Татьяна Васильева.

В апреле 1943 года вместе с Марусей Синицыной Таня Васильева разведывала силы карателей в Кудеверском районе Псковщины. За околицей деревни Заходы разведчиц настигли на конях гитлеровцы и полицаи.

— Уходи! — крикнула Марусе Таня и швырнула гранату в конников.

Воспользовавшись замешательством, Синицына бросилась в кусты. Тане преградили путь трое солдат.

— Сдавайся! — крикнул один из них.

Таня молча стояла у дороги. Гитлеровцы приблизились, решив, что девушка струсила. И тогда раздалось:

— Партизаны не сдаются! Смерть фашистам!

Грохнул взрыв…

В первых числах мая 1942 года бывшего железнодорожного служащего Портнова вызвали в комендатуру города Пустошки.

— Немецкое командование мобилизует тебя для работы стрелочником, — передал переводчик приказ помощника коменданта.

Не успел Андрей Семенович осмыслить услышанное, как гитлеровец вновь заговорил. Переводчик перевел:

— Германское командование будет тебе хорошо платить. Ты должен работать добросовестно, выполнять все распоряжения. За отказ — расстрел.

Назавтра Андрей Портнов старательно очищал железнодорожные стрелки на втором посту. За его работой исподтишка наблюдал гитлеровец — дежурный по станции. Остался доволен, оказал, ухмыльнувшись, начальнику:

— Старается. Боится сына сиротой оставить.

А спустя две недели в доме Портновых появился представитель спецгруппы, заброшенной советским командованием к верховью реки Великой. Разговор был коротким.

— Конечно, буду сообщать… Как же иначе… — говорил взволнованно Портнов.

И сообщал — все, что видел, все, что примечал. А видел многое, — станция часто была забита воинскими эшелонами. Позже Андрей Семенович установил связь с разведкой 2-й Калининской партизанской бригады.

Приближалась двадцать шестая годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. Командование фронта готовило штурм железнодорожного узла Новосокольники. Оно призвало партизан парализовать движение на магистралях, по которым фашисты перебрасывали к городу подкрепление.

В конце октября Портнову передали задание подпольного райкома партии — устроить «пробку» на станции.

Андрей Портнов.

В ночь на 1 ноября Андрей Семенович вышел на дежурство. Выдалась она холодной и темной. В такое время гитлеровцы, конвоирующие русских стрелочников, не решались обычно покидать здание вокзала. Так было и в этот раз.

Шел третий час ночи. Портнов сидел в будке второго поста. В голове теснились разные мысли: то вспоминалось детство, то первые встречи с Аней, ставшей потом женой… Резкий телефонный звонок дежурного по станции прервал думы Андрея. От неожиданности он даже вздрогнул.

Со стороны Идрицы друг за другом шли два эшелона. Их и было приказано встретить и принять на первый и третий пути. «Оба идут к фронту», — мелькнуло в голове.

…Непроглядная темень. Портнов немного постоял, пока пригляделись глаза, и медленно побрел в сторону семафора. Мозг работал напряженно! «Да! Да! Именно сейчас. Лучшего случая не подберешь…»

Поезд приближался. Андрей Семенович выхватил из кармана фонарик и дал сигнал остановки. Мимо него медленно ползли черные силуэты вагонов, укрытые брезентом платформы. Вот наконец и хвостовой вагон. Сигнальных огней на нем нет.

— Отлично, — невольно сорвалось с губ Портнова.

Ухо опытного движенца уловило еле доносившийся шум второго поезда. В висках тяжело стучало от прилившей в голову крови, но мысль работала четко, ясно… Из-за поворота показался паровоз. Портнов сразу же подал фонариком сигнал: путь свободен. Эшелон, не снижая скорости, помчался вперед. А когда машинист заметил стоявший на пути первый поезд, было уже поздно.

Удар! Брызги огня и пара поднялись в воздух. Скрежеща и ломаясь, как спичечные коробки, полезли друг на дружку вагоны. Начали рваться снаряды, сброшенные с платформ… На станции и в городе поднялась невообразимая паника.

4 ноября Андрея Семеновича арестовали. Двое суток продолжался допрос: избивали до полусмерти, обливали водой, приводили в чувство и опять били. Ничего не узнали палачи из ГФП. 6 ноября 1943 года они вывезли полуживого Портнова в лес, в сторону села Алоль, и там расстреляли.

Поле. Оно раскинулось в нескольких километрах от древнего города Порхова. Русское поле… Но не голубеют здесь в летнюю пору льны, не колышет ветер рожь густую. Это место скорби и мужества. Тут в темную ночь фашистской оккупации эсэсовцы расстреливали советских людей.

Большинство из них неизвестны.

«Армейский воспитательный лагерь» — под таким названием значилось это страшное место в документах оккупационных властей. «Хозяйством одноглазого дьявола» окрестили его сами гитлеровцы — по прозвищу коменданта лагеря унтерштурмфюрера Гембека…

В один из послевоенных январских дней посетил я впервые Заполянье. Мы шли, по пояс проваливаясь в снежные сугробы. В поле, на бугорке у кустарника, что-то алело. Подойдя ближе, я увидел букетик роз. Цветы были еще пунцовыми — точно капли крови.

Оголенные ветви кустов слегка позванивали на ветру. Над снежной равниной клубилась поземка. Было жутковато и тревожно — казалось, земля здесь все еще дымится и стонет.

— Тут всегда цветы: и в метель, и в осеннюю непогоду, — тихо сказал мой спутник, один из заполянских старожилов. — И люди здесь часто бывают. С каких только краев не приезжают…

— Бременский мясник знает свое ремесло, — похвалялся в кругу собутыльников сподручный Гембека хозяйственный комендант Заполянского лагеря смерти Мартин Вилли.

Да! В этом отказать им было нельзя — упыри в военных мундирах, оккупировавшие советские земли, превосходно знали палаческое ремесло. Сколько было расстреляно наших соотечественников для устрашения? Не сосчитать! Сколько казнено только но одному подозрению? Не упомнить!

В канун светлого праздника советского народа, 6 ноября 1941 года, в Порхове было развешано объявление городского головы Лайминга. Фашистский ставленник сообщал:

За месяц до казни Юре исполнилось 16 лет. Подросток — угроза устоям третьего рейха, ведь надо такое придумать!

В «хозяйстве одноглазого дьявола» за десять месяцев 1943 года погибло более трех тысяч человек. Очевидцы фашистских злодеяний свидетельствуют: