После пожара оккупанты предприняли спешные работы по восстановлению производства. Нужно было помешать фашистам. И снова дерзкую диверсию вызвались провести отважные комсомольцы Иванов и Николаев. Обманывая бдительность охраны, они проносили на заводскую территорию толовые шашки. Взрыв был произведен, когда в фундаменте главного корпуса было несколько десятков килограммов тола. Вот тогда и появилась огромная воронка, сохранившаяся до наших дней.

Комбинат при оккупантах так и не стал действовать.

В морозный солнечный день в сотне шагов от воронки гитлеровцы спешно соорудили виселицу. Из станционного сарая жандармы вывели Ворошилова, Николаева и Иванова. Шли они в окровавленных лохмотьях, с обмороженными руками и ногами, поддерживая друг друга.

Подпольщиков, собиравших разведывательную информацию для нашей армии и партизан, выдал подлый предатель. Фашисты не сразу казнили патриотов. О страшных днях, проведенных ими в гестаповском застенке, никто не знал. Но десятки людей видели: герои не дрогнули и в последний миг своей жизни.

Теперь серая тень метнулась слева. Автомат толкнул в плечо, и с сосенок, там, за стволом автомата, хлопьями упал снег. Ответного выстрела не последовало. Основные силы карателей, видно, обосновались под прикрытием обрыва.

Он не знал, сколько времени ушло с того мгновения, когда, увидев цепочку гитлеровцев, бросился к деревьям и упал в снег. Он помнил только одно — первый выстрел с той стороны прозвучал раньше, чем удалось перебежать открытое место, и ему казалось, что изнурительное напряжение тянется не меньше часа…

На стене висит прямоугольник сероватой писчей бумаги. Это список принятых в институт. Пронзительная, необъятная радость. Он, Ленька Богданов, выпускник полновской школы, стал студентом Ленинградского технологического института.

Шумной гурьбой рассаживались они по креслам в блистающем люстрами кинотеатре на Невском проспекте. «Волгу-Волгу» можно смотреть десять раз! Балагур приятель Петька наизусть произносил длинные монологи потешного бюрократа Еропкина. И смеху не было конца. Но что это? Рушатся стены многоэтажных домов… Перекошенное ужасом огромное лицо женщины на экране… И снова в облаках пыли падают многоэтажные дома… Это Мадрид. Первый раз в упор, лицом к лицу, Леонид увидел фашизм.

Потом комсомольский митинг в институте. Нет, не забыть этот лес поднятых вверх крепко сжатых кулаков. «Фа-шизм не прой-дет! Не прой-дет! Но пасаран!»…

У валуна под соснами снова возникло серое пятно. Долгим свистящим эхом отдался выстрел. Автомат поставлен на одиночные…

Сейчас Леонид понимал, как трудно было командиру отряда. Что может быть труднее сказать человеку о гибели отца и матери! Молча стоял он перед Николаем Васильевичем. А тот не произнес слов утешения. Козырев знал, что дружеское участие старшего, скрытое в молчаливом пожатии руки, лучше разговора.

И он, Ленька, почувствовал это.

Поэтому не смог командир отказать в его просьбе, когда через несколько дней стала готовиться к важной операции группа добровольцев. Да эту просьбу и просьбой назвать было нельзя. Подошел тогда Леня к Николаю Васильевичу и твердо произнес:

— Я сделаю это один.

В отряде он числился бойцом подрывной диверсионной группы. Это он готовил мину, когда под откос был пущен фашистский эшелон с боеприпасами. Потом не только в отряде, но и в окрестных деревнях долго еще говорили о большой могиле, что устроили партизаны оккупантам у разъезда Замогилье.

Но Леня видел, что командир колебался. Нетрудно было догадаться, о чем размышлял Николай Васильевич: тогда рядом были товарищи по группе, было огневое прикрытие, мины, наконец, были. Теперь же он собирался действовать в одиночку да еще простыми толовыми шашками.

Хотел было командир все это ему сказать, да не смог себя заставить, когда встретился с ним взглядом. Только головой кивнул: ладно, иди, мол.

Вопросов Леня не задавал: все было ясно. По сведениям, полученным от подпольщиков станции Ямм, стало известно, что вскоре должен пройти поезд к Ленинграду с живой силой врага. Этот поезд надо было уничтожить. Такая возможность бывает нечасто.

Он верно рассчитал — у деревни Ямок под самым носом у гарнизона на станции Ямм вряд ли будет выставлена охрана. А место там для подрывника — лучше не сыщешь. В ста шагах от дороги темный бор стоит. И тут же извилистая речка Желча с густо заросшими ракитой берегами, над ней мост железнодорожный.

Все так и вышло. Охранников не было. Остальное для Лени было делом знакомым. Четко, как на занятиях, засыпал гравием блестящие желтые бруски немецких килограммовых шашек тола. В одну вставил детонатор. Прикинул расстояние до поворота полотна, отмерил бикфордова шнура на полминуты и финкой сделал аккуратный косой срез…

Вечером в отряде стало известно об успешной диверсии. Перед строем товарищей командир объявил ему благодарность и крепко обнял.

…На жестокую огневую схватку с фашистом, засевшим у валуна (прополз все-таки, гад, по кустам!), ушли последние патроны. Автомат стал ненужным. Рука сжимает теперь пистолет. Но тот серый, у валуна, больше не поднимается. Свитер под ватником уже весь пропитан кровью. Кружится голова…

С чего начался сегодняшний день? Как всегда, задание давал сам командир. С задания возвращались группой. Перебрасывались шутками. Было легко и радостно. Но вдруг нарвались на засаду. Выстрелы раздались, когда, казалось, все опасности были позади…

…Они идут. Скрипит под ногами снег. Они согнули спины и направили на него все стволы своих винтовок и автоматов. Они боятся его!

Скрипит снег. Они крадутся к нему… Комсомольцы не сдаются!

Николай Васильевич Козырев, бывший командир Полновского партизанского отряда, седой человек с задумчивым взглядом, рассказывает о последнем бое комсомольца Леонида Богданова. Рассказ прост, как боевое донесение:

Н. В. Козырев с учениками яммской школы.

— В декабре сорок второго года группа партизан нашего отряда под командованием Петра Екимова возвращалась на базу с задания. Фашисты по следам на снегу установили путь наших ребят. В Сороковом бору, вблизи заброшенного хутора Янсон, окружили их. Завязалась перестрелка. Силы были явно неравными. Погиб Хрюкин, Иванов. Карателям казалось — исход боя ясен. Но бойцы наши под плотным огнем противника рассредоточились в ельнике. Леонид Богданов прикрыл отход товарищей.

Но не здесь погиб Леня. Дав уйти товарищам, он все-таки и сам сумел вырваться из огненного кольца. Долго брел лесными тропами. Враги шли по пятам. Они настигли Богданова невдалеке от речки Белка, за которой была твердая партизанская земля.

Леня залег в ложбинке на самой опушке леса. Стрелял редко, — берег патроны. Бил точно — навечно остались зимовать в поле несколько гитлеровцев. Но вот смолкли и пистолетные выстрелы. Каратели ни с места — боялись: вдруг гранатой встретит? Когда же наконец подползли к лежащему Богданову, то увидели: партизан мертв. Последний патрон комсомолец сберег для себя.

Наступила зима 1942 года. Лютует январь трескучими морозами. Сутками метут метели, занося окопы, землянки, амбразуры огневых точек.

Наш передний край обороны проходит недалеко от Старой Руссы — тихого древнего города. Занятый врагом, он словно вымер. Люди прячутся по своим квартирам, не зажигают огней, стараются не попадаться на глаза фашистам. По утрам на заборах они читают приказы: