— Товарищ командир, потерь нет, раненых тоже, — доложила санитарный инструктор отряда Александра Кузнецова.

— Вот и хорошо, а сейчас за мной, пока противник не очухался, — приказал командир и первый встал на лыжи.

Через несколько минут отряд был положен на снег шквальным огнем крупнокалиберных пулеметов. Путь отхода оказался отрезанным.

Завязался жестокий бой. Против небольшого отряда лыжников фашисты бросили только что прибывший из Восточной Пруссии батальон эсэсовцев. Заняв круговую оборону, используя для огневых позиций кирпичную ограду и каменные здания завода, наши бойцы стойко отбивали атаки.

К льнозаводу подошла специальная машина с большим рупором, и на ломаном русском языке кто-то из гитлеровцев прокричал:

— Вы окружены! Сопротивление бесполезно! Сдавайтесь! Через тридцать минут уничтожим всех бомбовым ударом с самолета!

В ответ раздалась пулеметная очередь, а над башней нефтехранилища взвился красный флаг. Затем бойцы попытались прорвать кольцо окружения. Большей части лыжников это удалось, но группа прикрытия не сумела отойти… Замолк один, потом и второй пулемет. Все реже и реже раздавались автоматные очереди. Когда не стало патронов и были израсходованы все гранаты, в ход пошли кирпичи, приклады автоматов, ножи. Короткой, но кровавой была рукопашная. Сгрудившись, бойцы заслоняли своими телами единственную женщину, которая была среди них. Но вот иссякли последние силы…

Фашисты согнали на территорию завода жителей и на их глазах стали избивать раненых красноармейцев. Издеваясь, строчили поверх голов пулеметными очередями. Один из бойцов, высокий, с русыми волосами, громко крикнул:

— Передайте нашим, мы выполнили задание: склады уничтожили!

К бойцу подскочил фельдфебель и ударил его по голове прикладом…

— До сих пор при одном воспоминании о виденном у меня шевелятся волосы на голове, — рассказывает Полина Егоровна Никифорова, свидетельница этой трагической картины. — Фашисты прикладами затолкали истерзанных бойцов в узкую щель бензохранилища и тут же принялись спешно закладывать отверстие кирпичом. Часа через полтора привезли раствор цемента и залили щель, лишив бойцов воздуха. Вначале никто из нас не понял злого замысла гитлеровцев. Но кто-то вдруг надрывно крикнул: «Да их же заживо замуровали в могилу!»

И в эту минуту мы вдруг услышали приглушенный напев, знакомый всем советским людям с самого детства. Сквозь толщу кирпичной башни, где находились наши бойцы, до нас донеслись слова «Интернационала». Пели наши товарищи. Мы вздрогнули, прижались плотнее друг к другу, замерли от захвативших нас чувств. А пение становилось глуше и слабее…

Это был последний привет мужественных и бесстрашных героев.

В феврале 1944 года войска 1-й ударной армии 2-го Прибалтийского фронта освободили город Старую Руссу от немецких захватчиков. И хотя по ночам еще были слышны орудийные залпы удалившегося на многие километры фронта, а через город шли и шли на фронт войска, жители уже восстанавливали свои жилища, фабрики, предприятия.

В один из дней во двор льнозавода пришли женщины, старики, подростки. Глядя на башню, люди примолкли. Она стояла в сторонке от заводских зданий заросшая бурьяном. Кто-то принес лом, и все сгрудились у замурованного отверстия.

После долгих усилий отверстие в башне было пробито, из бензохранилища пахнуло сыростью, холодом. И башня открыла людям хранимую за толстыми стенами страшную тайну…

— В черные дни фашистской оккупации из уст в уста передавалась по городу легенда о красноармейцах, которые проникли в Старую Руссу и героически сражались с фашистами, — рассказывает работница льнозавода Екатерина Ефимовна Леонтьева. — И вот 16 августа 1944 года я встретилась с этими героями… В тот день я была на заводе и вместе с другими переносила трупы воинов из бензохранилища в братскую могилу. Одеты казненные варварской смертью бойцы были в пробитые осколками шинели и белые маскировочные халаты, шапки-ушанки, на некоторых были валенки, остальные — разуты. У женщины были длинные темно-русые косы, на ногах только чулки, вокруг шеи косынка. Трупы находились в различных положениях. У кого закушены руки, у кого рукой захвачены волосы или сжаты кулаки. Многие были крепко сцеплены руками друг с другом. Умирая, люди прощались в последнюю трагическую минуту. Видно, что умирали они тяжело, долго мучились, задыхаясь без воздуха…

…Под тенью тополей и берез, неподалеку от места казни, выросла братская могила тридцати неизвестных солдат. Двадцать два года за могилой бережно ухаживали люди. Украшали цветами, вырастили сирень.

В 1966 году горсовет по просьбе комсомольцев ремонтно-строительного управления города, начавших во главе со своим вожаком Валей Кузьминой поиск бойцов, сражавшихся за родную Старую Руссу, решил перезахоронить останки героев с заводского двора на общегородском братском кладбище. Солнечным майским утром весь город провожал прах героев.

При захоронении комсомольцы в братской могиле обнаружили два пенальчика с пожелтевшими листками. Осторожно развернули и прочли:

«Ивашко Федор Власович, 1911 года. Харьковская область, М. Волчанск, Червоноармейская, 13».

«Сергей Федорович Малафеевский, 1908 года. Вологодская область, с. Нюксенцы, колхоз „Красный пахарь“».

К родным на Вологодчину и на Украину, в военные комиссариаты полетели письма…

Шумят зеленой листвой над братской могилой тридцати героев деревья. Есть среди них стройные березки, посаженные детьми комиссара Малафеевского и командира Ивашко. Пока только два эти легендарных имени золотом высечены на обелиске. Поиск остальных двадцати восьми продолжается.

Пройдет время, и люди назовут всех отважных советских воинов, дерзко проникших в тыл врага и павших там смертью храбрых.

Будет так!

Самолет круто набрал высоту и взял курс на запад, туда, где еще светлела полоска неба, освещенная скрывшимся за горизонтом солнцем. Василий Мирсанов посмотрел на товарищей и подумал: «Что-то нас ждет через два-три часа?» Вспомнились напутственные слова полковника, провожавшего группу на аэродроме: «Район, куда вы летите, плохо разведан, но весьма важный. Оттуда враг подбрасывает резервы к Ленинграду. Ваша задача — мешать ему в этом, взрывать пути, пускать эшелоны под откос. Нелегко вам будет. Но иначе нельзя. Надо действовать».

Мирсанов еще раз оглядел десантников: все сосредоточенны, но спокойны, не нервничают. «Видно, крепкие ребята, повоевали, попривыкли». Повоевал и он, в прошлом шахтер-дальневосточник, видел всякое… Вспомнился первый бой… Фашисты шли густо. Цепь за цепью.

— Осколочным! — услышал Василий команду лейтенанта Орлова.

Выстрел произвел, как бывало на полигоне. Сразу заметил: перед фашистами вздыбился вихрь и в наступавшей цепи образовался разрыв. Ухнуло и соседнее орудие Федора Нелюбина. Фашистские цепи начали ломаться. Вскоре они рассыпались и откатились назад. Потом все повторилось снова. Артподготовка, атака. Позицию батальона перепахали разрывы снарядов, солдаты почернели от дыма и пыли.

Только к вечеру бой утих. Многих недосчитались. Но батальон удержал позицию.

На следующий день после бомбежки и артобстрела враг снова пошел в атаку, но теперь уже с танками. Один из них двигался прямо на орудия. Мирсанов и Филонов словно сговорились, почти разом ударили по машине бронебойными. Танк задымил.

— Горит! — радостно и удивленно крикнул Василий, будто сделал важное открытие: смотрите, мол, они могут гореть!

А Филонов уже посылал один за другим снаряды по второму танку.

В памяти всплывали другие сражения: тяжелая переправа через Ладожское озеро, ожесточенный бой под Тосно, бомбежка, а потом остервенелые атаки гитлеровцев у Павловска.

Контузия, ранение в голову и в плечо надолго уложили Василия на госпитальную койку. Он оказался в глубоком тылу — в Горьком. Потом вызов под Москву и первый вопрос полковника: