— Ничего, ничего, я сказать еще успею! — примирительно заявил Альяшев проповедник, глядя поверх очков в зал. — Мне нужно, братья и сестры, чтобы вы все хорошо поняли, не поддавались разным суевериям!
Бывалый человек, исколесивший полмира и только закостеневший в догмах религии, давал все больше простора своей фантазии:
— Представьте себе, братья и сестры, что было бы, не окажись морей и океанов! Откуда мы взяли бы такое безмерное количество воды?.. Благодаря этим водохранилищам земля наша со всей растительностью не знает в воде недостатка. С океанов, морей, рек, озер каждый божий день поднимаются испарения, которые плывут облаками над землей, проливаются дождями, выпадают росами, приносят влагу каждому дереву и каждой травинке, которые не могут сами ходить к колодцу…
— А коровам, а коням, а свиньям разве мало ее нужно? — заметил Майсак.
— Я уже не говорю о том, сколько воды требуют разные одушевленные и неодушевленные создания — от человека до маленькой козявки. Все живое хочет пить и есть, а каждая пища растворена в воде и на ней готовится. После этого, братья и сестры, никто не имеет права сказать, что воды много. Ее на земле столько, сколько нужно для жизни каждому существу: творец предусмотрительно создал все мерой, цифрой и весом, истинно вам говорю!
Давидюк знал, что умеет говорить с мужиками, но как угодить старику? Отирая покатый, вспотевший от напряжения и жары лоб, он боковым зрением следил за реакцией Альяша. Забыв о свечах, Химка жадно ловила каждое слово оратора и подсказчиков, чтобы пересказать их потом страшевским бабам и неотразимыми аргументами посрамить брата. Взглянув на нее, Давидюк с удовлетворением отметил, что овладел вниманием слушателей.
Едва Давидюк умолк, как Христина потребовала:
— Ляксандр, ты еще про солнце расскажи! Говорят, оно больше земли! Разве может такое быть? Как же оно на небе удержалось бы?
Давидюк с ответом не спешил: пусть другие выскажутся.
— Большое. А как ты думала? — вдруг отозвался сам пророк. — Вон свечи горят. Отнеси их в конец села, и свет в темноте рассеется!
— Верно, Илья Лаврентьевич! — живо подхватил Давидюк.
— Пророк Илья! — поправили апостола возмущенные до глубины души его фамильярностью волыняне, и глаза их вновь засверкали.
Все с удивлением обернулись.
— Ладно вам! Сказал — помолчите! — недобро покосился на них Альяш. — Отнеси, говорю, свечку на другой конец села, и огонь будет с зернышко! А если к Плянтам, и вовсе не увидишь отсюда! А солнце — ого! Поезжай хоть в Кринки, хоть в Городок, хоть в самый Кронштадт — всюду оно светит одинаково и всюду кажется таким же маленьким. Недаром люди называют его божьим оком.
— Правильно говорит отец Илья! — обрадовался Давидюк. — Поезжай даже в Америку — оно и там греет, а поднимешь голову — такой же маленький кружок и слепит глаза!..
Зал оживился, люди начали дополнять проповедника, все дальше отходя от основной темы.
— А погляди, как летом припекает!
— Только усни на солнце после троицы — сразу сгоришь!
— Даже конь, на что уж выносливый, и то в кусты норовит забраться!..
Скованность исчезла, хотя здесь было и много пришлых, — все разговорились, как у соседа на завалинке.
— Богом продумано! — уверял Ломник.
Заговорили о конях. Почему у кобыл негустое молоко? Потому что жеребята появляются на свет сильными и крепкими, выживают и так! А возьми свинью! Поросята родятся у нее хилые и слабые, голые, как мышата, а молоко у матки густое и жирное, — и глядишь, те же поросята за несколько дней становятся на ноги!
— Оно, конечно, все продумано файно, ничего не скажешь. Вода, соль, растения, солнце, звезды с месяцем, чтобы ночью светло было, — все полезно, — размышлял Майсак, разглаживая бороду. — Но скажи ты мне, Ляксандр, зачем эта зараза молния? Как ты думаешь?.. Летом, чуть только загремит, так и смотри, не дымит ли хлев или скирда… Вот если бы еще этой холеры не было…
— В прошлом году в Плянтах, — подхватили в толпе, — кажется, и туч не было, стрельнуло Косте Лавицкому в гумно! Десять возов сена сгорело, весь хлеб необмолоченный и бричка, такая шикарная, что все село на свадьбы одалживало. Лавицкий взял повозку и тестя, обжег оглобли и ездил целую зиму по деревням, собирал по снопочку.
— И поедешь, куда же деваться?!
— Вот и я говорю! Почему его пожгло, кто знает? — допытывался Майсак. — Костя в церковь легулярно ходил и смирный такой — ребенка не обидит!..
Давидюк обвел глазами присутствующих: есть, мол желающие высказаться? Нет, ждали, что скажет он.
— За хутором Лавицких болото, а в болотной воде много железа — когда-то из него руду добывали. В железе магнит, он притягивает молнию.
Мужики недоверчиво молчали. Объяснение явно их не удовлетворило.
— Ляксандр, пусть бы молния и била в вербы над рекой, а то ведь стрельнуло в строение на суше! — возразил пожилой плянтовец.
— Верно! — подтвердили хором богомольцы.
— Дело говорит Ляксандр, — вмешался снова пророк. — Молнии — тот же самый магнит. Плянты стоят на север от болота, и стрелка магнитная туда же тянется. Поэтому и ударило туда, а как же!
В церкви установилась полная уважения к мудрости пророка тишина. Было отчетливо слышно, как в темной глубине зала, где царил густой сонный мрак, кто-то всхрапнул, но тут же проснулся и испуганно забормотал:
— Кто?.. А?.. Где?..
Никто на это не обратил внимания. Украинцы все так же зачарованно смотрели на своего бога. Остальные качали головами, будто говорили друг другу: «Вот холера! Недаром Альяш был в денщиках четыре года! Держал в руках разные компасы, стрелки магнитные! Все знает, старый черт!..»
— Это верно, братья и сестры! — скромно подытожил Давидюк выступление своего шефа.
Но Альяш почувствовал, что чего-то в его толковании недостаточно, что беседа заканчивается чересчур вяло, обыденно.
И Альяш закричал:
— Гроза — знак гнева божьего! В Грибовщине каждую субботу повадились танцульки устраивать — соберутся девки да трясут задами! Парни шляются по улицам с папиросами в зубах, бимбики бьют! Моду завели — не святые книги читать, а все про любовь и распутство! Разве это к добру приведет? Кого обмануть хочешь, бога?! Не родился еще такой, кто его обманет! Вон как перед бурей зубы болят или голова, как в боку колет! А перед дождем как кости ломит!
Волна гнева понесла старика и прибила к собственным бедам и болям, оборвав нить рассуждений.
— Зимой всем телом чувствуешь, мороз будет или оттепель. Ночью знаешь, ясный будет день или пасмурный. А если мокрый снег начнет лепить, места себе не найдешь!..
— Святые слова говорит отец Илья! — поспешил ему на выручку Давидюк. — Природа едина, в ней все связано, братья и сестры, поблагодарим господа за мудрость его безграничную!
Проповедник перекрестился, глядя на икону.
— Отец Илья хотел сказать, что через природу мы тесно соединены с всевышним, через нее господь карает нас и милует! Ну и что же, если твой хлев сгорел, хоть и грешил не ты, а твой сосед? Богу некогда разбираться в земной суете, ибо он не комендант кринковской полиции Клеманский, чтобы все время ходить с резиной, нас караулить и чуть что — сразу лупить по головам! Мы, люди, зернышки одной маковки, песчинки, ничтожные частички одного тела человеческого, аминь!
— Аминь! — прочувствованно прогудел хор мужиков.
— А теперь, братья и сестры, давайте, пропоем господу богу осанну, прочитаем трижды перед сном «Отче наш» и «Верую». Для чего это нам нужно? Чтобы долгой и искренней молитвой, этим полетом души от юдоли земной к недоступному престолу господню, разогреть наши холодные, зачерствевшие в ежедневной суете сердца. Иначе остывшие в будничных заботах наши души не смогут проникнуться любовью и горячей верой в господа бога, не найдут его во сне!
Проповедник упал на колени и зашептал молитву. Все последовали его примеру.
— Аминь! — первым, как всегда, поднялся Альяш. — Идите домой, буду закрывать церковь!