Довольно, сердце! Разомкни свой круг:
Я стражду в нем, как жалкий пленник в яме.
Жестокое, избавь меня от мук,
Не дай мне, сердце, изойти слезами.
Мой век промчался, как единый миг.
Я видел цель, но цели не достиг;
Был одинок – смутился и поник,
Обманутый тобою и мечтами.
И как слепой, склонив главу свою,
Поддерживал я ближнего, пою,
И стоны шлю в зенит, и слезы лью,
Чуть белый свет забрезжит над степями.
Ты на дороге ждешь меня. Потом
С тобою мы извечный спор ведем,
И тяжко мне: я пьян твоим вином,
Я одинок, ты – что ни день - упрямей.
Но, может быть, иной понять готов
Беду мою и силу этих слов;
Мой голос прогремит среди холмов.
Суров господь, и меч его – над нами.
Ни разума, ни глаз я не берег,
Желаниям препятствовать не мог,
И плачу я в сетях земных дорог,
А жизнь летит, как птица бьет крылами.
Бегу от гнета и горю в огне,
Я ликовал, служа твоей весне;
Был этот мир плохой опорой мне,
Остался я в пустыне с мертвецами.
Закрыв глаза, держал я путь в Иран;
Судьбой влекомый, я попал в Туран.
Трубит над миром вечный ураган,
Владеющий безумными сердцами.
Меня кружил и гнал великий страх,
Я золотом считал ничтожный прах,
Я видел гнет, я видел скорбь е домах,
Дела пустые были мне друзьями.
И жажду я, и тщетно жду дождя,
И пламенеет месяц, восходя:
Года летят, за днями дни ведя,
И я блуждаю, одержимый снами.
Мне кровь и желчь дают взамен питья.
И тяжело мне бремя бытия.
Я полюбил – и стал Меджнуном я,
Красой Лейли опутан, как цепями.
Зовешь ты сердце в Чин-Мачин, в Герат,
В подземный ад, где высится Сират…
А родинка чернеет, и горят,
Горят глаза под круглыми бровями.
Напрасно я чистосердечен был;
Погашен роком юношеский пыл.
А все-таки я зла не полюбил -
День истины мне светит и ночами.
Но в море справедливости мой плот
Не движется. Летит за годом год;
Как дервиш, раб Махтумкули бредет
К далекой тайне узкими путями.
