буга праздновали победу. Болеслав не жалел вина и мёда. Он выставил обильное угощение и сам ел и пил вволю.

   — Помни, Святополк, — говорил расчувствовавшийся Болеслав, — я тебе всё прощаю. Отныне будем друзьями, как подобает тестю и зятю.

   — На чьей стороне римский папа, — поспешил вставить патер Фридрих, — тот всегда победит...

   — Так, так, — утвердительно кивая головами, сказали сидевшие вокруг Болеслава, Святополка и Фридриха польские бояре с Калиной во главе, и между ними Якша, и Петух, боярин киевский, бывший воеводой у Ярослава и предавшийся Болеславу.

   — А почему же, — спросил Святополк, — Ярослав победил меня под Любечем, хотя ты тоже тогда говорил: «На чьей стороне папа, тот и победит». Неужели же папа римский был на стороне Ярослава?

   — Не на его стороне, но ты не победил потому, что не слушался наших советов.

   — Вот именно, вот именно, — заговорил Болеслав. — Патер прав; слушайся его, и всё будет хорошо. Ты видел победу мою, скоро мы будем в Киеве, и тогда папа провозгласит меня королём... Думал ли ты, женясь на дочери моей, что будешь зятем короля? — хвастливо добавил Болеслав.

Святополк, выпивший уже немало, был задет за живое этими словами и запальчиво сказал:

   — А ты думаешь, что великий князь киевский ниже короля? Не киевский ли князь Олег прибил свой щит к вратам Царьграда и не у него ли просил византийский император пощады? Не побеждал ли дед мой Святослав византийского императора, не побеждал ли византийских императоров отец мой? Киевские князья побеждали императоров... Владения наши обширны, и, видно, папа римский очень дорожит нами, если так усиленно хлопочет, чтобы мы признали его...

   — Папа римский, — перебил хитрый Фридрих, — прослышав о твоём добром сердце, желает тебе добра, хочет помочь тебе против козней братьев твоих. Помни, что, кроме Ярослава, есть и Мстислав. Благодари тестя за помощь, а попусту не обижайся. Выпьем за то, чтобы между тобой и тестем твоим всегда была дружба, и если вы будете в дружбе и союзе, никто не одолеет и не победит вас!

Болеслав, упрекавший уже себя, что выдал сокровенную надежду, поспешил чокнуться со Святополком и обнять его, а затем поспешно заговорил:

   — Медлить нечего. Надо лишь узнать, не оставил ли Ярослав в соседних лесах в засаде своих воев. Ты говоришь, Петух, что нет? Всё-таки надо подвергнуть пыткам пленных: не знают ли они чего-нибудь? А послана ли погоня за Ярославом? Калина, ты послал?

   — Нет, ты не приказывал.

   — Не приказывал?! А ты не мог сам догадаться? Калина, твой это промах, помни, — зловеще проговорил Болеслав.

   — Виноват, княже!

   — Виноват... Ну, потом поговорим...

   — Немедленно послать вслед князю, да выбрать лучших лошадей. Я иду к себе отдыхать и вам всем советую. Отдохнём, а завтра в Киев. Медлить нечего! А ты, Калина, зайди ко мне...

Старец Григорий, несмотря на свои годы, — а их много было за плечами, — лихо скакал на добром коне, пока тот совсем не выбился из сил.

Григорий сошёл с лошади, расседлал её и пустил на траву, а сам пошёл к дереву, стоявшему посреди небольшой лужайки, на которой он остановился. Солнце уже садилось.

Григорий перекрестился и хотел отрезать себе ломоть хлеба, как вдруг услышал топот конских копыт.

«Погоня, — подумал он. — Скрыться времени нет, но, даст Бог... Да, точно, топот не со стороны Берестья».

Григорий вышел на дорогу и увидел трёх богатырей, в кольчугах и шлемах, ехавших со стороны Киева. В одном из них он узнал Усмошвеца, в другом — Семёна, а третий был молодой, неизвестный ему человек.

   — Бог в помощь! — крикнул Усмошвец.

   — Здравствуй, Григорий, — громко сказал второй.

   — Бог в помощь! — ответил Григорий. — Но опоздали вы, люди ратные. Стряслась беда великая... Ярослав разбит, и вся дружина его, и вой его, а Скала убит!

   — Да в уме ли ты, старче? — крикнул Семён.

   — Уж если Григорий говорит, — перебил Усмошвец, — значит, верно.

   — Но как же это сталось?

Григорий всё рассказал, как было, заключив рассказ словами:

   — И повелел мне великий князь ехать в Киев и Берестово предупредить князей и Предславу.

Смен и Николай (так звали молодого) несколько раз перебивали рассказ Григория, а когда он кончил, Семён крикнул:

   — А и волчья же сыть, травяной мешок — Болеслав! Да мечом я его...

   — А я палицей, — добавил Николай.

   — Ни мечом, ни палицей вы, хоть и богатыри, ничего с ним не сделаете. А в единоборство с вами не пойдёт он... Надо ехать в Киев, сказать народу, что и как.

   — Да там, поди, одни старики да бабы остались, — вставил Николай.

   — На то, чтоб отстоять Киев, — продолжал старик, — разумеется, надежды мало. Если б была надежда, Ярослав поехал бы к Киеву, а не в Новгород. Но всё же надо спешить к Киеву, надо предупредить Предславу, Илариона и Горисвета.